В целом письмо представляло собой коктейль из старомодных формальностей вперемешку с очевидной растерянностью и глубоким беспокойством. Все это вкупе рождало стойкое впечатление, что автор чего-то сильно боится. Завершалось послание официальным приглашением нанести отправителю визит с подробными инструкциями, как добраться до озерного коттеджа, на тот случай, если Алан решит приехать на машине, и обещанием встретить на станции, если тот выберет поезд. Подо всем этим красовалась цветистая подпись – «Б. С. Флетчер».

В обычных обстоятельствах подобная эпистола пробудила бы в Алане крайне мало энтузиазма. Будучи журналистом и участником (хотя отнюдь и не главным) ряда необычных происшествий, обычно ускользающих от внимания большинства публики, он давно уже привык получать всякого рода послания от образованных чудаков – равно как и не обращать на большинство из них никакого внимания. Однако это письмо выбивалось из общего потока – несомненной искренностью автора и неоспоримой здравостью его рассудка. Мглистое озеро и Брамвелл, говорите… У Алана в той округе жило несколько родственников, которых он даже время от времени навещал, да и кое с кем из местных жителей он водил знакомство, хотя и шапочное. Если уж на то пошло, размышлял он, разве не проскакивало в последнее время в газетах название городка? Вроде бы убийство, да не простое, а с какими-то более чем любопытными деталями?

Следующие несколько минут Алан рылся в старых выпусках «Аркхэм дэйли ньюс», пока не нашел, наконец, тот самый материал. Медленно и куда внимательнее, чем неделю назад, он перечел статью. В ней говорилось о смерти некоего Мосса Кента, фермера, обитавшего на Сомерсвилльской дороге, в полумиле к востоку от Мглистого озера. Кент был старый холостяк, и его натурально не хватились, пока один из соседей случайно не нашел его валяющимся на дворе прямо перед некрашеной деревянной хижиной.

Этим дело не исчерпывалось, но никакой другой важной с практической точки зрения информации в статье не содержалось – за исключением упоминания, что власти все еще продолжают расследование кое-каких обстоятельств неестественного свойства. Странная статейка, подумал Алан, – и не из-за того, о чем в ней говорится, а, наоборот, из-за того, о чем нет. Весьма дразняще выглядит. Он немного пораздумывал, стоит ли тратить день, а то и два на выяснение обстоятельств, и, в конце концов, решил, что не стоит. Последним аргументом послужил тот факт, что Флетчер решительно отказался раскрывать в письме природу своих затруднений, и Алан был этим слегка уязвлен – звать зовут, а зачем – не говорят. Он набросал краткий ответ: да, ему интересно, но он ужасно занят; не желает ли Флетчер в свою очередь приехать в Аркхэм, чтобы обсудить дело, или, по крайней мере, написать о деталях подробнее.

Второе письмо прибыло пять дней спустя. Флетчер, в частности, писал:

…Никоим образом не могу вас винить за отказ приехать в Брамвелл, не обладая полной и исчерпывающей информацией. Увы, у меня не так уж много фактов. Я писал вам в надежде, что, приняв мое приглашение, вы сами увидите и, возможно, поймете и сумеете объяснить эти чрезвычайно неестественные явления…

Сейчас, когда я пишу эти строки, Туманы снова поднимаются из болота позади моего коттеджа. Каждый вечер, между сумерками и наступлением темноты, меня преследует одно и то же зрелище; я наблюдаю его, сидя у окна библиотеки, и приятностью оно не отличается. С каждым разом оно все больше похоже на неуклонное, целенаправленное наступление армии. Первым идет авангард – одинокие разведчики, спиралями вьющиеся вверх из близлежащей сырой трясины; они прощупывают путь для плотных, сумрачных фаланг, следующих за ними по пятам. Полки наступают быстро. Вскоре подтягивается арьергард, и мой маленький коттедж, притулившийся на всхолмье между озером и болотом, оказывается в кольце холодной, извивающейся сырости, скрывающей слабые огонечки Брамвелла за пустошью с эффективностью каменной стены. Мистер Хасрад, этот туман разумен! О, я хорошо представляю, как это звучит, но я не сошел с ума; я точно знаю, что это не галлюцинации. Стоит ли удивляться, что мне так не хотелось всего этого писать, что мое первое послание намеренно было выдержано в столь неопределенном ключе? Я хотел, чтобы вы все увидели сами – эти волны лениво колышущихся испарений, медленно сплетающиеся и скручивающиеся в ледяные, неестественно самостоятельные извивы, окружающие мое жилище живой стеной страха. О, тогда вы бы сами все поняли, тогда бы вы убедились. Услыхав безветренной ночью, как доски коттеджа трещат и подаются под устрашающим внешним давлением – тогда бы вы узнали! И если бы вы просиживали долгие ночные часы до рассвета, наблюдая их мрачное отступление под анемичными лучами бледного, водянистого солнца…

Эти туманы именно таковы, как я вам описываю, мистер Хасрад, и даже еще более. Это зло, и оно угрожает человеческому роду опасностями, равных которым мы и не знали на всем пути нашей эволюции! Уже три недели как окрестные фермеры находят свою скотину умерщвленной, причем самым необычным образом, который я приписываю туманам, а две недели назад они забрали жизнь одного местного старика. Я почти уверен, что во всем виноваты они, хотя вряд ли сумел бы доказать свою позицию в суде. Суть этих нападений я предпочел бы не раскрывать на бумаге, дабы вы не сочли меня умеренно интересным клиническим случаем и не предложили обратиться к психиатру. Приезжайте ко мне, на Мглистое озеро, и я ознакомлю вас со всеми подробностями.

Это письмо было подписано Байярдом С. Флетчером.

Взгляд Алана тут же перескочил на ближайшие книжные полки, побегал по ним и остановился на высоком томе, переплетенном в алую кожу с золотыми буквами на корешке:

Письмо и книга более чем вероятно вышли из-под одного пера – известного палеонтолога, автора ряда узкоспециализированных работ, из коих «Прежде каменного века» была самой свежей, исчерпывающей и считалась коллегами по профессии редкостным для наших дней вкладом в прогресс их научной отрасли.

Всякие сомнения во вменяемости отправителя растворились, как щепоть соли в стакане воды. Если это и вправду тот самый Байярд Флетчер, на Мглистом озере и вправду должно твориться что-то странное.

Флетчер, по слухам, был мужчина в годах – лет шестидесяти семи или восьми, иными словами, почти что в расцвете умственных способностей. Алан припоминал, что он совсем недавно отказался от кураторского поста в Мискатонском университете, дабы уделять больше времени частным исследованиям и написанию ученых работ. Среди коллег он слыл человеком тихим, необщительным, а в последнее время и вовсе пропал из виду. О его местонахождении знали разве что издатели, немногие близкие друзья да музейная администрация.

Разумные туманы, говорите? Живые, способные на осознанные действия? Смутные подозрения зашевелились в голове у Алана, пробужденные воспоминанием о неких леденящих кровь пассажах из «Некрономикона»… но нет, промелькнувшая было мысль показалась ему недостойной внимания – да ну, такого просто не бывает. Приди она кому-нибудь другому, кроме сдержанного, уравновешенного старого ученого, идея разумного тумана выглядела бы слишком претенциозной, чтобы о ней вообще разговаривать. Но даже и так Алан ни на мгновение не поверил, что нарисованная Флетчером красочная картина вполне соответствовала истине. Гений старого палеонтолога заслуживал уважения; наверняка он наткнулся на нечто решительно аномальное и не вписывающееся ни в какие обыденные рамки. А учитывая одинокую, отрезанную от мира жизнь, оно настолько захватило его разум и подстегнуло воображение, что он, не таясь, признал, в каком бедственном положении оказался. Да, Флетчер нуждался в помощи, и если Алан в состоянии его порадовать и приободрить, а там, глядишь, и найти простое, очевидное объяснение загадочным событиям, которое в состоянии аффекта так легко проглядеть, самое малое, что он может сделать – это поспешить на зов.