Доктор Эриксон был владельцем обширной коллекции редкой и оккультной литературы. Пробелы на полках в той комнате, где были обнаружены тела, побудили некоторых друзей покойного предположить в качестве основного мотива преступления ограбление, однако сам факт убийства так и не был установлен, так как причина смерти остается неясной – как, собственно, и орудие нападения. Была выдвинута версия кислоты, но Мартин отвергает такое, заявляя, что головы жертв выглядят так, словно их разъело изнутри – что само по себе абсурдно. Кстати, Мартин признает, что пропустил накануне вечером несколько стаканчиков.

Читая статью, Джек Дэвис бледнел на глазах, а, дочитав, вскочил с прямо-таки пепельно-бледным лицом, почти в цвет неухоженной бороды – правда тут же зашатался и схватился за торшер, чтобы устоять на ногах.

– Бог мой, мистер Корелли… это совсем как с тем, другим… Значит, есть на свете вещи несказанные, ужасы, которых не в силах вынести человеческий разум, нельзя слушать людскому уху… это безумие, чистое безумие! Если бы я своими глазами не видел, как тот человек… Боже, Корелли, да как вы можете быть так спокойны? Я не хочу больше иметь к этому никакого отношения!

Глаза у него даже немного вылезли из орбит, пока он кричал все это плотному господину за столом из золота и оникса, мирно пускавшему колечки из дыма.

– Джек, помилуй! Слишком буйное воображение, как я тебе и говорил. Ты же не забыл про свою дочь, правда? Синтия Дэвис – такая славная девочка, милая, невинная птичка… Мы же не хотим чтобы что-то подобное случилось с крошкой Синди, правда же, Джек, дорогой? Сядь, мальчик, сядь и успокойся.

Дэвис еще какое-то время постоял, а потом рухнул в кресло, словно все силы вдруг оставили его. Он выглядел совершенно сломленным, на лице проступила покорность.

– Эта… эта… вещь уже вернулась? – выдавил он ломким голосом.

– Конечно, она всегда возвращается! – рассмеялся Корелли и открыл ящик в столе. – Вот она, дружок, гляди!

Своими толстыми, унизанными перстнями пальцами он вытащил большую черную шкатулку с затейливым орнаментом на крышке.

– Как и сказал старый китаёз – смотри!

Джек Дэвис скорчился от ужаса, когда его босс вытащил из черного ящика так хорошо ему знакомый ящичек поменьше – проклятую игрушку Пандоры, созданную Томероном Гнилым. Все ее восковые печати были на месте!

– Не бойся, Джек – возьми, подержи!

– Прошу вас, мистер Корелли… я боюсь, черт вас возьми, мне страшно, неужели в вас, к дьяволу, ничего человеческого не осталось? Неужели вам от нее не страшно? Такого просто не должно существовать! Умоляю, мистер Корелли, может, кто-нибудь другой…

– Довольно! Баста! – Корелли грохнул рукой по столешнице. – Не будь идиотом, Дэвис! Для нас обоих это было фантастически прибыльное предприятие – и ты знаешь, никого другого я использовать не могу. У тебя связи и репутация торговца всякими странными книгами. Никто больше не сможет. Давай, бери уже эту чертову игрушку, она тебя не укусит. Я знаю, ты по-арабски не разумеешь, так что бояться тебе нечего, даже если у тебя от любопытства совсем сорвет крышу. Да и не думаю, что ты когда-нибудь по доброй воле полезешь в меньшую шкатулку. Ты ведь, скорее, собственный гроб откроешь, а? Бери уже, и тогда я, наверное, не стану лично навещать твою крошку-Синди – пока, во всяком случае, нет.

Тут он подмигнул и выдал игривую улыбку.

Едва держась на ногах, Джек Дэвис с видимым отвращением принял странную шкатулку с восковыми печатями и тут же, не медля, принялся заворачивать ее в валявшуюся на столе газету, словно старался не касаться лишний раз руками этого орудия смерти и безумия…

Корелли громко захихикал.

– Мой милый Джек, старик, можно подумать, я змею тебе в руки дал! Уверен, ты со всем справишься, так ведь? Ах, эти охотники за странными книжками – у них бывает действительно превосходный товар! Качество вот этого, последнего – просто первый сорт, выше всяких похвал! Бедные психи на что угодно пойдут, лишь бы раздобыть вожделенную книгу! Ну, каждому свое, да, Джек? Дай мне хорошую пачку «зеленых», и я тебе принесу на блюдечке весь мир… А вот ты, Джек – у тебя есть фетиш?

Дэвис не ответил, устремив пустой взгляд перед собой.

– Боже ты мой, да тебя как пыльным мешком по голове ударили! Подумай лучше о хорошем: твоя комиссия по последнему делу – десять процентов, как обычно, а я положу тебе на счет еще тысчонку – в знак уважения. Кста-а-ти, ты скоро услышишь про одного богатого оккультиста, чудака, известного по имени «Олень» Давида, – так он сам не свой до всяких дурацких книжек. Он как раз давеча узнал – чисто случайно, разумеется… – Тут Корелли снова подмигнул своему молчаливому собеседнику и одарил его радушной улыбкой, – что где-то в этой стране существует копия баснословной и легендарной «Некротической книги» Томерона… Я уже говорил, что он спит и видит, как бы добавить ее к своей коллекции? Он уже где-то слышал твое имя; поговаривают, у тебя может иметься информация – если не сама эта ужасная книга, которой, конечно, никто в глаза не видел…

Корелли снова счастливо расхохотался.

– Стоимость уже удвоена, а то! Ты же знаешь, как эти редкие тома растут в цене, особенно те, что уже больше не издаются, но остаются востребованы… но мне же не нужно тебе все это объяснять, да, Джек? Я так понимаю, у этого парня, Давида, есть кое-какие связи на Востоке, а значит, и доступ к самому лучшему товару в количестве – приятнейшая выйдет сделка, ты так не считаешь? А ведь будут и другие – у нас с тобой настоящая золотая жила, мальчик мой! Кто бы мог подумать, что книги – это так весело! Вряд ли я хоть одну прочел с тех пор, как моя милая покойная матушка забросила мое религиозное образование! Так что ciao, amico,[60] будем на связи, да?

– Прости меня, Синди… – прошептал в ответ Джек Дэвис.

Он медленно распрямился. Газетные листы посыпались к его ногам.

– А вот я, мистер Корелли, читал. Много читал и многое узнал, и даже кое-какой лгхат-уль’арабьях, чертов ты ублюдок, ибн-шармтах…

Улыбка с лица Корелли куда-то испарилась.

– Эй, Джек, ты что, спятил? Армандо! Артуро! Где вас…

Но было уже поздно. Джек Дэвис открыл шкатулку, вытащил книгу и принялся читать глубоким, гулким голосом…

На аукционе разгорелась настоящая свара за кое-какое имущество, от которого решила избавиться недавно овдовевшая синьора Мария Корелли. Особенно отличился некий Оленус Давид, сумевший заполучить одну забавную восточную шкатулку. Глядя, как аукционист передает ее новому счастливому владельцу, Мария Корелли испытала странное облегчение, хотя в чем его причина, объяснить бы вряд ли смогла.

Свой ночной автобус до Браттлборо я поймал в тихом безымянном городке в северном Вермонте – на одной из тех дряхлых остановок, которые виртуозно усиливают и без того владеющее тобой чувство смутной подавленности: неразговорчивые кассирши с оловянными глазами; выцветшие шеренги захватанных журналов и бульварного свойства газет в безжалостном свете голых лампочек; грязные полы; слабый, но вездесущий запах пота и мочи. Воздух был спертый и сырой. Я стоял со своей сумкой среди какого-то тусклого люда и, вздыхая, пялился на примерзшие к циферблату стрелки часов на стене над кассой – и с заметным облегчением увидал автобус, наконец, вынырнувший из темноты и затормозивший перед зданием станции. Я встал в очередь, протянул шоферу билет и влез в салон, где уже сидело несколько пассажиров. Впрочем, мне досталось целое двойное сиденье ближе к хвосту, по правой стороне – рядом со мной так никто и не сел. Я откинулся на мягкую спинку: счастливой способностью спать в автобусах я никогда не обладал, но хоть на какой-то отдых за четыре часа ночного шоссе и бесконечных остановок на таких же вот бесцветных непрошеных станциях надеяться, наверное, можно.