Какие бывают странники Он к нам пришел из дальних стран, Усталый, сумрачный и строгий — В его бровях лежал туман И пыль ветров с большой дороги. Он был когда-то общий друг, Но мы его с трудом узнали, Он к нам вошел, в наш тесный круг, Чужим от странствий и печали. Он был не стар еще, но век Его уже был на исходе. Он попросился на ночлег При всем собравшемся народе. Его спросил один из нас, Когда улегся шум приветствий: «Ты был, наверно, много раз На перепутьи многих бедствий… Скажи, когда беспечный смех В жилища наши постучится, Когда наступит мир для всех, Уставших верить и молиться?» Он промолчал. И, как мудрец, Изрек ответ правдиво-жесткий: «Когда вернется наконец Последний странник в дом отцовский…» Он нам поведал все свои Молитвы, горести и встречи, И были странны, точно сны, Его отрывистые речи. Мы разошлись, когда вдали Погас прощальный луч заката. Мы думали, что мы нашли Опять потерянного брата. Но утром, лишь умыв лицо И посидев со всей семьею, Он снова вышел на крыльцо С пустой котомкой за спиною. Один из нас сказал ему: «Чудак! Ведь здесь так все знакомо. Так мило сердцу твоему, Куда теперь, ведь ты же дома?» Но он, взглянув на темный лес И в даль, размытую дождями, Сказал: «Прощайте…» И исчез, Как будто вовсе не был с нами. И мы, смущенною толпой, Вернулись всяк к своим заботам: Ходить за бедною землей И обливаться тяжким потом. Поить скотов, колоть дрова, Следить за ростом своих малых, Считать их именем года И ждать бездомных и усталых… И кто бы что бы ни сказал Потом о страннике суровом — Никто его не поминал Пустым и старым, глупым словом. Возвращение ветра
Дуй, ветер, дуй. Пой, ветер, пой. Ты улетал куда-то многократно, Но возвращался каждый раз обратно И примирялся с собственной судьбой. И я живу, томясь в своих кругах — Они мне так мучительны и тесны, Я рвусь туда, где дали неизвестны, Но возвращаюсь, сломленный, в слезах. И солнце, озаряющее землю, Смеется над суетностью моей — Когда, усталый от своих страстей, Я песне брата по оружью внемлю. Преступный зов молчит в моей груди. Дуй, ветер, дуй. Пой, ветер, — Ты не один на этом белом свете Не знающий, что будет впереди… Прекрасный мир колышется в кругах, И бесконечно это колыханье, И безупречно это основанье, Потерянное в сумрачных веках. Битва Опять трубит победный рог Свой зов воинственно суровый, Сзывая запад и восток Сразиться грозно в битве новой… Опять прольется, как вода, Живая кровь рекою алой, И запылают города Во мраке ночи одичалой… С кем будет истина тогда, Чье будет право новой жизни, Найдет ли хищная орда Обратный путь к своей отчизне? Я не мечтатель и пророк, Но я предчувствую развязку — С кого-то снова мудрый рок Сорвет ликующую маску. И чьи-то громкие дела Слетят в бездонную пучину, Где вечный страж добра и зла Замкнет их черную судьбину… Так пусть же близится исход — Но в этой битве вечно правой Пусть победит лишь мой народ Великий, вещий, величавый. 1938 Вечер войны Играл оркестр бессмысленно и пусто, Шумели все в припадке болтовни И двигались напористо и густо Туда, где жгли бенгальские огни. Смертельный праздник был велик и жуток. А поезда во все концы путей, Дрожа от свиста, слез, вина и шуток, Уже везли вчерашний сад детей. Здесь никому не страшен гул орудий, Но смерть глядит из каждой пары глаз… Как стар весь мир, как скучны эти люди И весь их пыл воинственных проказ! Сегодня вечер душен и вульгарен — Напрасно жгли бенгальские огни. Сегодня мир так горестно бездарен От этой музыки, от этой болтовни… 1942
Боль и гнев Бессильно слово и беззвучен стих Перед лицом всемирного страданья, Когда не слышно голоса живых, Когда от мертвых нет воспоминанья… Когда горят в кощунственном огне Жилища, освещенные веками, — Тогда нельзя не плакать в тишине Горячими и жутки слезами. Но после слез рождается в груди Такое чувство, гордое и злое, Что даже тот, кто вечно позади, Мгновенно превращается в героя. Такой восторг от гневного вина, Что даже мысль становится туманной, Такая боль, что даже смерть сама Становится любимой и желанной… |
