— У тебя ведь кто-то есть...
— Ну и что? — усмехнулась она. — Ты же мой давний друг? Я жду тебя...
Но Оскар не пришёл.
«Дурень же я, она-то ждала меня», — подумал он сейчас.
В комнату вошла Даша.
— Машуня, ты что папку нашего разбудила? — Она развела руками.
— Я ущипнула его за носик, и он открыл глазки! — засмеялась девочка.
— Садись ешь кашку, и ты, Оскар, тоже завтракай.
Он сказал, что сходит в редакцию, возьмёт у шефа разрешение отлучиться на день, они пойдут в загс и распишутся.
— Ты не раздумала взять меня в мужья?
— Что ты такое говоришь? — Даша прижалась к нему. — Да я с тобой хоть на край света...
Василевский вызвал военного комиссара Оперативного управления Генштаба генерала Рыжкова и велел ему взять с собой ещё двоих работников.
— Поедем в штаб Калининского фронта, — сказал Александр Михайлович. — Знаете, где он находится? В деревне Большое Кушало, что неподалёку от города Калинина.
— Вы, наверное, там бывали, а я нет, — признался генерал.
— В этой деревне, Пётр Аркадьевич, я служил с тысяча девятьсот тридцать пятого года, когда был командиром 142-го стрелкового полка. — Василевский посмотрел на часы. — Да, времени у нас в обрез, так что через пять—десять минут всем в мою машину, она у подъезда. Иметь при себе автоматы и пистолеты.
Добрались в штаб фронта быстро, хотя дважды машина буксовала в снежных сугробах, пришлось толкать её, пока не выбрались на твёрдый грунт. В штабе фронта Василевского встретил генерал Конев. Был он в полевой форме — не сразу разглядишь в нём командующего фронтом.
— Рад гостям! — весело произнёс он, здороваясь. — Да чего же, ребятки, мне не позвонили? Я даже чаю не успел попить...
«Ну и генерал, никакого уважения к старшим! — сердито подумал Рыжков. — Неужели Александр Михайлович проглотит эту пилюлю?»
— Товарищ Конев, прошу не забываться! — сурово изрёк Василевский. — К вам прибыл не сват и не кум, а временно исполняющий обязанности начальника Генштаба! И прибыл к вам по личному распоряжению Верховного Главнокомандующего!
Конев покраснел, принял стойку «смирно», вытянув руки по швам:
— Прошу меня извинить, товарищ генерал-лейтенант. Я слушаю вас!
— Вот так-то будет лучше и по-военному. — Василевский вынул из портфеля документы. — Я привёз вам директиву Ставки по переходу в контрнаступление. — Он отдал ему пакет. — Товарищ Сталин поручил мне объяснить вам суть требований директивы. Давайте вашу рабочую карту, и мы кое-что обсудим. Калининскому фронту Ставка предписала наступать утром пятого декабря. Так что у вас в резерве целых восемь часов!..
— Негусто, однако, — пробурчал Конев, о чём-то задумавшись.
Обсуждение прошло без каких-либо споров, и Василевский был доволен, что командующий фронтом больше ничего лишнего себе не позволил, был сдержан в эмоциях. Он заявил, что директиву выполнит. Потом достал из стола бутылку армянского коньяка и предложил выпить за успех предстоящей операции.
— Я очень вас прошу, товарищ генерал-лейтенант, разделить со мной трудности будущего сражения, — сказал, волнуясь, Конев. Его карие глаза заблестели, он подтянулся, стал молодцевато-энергичным. — Завтра утром мы начнём бой, а пуля, как вам известно, чинов не разбирает, и всякое может случиться...
— Что за намёк, Иван Степанович? — упрекнул его Василевский. — Свою голову пуле-дуре не подставляйте! Ну, а за успех предстоящей операции выпить готов! — подмигнул он Коневу и пригласил генерала Рыжкова к столу.
Выпили по рюмке, закусили трофейным немецким шоколадом.
Наблюдая за Коневым, Василевский подумал, что он такой же настырный, как Жуков: если что не по нему, никого не пощадит.
— Постараюсь крепко ударить по фрицам! — заверил Конев Василевского, когда тот уезжал.
Василевский вернулся домой под вечер. Он быстро принял горячий душ, переоделся и сразу в Кремль, в кабинет Сталина. Здесь уже были Молотов, Маленков, Микоян, другие члены Политбюро. Сталин подошёл к Василевскому.
— Какое настроение у товарища Конева? — спросил он.
— По-моему, боевое, — улыбнулся Александр Михайлович. — Завтра утром начинает контрнаступление, сказал, что директиву Ставки выполнит.
— Резервов не просил?
— Нет.
— Это уже хорошо... А что это у вас на мундире один лишь орден Красной Звезды и медаль «XX лет РККА»? Почему не надели остальные ордена и медали?
— У меня их нет...
— Вот как? — удивился Сталин. — А за что вас наградили орденом Красной Звезды?
— За добросовестную работу в Генштабе во время войны с Финляндией.
— Да, негусто у вас с наградами, — покачал головой вождь и пригласил всех следовать за ним в зал приёма...
Поздно ночью уставший и слегка охмелевший (Сталин провозгласил несколько тостов в честь польских гостей, и Василевскому тоже пришлось выпить), он вернулся домой. В почтовом ящике обнаружил два письма, и на обоих Катин адрес: Челябинская область, г. Чебаркуль, дом отдыха «Дружба», комната 3.
«Наконец-то дала о себе знать», — обрадовался Александр Михайлович. Он вошёл в комнату, завесил одеялом окно и зажёг лампу: в столице соблюдалась светомаскировка, и если военные патрули видели в доме свет, стреляли по окнам. Усевшись на диван, он раскрыл первое письмо и стал читать.
«Саша, милый!
Если ты думаешь, что мне здесь с Игорьком хорошо, то ошибаешься. Страшно по тебе скучаем. А вчера мне приснился странный сон. Будто мы с тобой в подмосковном лесу собираем грибы. Ты в белой рубашке, я в твоём любимом голубом платье. У большого куста крапивы я увидела белый гриб. Протянула руку, чтобы сорвать его, и тут меня укусила... змея! Я вскрикнула от боли. И тут я проснулась... Была вся в поту, во рту горчило, словно глотнула перца, появилась тошнота...
До утра я так и не уснула. Всё гадала, к чему бы этот сон? Я так молила Бога, чтобы у тебя там всё было хорошо! Ты, видно, часто бываешь на фронте, так что побереги себя, пожалуйста.
Все мы, кто эвакуировался из Москвы, очень переживаем за столицу. Неужели немцам удастся захватить её? Нет, такого быть не должно!
Игорёк чувствует себя хорошо. Часто спрашивает, где его папка и скоро ли он приедет домой. Знаешь, Саша, он очень похож на тебя. И нос, и глаза, и рот, и открытый лоб... Я так счастлива, что у нас растёт сын! А ты, ты счастлив? Кажется, здесь, вдали от дома, я остро почувствовала, как сильно тебя люблю! И боюсь тебя потерять. Сейчас идёт война, и не знаешь, где тебя может смертельно ужалить пуля или осколок.
Как поживает твой друг Георгий Жуков? Если увидишь его, передай от меня привет. Что-то в нём есть подкупающее, и я рада, что у тебя надёжный товарищ...
Как будто проснулся Игорёк, что-то мурлычет. Пиши, Саша, часто пиши нам. Мой адрес — на конверте. Целую. Твоя Катюша.
Р. S. Сашок, у меня родилась такая мысль. Что, если я оставлю Игоря у сестры, а сама приеду к тебе в Москву, хотя бы на три-пять дней? Жду твоего решения».
А что она пишет в другом письме? Он надорвал конверт.
«Саша, дорогой мой! — читал он, ощущая в душе трепет. — Весь день я была в слезах, и только под утро мне стало легче. А знаешь отчего? В садике я качала Игорька на качелях, было ветрено, холодно, сыпала ледяная крупа, и он сильно простыл. Под вечер у него поднялась температура, начался жар. Сестра вызвала участкового врача, он живёт тут рядом. Врач — старушка лет шестидесяти пяти (молодые врачи все ушли на фронт) — осмотрела его. И что ты думаешь? Воспаление лёгких! Всю неделю я не отходила от кроватки Игорька. Он глотал таблетки и пил горячее молоко с мёдом и сливочным маслом. Сейчас ему легче. Так что от переживаний я едва не поседела.
Часто думаю о тебе, Сашок, и мысли очень невесёлые. В предыдущем письме я говорила тебе, что могу приехать. Теперь я не решусь оставить Игорька кому-либо, даже сестре. За ним нужен глаз да глаз.
