— Александр, я всё сделал так, как мы с тобой обсуждали, — сказал Василевскому по телефону Жуков. — К плану я приложил записку и план-карту. Рядом с моей подписью стоят подписи члена Военного совета Булганина и начальника штаба фронта генерала Соколовского. Это тоже покажи Верховному. Жду, Александр, и очень надеюсь на твою поддержку. Я слышал, что из эвакуации вернулся Генштаб, передай привет Борису Михайловичу Шапошникову.

   — Он уже третий день болеет, видно, отозвалась дальняя дорога, — сообщил Василевский. — Всё, о чём ты просишь, я сделаю.

Прежде чем идти на доклад к Верховному, он сам ознакомился с планом контрнаступления. Западный фронт наносил удары но флангам врага, чтобы не дать ему возможности окружить наши войска и бить их по частям, как это произошло при первом наступлении немцев на столицу. Поэтому, когда Василевский принёс план Жукова Верховному на утверждение, он именно на это обратил его внимание. Сталин не возразил, однако спросил:

   — Кто и как намерен поддержать действия Западного фронта?

   — Соседние армии, товарищ Сталин. — Василевский подошёл к карте. — Вот эти армии... Калининский фронт нанесёт удар войсками 31-й армии южнее города Калинина, в сторону Старицы, Юго-Западный фронт — войсками 3-й и 15-й армий на участке Ефремов — Волово в обход города Елец, в сторону Верховья. Полагаю, — продолжал Александр Михайлович, — план Военного совета Западного фронта можно утвердить.

   — Если Генштаб так считает, почему я должен возражать?! — улыбнулся Сталин и, взяв ручку, подписал план. — А это что у нас? — спросил он, увидев в руках Василевского какие-то бумаги.

Василевский сказал, что он подготовил проект директивы командующему Калининским фронтом генералу Коневу. Он не стал скрывать от Верховного, что генерал Конев порой распыляет свои силы, делает упор на частные атаки, но они малоэффективны.

   — Посудите сами, Иосиф Виссарионович, — с горечью произнёс Василевский, — двадцать седьмого—двадцать девятого ноября войска Конева провели атаки на разных направлениях, но они ничего не дали, войска понесли лишь ненужные потери. Я говорил об этом Коневу, но что-то он не перестраивается. Поэтому я подготовил проект директивы.

   — Что Генштаб предлагает генералу Коневу? — поинтересовался Верховный.

   — Коневу предписывается сосредоточить ударную группировку и в течение двух-трёх дней нанести удар южнее Калинина на Тургиново, чтобы содействовать уничтожению клинской группировки немцев войсками 1-й ударной армии генерала Кузнецова. У Конева есть для этой цели пять наиболее боеспособных дивизий.

Сталин прочёл директиву и подписал её.

   — Вы тоже поставьте свою подпись, — сказал он Василевскому. — И вот ещё что: разъясните Коневу суть директивы, подскажите ему, как действовать, чтобы оказать Западному фронту реальную помощь. И построже с ним! Приказы отдавайте от имени Ставки!..

Утром 1 декабря Василевский вызвал на связь генерала Конева и сообщил ему о директиве. Конев, однако, ничуть не смущаясь, заявил, что хотел бы провести операцию по освобождению города Калинина, а Жуков управится и без его поддержки. Василевский повысил голос:

   — Товарищ командующий, вы преследуете локальные интересы, но Ставка согласиться с этим не может! Сейчас все силы брошены на то, чтобы остановить наступление врага на Москву, измотать его войска в боях, а потом и самим нанести по нему контрудар. А вы печётесь только о себе. Командующий Юго-Западным фронтом Тимошенко повыше вас чином, но руку помощи Жукову протянул.

   — Помочь и я не против, но у меня войск и вооружения — кот наплакал, — огрызнулся Конев, но голос его прозвучал не так твёрдо, как прежде.

   — Генштаб перебросит вам ещё 262-ю стрелковую дивизию с Северо-Западного фронта, в ней девять тысяч хорошо вооружённых бойцов. Сегодня дивизия начала погрузку в эшелон.

   — Ваши требования ясны, — глухо отозвался Конев. — Нанесу удар по Тургиново, прорву оборону противника и выйду ему в тыл...

О своём разговоре с Коневым Василевский доложил Сталину. Тот усмехнулся в усы.

   — С характером генерал! — Он о чём-то задумался. — Перед началом сражения в ночь на пятое декабря отправляйтесь в штаб Калининского фронта и вручите генералу Коневу директиву ни переход в контрнаступление. Пусть попробует ослушаться, — сурово подчеркнул Верховный, — будет отвечать по всей строгости, и Жуков ему в этот раз не поможет. Только сразу же возвращайтесь. У меня вечером приём председателя Совета Министров Польской Народной Республики генерала Сикорского. Быть и вам на приёме в парадной форме. Да, — спохватился Сталин, — как там Борис Михайлович, он всё ещё болеет?

   — К сожалению, да.

   — Тогда продолжайте временно исполнять обязанности начальника Генштаба.

Вскоре после похорон жены Кальвин решил проведать Дашу. Юлия Марковна открыла ему дверь.

   — Боже, кого я вижу! — всплеснула она руками. — Вы так давно у нас не бывали...

   — Даша дома? — прервал её Оскар и, когда услышал, что она пошла с ребёнком к доктору, спросил: — Что с Машей?

   — У неё болит горлышко. Бедняжка всю ночь не спала. Даша намаялась с ней. Хотите чайку? — предложила соседка. — Пока будем чаёвничать, она вернётся.

Кальвин снял шинель, осмотрелся. Комната соседки была небольшой, но убрана со вкусом. На тумбочке фотография капитана 1-го ранга: он стоит на верхней палубе корабля и кому-то улыбается. Юлия Марковна вошла в комнату с чайником и перехватила взгляд Оскара.

   — Это мой муж Тимур Петрович, — грустно сказала она. — Похоронила его пять лет назад. А фотографировался он на Северном флоте, мы тогда жили на улице Сафонова, неподалёку от причала.

   — Там сейчас служит мой брат Азар, — молвил Кальвин.

   — Что, брата так и не освободили? — Соседка налила ему чаю. — Бот чёрная смородина, сама летом на даче закатывала в баночки. Пробуйте, Оскар Петрович...

   — Дело с Азаром затянулось... И на меня беда свалилась: на днях похоронил жену.

   — Да вы что?! — воскликнула соседка. — Галина Сергеевна попала под бомбёжку?

   — Ушла добровольно в народное ополчение, под Истрой её тяжело ранило, и после операции она скончалась.

Известие о гибели Галины Сергеевны, которая не раз врачевала её, ошеломило Юлию Марковну, вывело из равновесия. Она вдруг притихла, посерела лицом и вся стала какой-то побитой.

   — Война, Юлия Марковна, что поделаешь! — Кальвин передохнул.

В прихожей послышались шаги. Соседка открыла дверь. Это пришла Даша.

   — Тебя тут ждут, голубушка!

Оскар схватил шинель и вышел в прихожую.

   — Ты? — удивилась Даша. — Какими судьбами? Вот уж не ожидала...

   — А где Маша? — спросил Оскар, когда следом за Дашей вошёл в её комнату.

   — Чего она вдруг тебя заинтересовала? — наигранно улыбнулась Даша. В эту минуту она была так соблазнительна, что Оскар едва не вскочил со стула, чтобы обнять её и поцеловать.

   — Маша и моя дочь, — твёрдо сказал он. И чуть громче добавил: — Об этом я узнал от Гали...

Даша больно прикусила губы, у неё вырвались слова:

   — Она решила над тобой подшутить.

   — Перед смертью не врут, — сухо возразил он.

   — Ты о чём, Оскар? — Даша почувствовала, как по её спине пробежали холодные мурашки. Он вынул из кармана кителя платок, развернул его и положил на стол кусочек опалённого рваного железа.

   — Это осколок мины, его извлекли из лёгкого Гали. После операции она ещё пожила несколько часов. Скончалась на моих глазах...

Даша долго молчала, потом разжала губы:

   — Маша — твоя дочь, Оскар, но я это скрыла...

   — Почему?

   — Не хотела, чтобы ты ссорился со своей женой. — Она помолчала. — Сам хоронил Галю?

   — Помогли друзья-журналисты. Василевскому позвонил, но он был где-то на фронте у Жукова. У тебя малышка на руках.

   — Я бы оставила её на попечение Юлии Марковны...

   — Ни к чему это, Дашенька.