— Пусть тебя, Александр Ильич, это дело не тревожит, — успокоил Егорова Сталин. — В обиду тебя не дадим!
На другой день Троцкий запросил мнение Сталина о замене командующего фронтом Уборевичем или Корком. Сталин, прочитав телеграмму Троцкого, дал ему ответ: «Решительно возражаю против замены Егорова Уборевичем, который ещё не созрел для такого поста, или Корком, который как комфронта не подходит. Крым проморгали Егоров и главком (С. С. Каменев. — А.3.) вместе, ибо главком был в Харькове за две недели до наступления Врангеля и уехал в Москву, не заметив разложения Крымфронта. Если уж так необходимо наказать кого-либо, нужно наказывать обоих. Я считаю, что лучше, чем Егоров, нам сейчас не найти. Следовало бы заменить главкома, который мечется между крайним оптимизмом и крайним пессимизмом, путается в ногах и путает комфронта, не умея дать ничего положительного. Сталин. 14 июня 20 г.».
«Тогда я защитил Егорова, а в тридцать седьмом санкционировал его арест, а потом и расстрел, — грустно подумал теперь Сталин. — А может, зря я это сделал и Егоров сейчас бы крепко бил фашистов?..»
Звонок прервал размышления Сталина. Он снял трубку и узнал голос Жукова.
— Что у вас? — спросил он Георгия Константиновича. — Хрулёв решил все вопросы? Так это хорошо!.. Нет, о танках я и Василевский не забыли. Вы их скоро получите... Вам он нужен? Хорошо, Василевский приедет к вам в штаб фронта...
Положив трубку, Сталин вызвал Поскрёбышева. Поблескивая лысиной, тот вошёл в кабинет.
— Где Василевский? Пошлите его ко мне!..
— Жуков считает, что вот-вот немцы начнут наступление, — сказал Верховный, когда прибыл Василевский. — Он просит вас приехать к нему, хочет о чём-то посоветоваться. Так что с утра уезжайте. Речь идёт об обороне Москвы, и это очень важно.
— Я понимаю вашу тревогу, товарищ Сталин, и сделаю всё, что надо, — заверил его Александр Михайлович.
День пролетел как летучее облако, гонимое ветром, и, хотя за судьбу Москвы у Василевского изболелось сердце, он верил, что Красной Армии удастся отстоять столицу: он верил в это ещё и потому, что командующему Западным фронтом Жукову удалось укрепить оборонительные позиции, разумеется не без помощи Генштаба. Вот только маловато у него танков...
— Ты о чём задумался, Александр? — Жуков вскинул подбородок, на минуту оторвался от карты. То, что оба почти весь день занимались фронтом, помогло Георгию Константиновичу усилить фланги, правильно рассредоточить орудия, на месте выяснить, где на фронте слабые места. И он был благодарен своему другу за оказанную помощь.
— Размышляю, где для тебя взять двести танков, — усмехнулся Василевский.
— Что, разве в резерве Ставки нет танков? — подёргивая бровями, спросил Жуков. — Не верится мне!
— Танки я тебе, Георгий, найду, но возьму их не из резерва Ставки — там их нет. — Александр Михайлович встал, расправил затёкшие плечи. — Кажется, мы с тобой всё обговорили? Тогда я поеду в Генштаб. К пяти утра мне надо быть у Верховного.
— Так когда я получу танки? — не унимался Жуков.
— Переговорю с Верховным и дам тебе знать...
Они вышли во двор. Луна затопила всё небо, крупные звёзды висели над землёй так низко, что казалось, вот-вот упадут. Тихая ночь окутала всё окрест, лишь изредка на западе небо чертили ракеты.
— Фрицы пуляют со страху, боятся, что мы внезапно атакуем их, — тихо промолвил Жуков, попыхивая папиросой.
— Может быть, — грустно отозвался Василевский. Он подошёл к чёрной «эмке», водитель открыл ему дверцу. — Будь здоров, Георгий! — бросил он, и «эмка» рванула с места.
На другой день он отправил танки на Западный фронт, о чём доложил Сталину. Тот воспринял его сообщение как должное, однако не замедлил его спросить:
— Что вы делали у товарища Жукова?
— Много чего делали, Иосиф Виссарионович, даже побывали на передовых рубежах, — улыбнулся Александр Михайлович. Вопрос Верховного ничуть его не смутил, наоборот, вызвал в душе бодрость. — Западный фронт весьма растянут, и мы решали, как укрепить его на всём протяжении. Пришлось произвести некоторую передислокацию войск, ближе к передовым рубежам подтянуть тяжёлые орудия, которые могли бы прямой наводкой бить по вражеским танкам... Словом, и я и Жуков остались довольны тем, что нам удалось сделать. Я верю в успех, — закончил Василевский.
— Хотелось бы и мне в это верить... — шумно вздохнул Сталин. И вдруг спросил: — Как обстоят дела с союзными конвоями? Вас информирует Кузнецов?
— Только вчера был в Генштабе. — Василевский достал записную книжку, полистал её. — Первый конвой в конце августа доставил нам в Архангельск десять тысяч тонн каучука и шестнадцать истребителей английской авиагруппы с личным составом в пятьсот тридцать четыре человека. Они уже сражаются с «юнкерсами» на Северном флоте.
— Я знаю об этом от адмирала Головко, — прервал его Сталин. — Второй конвой союзников прибыл?
— Ещё одиннадцатого октября, Иосиф Виссарионович. Нам доставили сырьё и военные грузы. А третий конвой ожидается двадцать восьмого октября. Так что пока всё идёт без срывов...
Едва Василевский вошёл в свой кабинет, как ему позвонила Серафима.
— Мы с Юрой решили тоже уехать. Помоги нам с билетами до Челябинска.
— Своих я уже отправил, а ты все дни молчала, — едва не ругнулся Александр Михайлович. — Ладно. Вещи собрала?
— Всё, что надо, взяла. Когда приедешь за нами?
— Съезжу на вокзал за билетами — и сразу к вам.
Вечером, к отходу поезда, он привёз на вокзал Серафиму и сына. Юра был внешне спокоен, хотя в его карих глазах читалась тревога. Александр Михайлович посадил их в вагон. На прощание обнял сына, поцеловал его.
— Отец, немцы возьмут Москву? — спросил Юра.
— Ты помнишь Георгия Жукова, моего друга и соседа по квартире в Сокольниках? Так вот он заверил товарища Сталина, что немцам в Москве не бывать! То же самое и я могу тебе сказать.
Василевский мельком взглянул на Серафиму. Она сидела в купе грустная, её глаза словно туман накрыл, они были какие-то неживые. Он подошёл к ней и взял её руку в свою.
— Прости меня, Серафима, если что было не так... Я желаю тебе всего хорошего. Я никогда вас с Юрой не забуду!
— Ладно, Саша, чего уж там... Не переживай, как-нибудь проживём...
— Срочная телеграмма от адмирала Левченко! — на одном дыхании выпалил дежурный по Генштабу.
Василевский прочёл депешу с горьким чувством. Левченко доносил Сталину, что «резервы исчерпаны, винтовок и пулемётов нет, маршевые роты прибыли без оружия. С имеющимися силами Керчь не удержать. Прошу вас выделить для фронта две стрелковые дивизии либо разрешить эвакуацию войск из Керчи».
«Видимо, трагедии с Керчью нам не избежать!» — с тревогой подумал Василевский. Он ехал к Сталину в Кремль, и его неотступно преследовала мысль о том, что телеграмма Левченко выведет вождя из себя. Но, к его удивлению, Сталин спокойно прочёл депешу адмирала, ни один мускул не дрогнул на его лице. Только и сказал:
— Спасут ли там дело две дивизии?
— Нет, товарищ Сталин, — отрубил Василевский. — Я даже не знаю, зачем он их просит.
— Я по-другому решу этот вопрос, — веско произнёс Верховный. — Направлю в Керчь маршала Кулика.
Сталин тут же позвонил Кулику в Ростов, где тот находился в это время, и приказал ему немедленно вылететь в Керчь и помочь адмиралу Левченко разобраться в ситуации. Керчь нужно держать, подчеркнул Верховный, иначе немцы могут оказаться на Таманском полуострове.
— Всё будет исполнено, товарищ Сталин! — отозвался Кулик на другом конце провода. — Вылетаю немедленно!..
Однако надежды Сталина на своего выдвиженца по службе не оправдались. Кулик прибыл в Керчь 11 ноября, а 16 ноября немцы ворвались в город.
— Он мне за это ответит! — раздражённо бросил Сталин.
— Кто? — не понял Молотов, минуту назад вошедший в кабинет.
