— Что теперь об этом говорить! — вздохнул Василевский. Он помялся. — Ну, я пошёл.
— Ты на ней хочешь жениться? — поинтересовался Жуков.
— Да, и как можно скорее...
— Тогда до завтра! — Он подал другу руку. — Надо будет как-то уладить твоё семейное дело...
— Георгий, чуть не забыл, — спохватился Василевский. — Завтра рано утром мы поедем в лагеря на учение — так сказал Тухачевский. Он хочет поручить тебе какое-то дело, так что к семи утра будь в Наркомате.
Следующий день не принёс Василевскому облегчения, и, когда на другой день утром он пришёл в штаб, Жуков, сердитый, вошёл к нему в кабинет.
— Ты где был вчера утром? — спросил он.
— У замнаркома Тухачевского...
— Что, развод с женой?
— Да, — горько усмехнулся Василевский. — Тяжёлый был разговор. Михаил Иванович крепко меня пожурил, хоть я поведал ему сущую правду. «Серафима, — говорю, — не любит меня, ей не по душе профессия военного. Часто со службы я прихожу домой поздно, и она начинает меня допрашивать, где был и что делал, сыплет упрёки: мол, служба мне дороже семьи и прочее». Да ты, Георгий, не раз и сам слышал, как она шумела...
— Чем же закончился разговор по семейному делу? — спросил Жуков.
— Видимо, меня переведут куда-нибудь подальше от Москвы, — грустно вздохнул Александр Михайлович. — Ну и влип же я!
— Не горюй, всё будет в порядке, — подбодрил его Жуков. — Главное — и ты должен это оценить, — Серафима не жаловалась на тебя начальству. Она сказала, что сама давно хотела развода.
— Кому сказала? — весь напружинился Василевский.
— Мне, Саша. Я же секретарь партбюро, и начальник штаба РККА Егоров поручил срочно разобраться в этом деле.
— Он уже знает? — удивился Василевский. — Кто же ему доложил?
— Я это сделал, Саша! Так положено, дружище... — Жуков помялся. — А я только вернулся от наркома Ворошилова...
— Что, вызывал?
— Мне предложили должность командира 4-й кавалерийской дивизии, она находится в составе 6-го Кавкорпуса. Я дал согласие.
— Значит, уезжаешь в Белорусский военный округ?
— Да, и знаешь, Саша, я очень рад, — признался Жуков. — Давно мне хотелось получить должность по душе. И я получил её! Правда, эта дивизия сейчас в округе отстающая, а её командира по требованию командующего округом нарком Ворошилов снял с должности. Эта дивизия — детище Семёна Будённого, в своё время он формировал её и водил в бой. Теперь дивизия именуется 4-й Донской казачьей дивизией и носит имя Клима Ворошилова. Так что мне надо вывести её в передовые. Через год-полтора я это сделаю! Так-то, Сашок, не хотелось бы мне с тобой расставаться, да что поделаешь! На днях будет приказ наркома, заберу с собой жену, дочурку Эру и поедем в Слуцк, где и расквартирована моя дивизия.
— А что твоя жена?
— Очень довольна! — Жуков вскинул брови. — Александра Диевна обещала мне родить ещё одного малыша. Глядишь, будет и сын. — Жуков встал. — Мне пора, небось жена ждёт...
В душе Василевский завидовал Жукову, но эту зависть прятал глубоко в себе, боясь, что сослуживцы заподозрят в нём карьериста. Но вскоре судьба-злодейка задела и его своим острым крылом. Летом 1934 года в Приволжском военном округе инспекция Наркомата обороны вскрыла серьёзные недостатки в оперативно-тактической подготовке войск. Туда-то и направил нарком Ворошилов Василевского начальником отдела боевой подготовки штаба округа. Когда был подписан приказ, нарком пригласил его к себе.
— В Приволжском военном округе выявлены крупные недостатки в боевой подготовке войск, — сказал Ворошилов. — Так что вам есть где проявить свои способности. Почему мы остановились на вашей кандидатуре? О вас мне докладывал Тухачевский, а ещё раньше — Жуков, оба говорили, что вы достойны повышения по службе. — Нарком помолчал. — Надо поднять в округе уровень подготовки войск. Никак нам нельзя ослаблять эту работу. Кстати, вы знакомы с командующим войсками округа Павлом Дыбенко?
Василевский ответил, что ему доводилось с ним встречаться, и уже не по-уставному добавил:
— Павел Ефимович простой, душевный человек, он герой Гражданской войны...
— Вот-вот, герой, — весело подхватил Ворошилов. — Я уверен, что вас он оценит по достоинству. Желаю вам успехов на новом месте!..
Окрылённый перспективой службы, Василевский вышел во двор, и тут хлынул дождь. Домой пришёл весь мокрый, с шинели капала вода. Катя помогла ему раздеться, дала полотенце вытереть лицо.
— Зачем так бежал? Мог бы и переждать ливень, — упрекнула она его. — Глянь в окно, уже нет дождя, засверкало солнце.
— Я и вправду не шёл, а бежал домой. А почему? — Он хитро, как мальчишка, прищурил глаза. — Ни за что не догадаешься!
— Говори уж, а то у меня сердечко колыхнуло...
— Поедем с тобой, Катенька, в Куйбышев, на Волгу. Меня переводят туда служить, и уже подписан приказ. Лично Клим Ворошилов благословил на это дело.
Катя накрыла стол, и они сели ужинать.
— Чуть не забыла! — вскочила она. — Тебе письмо от Георгия Жукова. У меня на столике. Я сейчас... — Она принесла конверт и отдала его мужу.
Жена стала убирать посуду, а он сел на диван и начал читать письмо друга. «Привет, Саша! Прошёл уже год, как я командую дивизией, и, знаешь, у меня неплохо получается. Помнишь, я говорил тебе, что выведу свою дивизию в передовые в округе? Так вот, дружище, всё идёт к этому. Только не подумай, что я пекусь о себе, о своей славе. Нет и нет, Александр! Конечно, я не желаю плестись в хвосте, потому и стараюсь научить бойцов, чтобы они сумели защитить Родину, себя и свои семьи. Если на этом я делаю себе карьеру, тогда считай меня карьеристом. Ещё Миша Светлов говорил, что надо жить и поступать так, как будто на тебя смотрит следующее поколение. Мне запали в душу эти слова.
Что нового у тебя? Не засиделся ли ты в Наркомате? Я так ждал от тебя звонка по случаю моего дня рождения, но увы! Забыл ты меня, наверное, Саша! На днях буду в Москве и крепко потреплю твой чуб. Держись!
Как там твоя синеглазка? Привет ей от «мрачного» Жукова. Жму руку. Прощевай, Сашок!..»
— Что пишет Георгий? — поинтересовалась Катя.
— Передаёт тебе привет. Знаешь, как он назвал тебя? Синеглазка! А глаза-то у тебя голубые, как небо. Завтра позвоню ему в Слуцк, скажу, что получил назначение в Приволжский военный округ.
— Саша, а кто там командующий? — спросила жена.
— Павел Дыбенко, герой Гражданской войны. Я познакомился с ним в Наркомате обороны, когда он приезжал сюда. Видный мужик! Кажется, он родом с Украины.
— А где ты родился, Саша? — опять спросила Катя. — Ты бы хоть немного рассказал о себе. Я всё ещё не знаю, за кого вышла замуж. — В её лучистых глазах было столько теплоты, что он не выдержал, привлёк её к себе и поцеловал.
— Родился я, Катюша, и вырос в селе Новая Гольчиха Кинешемского уезда, ныне это Вичугский район Ивановской области, — начал рассказ Александр Михайлович. — Мой отец — дирижёр церковного хора. Ох и голос у него! Во всём уезде такого не слышал! В семье нас было восемь детей, первенец Саша, мой тёзка, умер. Жили мы бедно, всё лето пропадали на своём огороде и в поле. Летом отец дирижировал, а зимой столярничал, делал ульи для пчёл и парты для учеников. Словом, как мог зарабатывал на кусок хлеба. Когда я подрос, отец устроил меня в Кинешемское духовное училище. И что ты думаешь? Я на «отлично» окончил его, и это помогло мне поступить в духовную семинарию...
— Ты был попом? — прервала его Катя.
— Не успел им стать, — усмехнулся Василевский. — О чём я тогда мечтал? Окончить семинарию, поработать два-три года учителем в сельской школе, скопить немного денег и поступить в Московский межевой институт. Но всё сорвалось, Катя...
— Почему?
— Началась Первая мировая война. Что делать? Я поехал в Кострому, чтобы сдать экзамены экстерном, а потом идти служить в армию. И мне это удалось. Так в тысяча девятьсот пятнадцатом году я стал курсантом Алексеевского военного училища в Москве. Знаешь, Катюша, я был рад! Нет, ты даже представить этого не можешь!..