— Я бы счёл возможным дать адмиралу Левченко выступить с докладом, положив в его основу тезисы записки, — заметил Василевский.
— Вы угадали мои мысли. — Веселинки заблестели в глазах Сталина. — Должен признаться, что и в годы войны вы нередко угадывали мои мысли. Хорошо это или плохо?.. Ну вот, вы уже и покраснели, как будто я сказал что-то недозволенное. Смею заметить, что Наполеон не любил, когда генералы угадывали его мысли. А фельдмаршал Кутузов, наоборот, прислушивался к голосу своих соратников, но решение подчас принимал совсем противоположное и, как правило, единственно верное. Я, как вы, должно быть, помните, в войну тоже ценил мнение генералов и маршалов, особенно Жукова и ваше, но решения принимал, не всегда одобренные Жуковым и вами. Не так ли?
— Да, но я никогда не скрывал своих чувств и говорил вам о том, что меня волновало и что жгло душу, — тихо ответил маршал.
— Помню, как вы и Жуков убеждали меня запретить проведение операции в мае сорок второго по освобождению Харькова, которую затеяли Тимошенко и Хрущёв. Но я разрешил им наступать, в итоге — неудача! В то время были у меня и другие ошибки, и я не боюсь их признать. Назовите мне хоть одного полководца, у которого не было бы ошибок? Не назовёте, ибо такого полководца нет! — Сталин помолчал. — Кажется, мы с вами ударились в философию. Вернёмся к записке адмирала Левченко. Претензии у него к Юмашеву весьма убедительны, и давайте в срочном порядке обсудим этот документ...
Между тем Левченко с нетерпением ждал, когда ому позвонит военный министр. Но Василевский не давал о себе знать. А позвонил адмиралу начальник Генштаба генерал армии Штеменко, с которым Гордей Иванович давно был дружен.
— Как там на флотах, нет штормов? — В трубке было слышно, как Штеменко засмеялся.
— Вы что, Сергей Матвеевич, собираетесь в отпуск?
— Какой отпуск, дружище! — воскликнул Штеменко. — Дел у меня под самую завязку!.. Чего я тебя побеспокоил? Ровно в десять, то есть через час, быть тебе в кабинете военного министра!..
Левченко обрадовался: неужели его записке Василевский дал ход? Он терялся в догадках и слегка волновался, а когда подошло время, поспешил к Василевскому. Постучал в дверь и, услышав «входите», шагнул в кабинет.
— Доброе утро, Гордей Иванович! Садитесь, пожалуйста. — Василевский кивнул на рядом стоявший стул. — Извините, что не смог лично позвонить вам. Я был у товарища Сталина.
— Вы отдали ему мою записку? — на одном дыхании спросил Левченко.
— Да, и она его очень взволновала. Решено ваш документ обсудить на Главном военно-морском совете. Вам поручается сделать доклад.
— Вот это да! — образовался Левченко. — Спасибо за поддержку, товарищ маршал!..
Вернувшись к себе, Левченко собрался доложить обо всём своему начальнику, но Юмашев сам вызвал его. В кабинете находился также адмирал Головко.
— Час тому назад со мной разговаривал товарищ Сталин, — глухо молвил Юмашев. — Он распорядился готовить заседание Главного военно-морского совета. И что интересно, Гордей Иванович, не я, а вы докладчик на этом заседании. Скажите, отчего вдруг вам такой почёт? С вами говорил Иосиф Виссарионович?
— Нет! — Левченко шевельнул бровями. — Но моя записка у него.
— Кто передал? — весь напрягся Юмашев. — И почему через мою голову? Пока я ещё военно-морской министр! — Он бросил взгляд на адмирала Головко. — Вот до чего дошло, Арсений Григорьевич: все, кому не лень, шлют свою писанину вождю, а я, министр, должен отвечать на их кляузы!
— Записку товарищу Сталину передал военный министр маршал Василевский, у которого я был на приёме, — сказал Левченко.
В кабинете повисла напряжённая тишина. Юмашев втянул голову в плечи, его лицо посерело, стало каким-то неживым. Левченко, заметив это, произнёс:
— Иначе поступить я не мог, Иван Степанович, ибо интересы флота для меня превыше всего!
Юмашев поручил адмиралу Головко вызвать на заседание всех командующих флотами.
— Как быть с Кузнецовым, он ведь проводит учения? — спросил Головко.
— Отменять учения не будем — так решил товарищ Сталин. Пусть Николай Герасимович изложит свои мысли на бумаге и передаст написанное через командующего 7-м военно-морским флотом на Тихом океане адмирала Байкова.
Главный военно-морской совет начал свою работу 13 июля в двадцать три ноль-ноль. Кроме членов Политбюро ЦК ВКП(б) на нём присутствовали руководители Военно-Морского министерства, командующие флотами, а также военный министр маршал Василевский, его первый заместитель маршал Соколовский и начальник Генштаба генерал армии Штеменко. Когда все собрались, в зал вошёл Сталин и, глядя на председателя Главного военно-морского совета, коротко бросил:
— Начинайте, товарищ Юмашев!
Адмирал Юмашев проинформировал собравшихся о том, что главный инспектор флота адмирал Левченко подал записку на имя товарища Сталина, в которой резко критикует руководство Военно-Морского министерства в его деятельности по развитию и укреплению военного флота Советского государства. В связи с этим ЦК ВКП(б) и правительство решили рассмотреть эти вопросы...
Проблемы, которые поднял в своём докладе Левченко, касались строительства новейших кораблей, подводных лодок и приёма их от промышленности, обучения и подготовки командиров кораблей, работы на флотах с офицерским составом, безопасного мореплавания...
Сталин курил трубку, а когда после доклада Левченко было предложено выступить адмиралам, маршал Василевский, сидевший рядом с вождём, тихо сказал ему:
— Будь Левченко генералом, я бы взял его к себе в военное министерство. У него трезвый ум, он далеко видит вперёд.
— Умеете вы загребать себе мыслящих вояк! — усмехнулся в усы Сталин. — Это я заметил ещё в войну, когда вы были представителем Ставки. И Жуков поступал точно также...
На втором заседании Главного военно-морского совета было продолжено обсуждение флотских проблем. Сталин выступал на обоих заседаниях, он задавал ораторам вопросы, бросал реплики, интересовался кадрами флота. Он был доволен тем, что по затронутым вопросам высказали своё мнение все командующие флотами. А когда ночью закончились прения, он предложил создать комиссию и рассмотреть на ней все проблемы, поднятые во время прений, а также подготовить постановление правительства.
После заседания Сталин пригласил к себе маршала Василевского.
— Хорошую вы подбросили мне работёнку, — улыбнулся он. — Но я доволен. Давно у нас не было такого большого разговора о военном флоте. Ещё одно-два таких заседания, и я могу стать адмиралом, — пошутил он.
— Юмашева надо заменить на посту военно-морского министра, — сказал Василевский. — Как говорят в народе, не по Сеньке шапка!
— Пьёт адмирал Юмашев, вот в чём всё зло, — произнёс Сталин. — А государство не может ждать, пока министр перестанет пить. Да, Юмашева надо снимать. Но кем его заменить?
— Есть такой человек, — осторожно обронил Василевский.
— Кто?
— Адмирал Кузнецов! — Военный министр сделал паузу. — Он столько пережил и на войне и после войны, но не сломался!
Сталин коротко изрёк:
— Надо подумать...
Василевский ушёл. Сталин закурил, но тут к нему вошёл Берия и сел рядом:
— У тебя, Иосиф, есть какое-то поручение? Так сказал мне Поскрёбышев.
— Помнишь, как ты арестовал адмирала Левченко, который недавно делал доклад на Главном военно-морском совете?
— Как же, — улыбнулся Берия, — я тогда лично его допрашивал!
— И что ты о нём мне говорил?
— Не помню, — смутился Берия.
— А я помню! — усмехнулся вождь. — Ты говорил, что адмирал Левченко чуть ли не предатель, что флот ему не брат, что немцам он готов был отдать не только Крым, но и Севастополь. Вспомнил, Лаврентий?
— Что-то в этом роде я говорил...
— Выходит, ты мне бузу говорил, Лаврентий. Я послушал доклад Левченко и пожалел, что мы с ним так жестоко обошлись. Удивляюсь, как ты не обвинил адмирала в шпионаже в пользу Манштейна, штурмовавшего Севастополь! — Вождь громко засмеялся. — Ладно, не сердись, дело прошлое. Я вот о чём подумал. Левченко доказывал, что промышленность сдаёт флоту корабли с большими недоделками. Надо бы тебе в этом разобраться.
