— Да уж как-нибудь объясню ей, — смутился Василевский.

Он открыл дверь своим ключом и вошёл в квартиру. Сын Юра спал, а Серафима, лёжа на диване, читала книгу. Увидев его, она резко сказала:

   — Наконец-то заявился. Где ты пропадал? Мог бы вообще домой не приходить.

Её слова больно царапнули его, но он сдержался, чтобы не нагрубить ей. Ответил тихо:

   — Я был в гостях у Корка, своего бывшего командира. Случилось это неожиданно, и я не смог тебя предупредить.

   — Мы же собирались с тобой вечером сходить в театр! — Она поднялась с дивана, вынула из сумочки два билета и бросила их на пол.

   — Извини, Серафима, в сутолоке дел о театре я забыл...

Но жена уже метнулась в комнату и, упав на диван, зарыдала, уткнувшись лицом в подушку. Александр почувствовал себя неловко. Он вошёл к ней и сел на край дивана. Серафима уже не плакала. Она лежала неподвижно, глядя куда-то в потолок. Луна озорно заглядывала в окно, её белый свет дробился на шкафу. За день Александр устал, глаза слипались. Он ждал, что Серафима заговорит с ним, что-то скажет ему, но она была нема как рыба. «Пойду на кухню и лягу там», — решил он. Расстелил на полу шинель и, не раздеваясь, лёг, положив под голову портупею. Уснул сразу, едва закрыв глаза.

Разбудил его звонкий голос. Проснулся и рядом с собой увидел сына. Тот сидел на полу и рукой тормошил ему чуб.

   — Папка, вставай!

   — Ты чего, пострел? — зевнул отец. — Где мама?

   — Она пошла в магазин за молоком, а мне велела тебя разбудить.

Он брился, когда вернулась жена. Она с порога сказала сыну:

   — Юра, тебе пора в школу! — А когда мальчик оделся, взяла его за руку и, плечом толкнув дверь, вышла.

   — Злючка! — громко произнёс Александр, но жена уже не слышала его.

Угрюмый Василевский поспешил в Наркомат обороны. Утро холодное и ветреное, всё небо в заплатах туч. Мутная пелена стояла над городом. Не успел добраться до проспекта Гоголя, как хлынул дождь. Василевский подбежал к дереву, под которым стояла дама. В руках у неё был чёрный зонтик.

   — Можно к вам присоединиться? — спросил он, стряхивая с шинели капли дождя.

   — Пожалуйста! — Губы её чуть тронула улыбка. — Надо же, у меня зонтик, а воспользоваться им не могу: сломался!

Василевский успел разглядеть её. Высокая, стройная, лицо светло-розовое, с чёрными крапинками у глаз. В ушах золотые серьги, точно маленькие колокольчики.

   — У вас хорошие серёжки! — брякнул он и, сам того не ощущая, густо залился краской.

   — Это мамин подарок. Серёжки из старого царского золота. Они мне очень нравятся.

Дождь по-прежнему сыпал с неба. Стоять под деревом уже было невозможно, с листьев капали капли.

   — Дайте я посмотрю ваш зонтик!

Василевский сразу догадался, что заело пружину. Он достал из кармана ключи от квартиры и легко поддел защёлку. Пружина встала на место, и зонтик раскрылся.

   — Вот, возьмите...

   — Спасибо, — тихо обронила она. — Как вас зовут?

   — Александр. А вас?

   — Екатерина, а проще — Катя! Извините, я опаздываю на работу.

Василевский вышел на дорогу и направился в Наркомат. Справа от него, затормозив, остановилась чёрная «эмка». Дверца открылась, и его окликнул Семён Будённый:

   — Ты на службу, Александр? Садись, подвезу.

Едва он забрался в машину, как Будённый спросил:

   — Ну как, жена тебя не ругала?

   — Малость пошумела. Моя Серафима с характером! — ответил Василевский.

   — У меня к тебе просьба, Александр. На днях в Гороховецких лагерях я буду проводить учение с конниками. Ты работник Управления боевой подготовки штаба РККА и мог бы посмотреть, как у нас поставлено стрелковое дело. Я же помню, как твой 144-й полк проверял Корк и остался доволен. Так поедешь со мной?

Василевский сказал, что сейчас у него запарка на службе. Кроме основной работы замнаркома Тухачевский поручил ему редактировать «Бюллетень боевой подготовки», оказывать помощь редакции журнала «Военный вестник». А тут ещё за день надо вычитать гранки статей.

   — Пожалуй, я всё это успею сделать и готов с вами ехать, Семён Михайлович, но надо взять разрешение у Тухачевского, — добавил он.

   — Я с ним договорюсь, так что будь готов к поездке. У тебя, Александр, острый взгляд на военное дело, и твоя помощь будет кстати.

Весь день Василевский был в наркомате. С утра совещались у Тухачевского, после обеда подводили итоги весенних учений, которые проводил начальник штаба РККА Егоров. И только под вечер Василевский вернулся к себе. Тут его и увидел Георгий Жуков.

   — Где ты был? — спросил он.

Василевский сказал, что помогал Будённому проводить учение в Гороховецких лагерях, инспектировать кавалеристов.

   — Хорошо, что помог Будённому, мужик он толковый, — одобрил Жуков, — Домой идёшь?

   — Я ещё задержусь, Георгий. Тухачевский дал мне отредактировать статью для журнала. Так что компанию тебе на этот раз не составлю. — И он развёл руками.

Вечерело, хотя солнце всё ещё бросало на землю багряные лучи. Василевский подошёл к автобусной остановке и вдруг увидел... Катю! Она стояла к нему спиной, совсем рядом и, видимо, тоже ждала автобуса. Он подошёл к ней и тронул за плечо:

   — Добрый вечер, царские серёжки!

Катя обернулась. Лицо суровое, в глазах молния. Но, узнав своего попутчика во время проливного дождя, улыбнулась, подобрела, взгляд стал ласковым.

   — Вы тоже домой? — И вдруг добавила: — У меня сегодня день рождения.

   — Давайте его отметим! — сорвалось с языка Александра.

Катя мило посмотрела на него:

   — Вы и вправду этого хотите?

   — Очень хочу, Катя...

   — Я согласна! — вырвалось у неё.

Катя жила неподалёку от Наркомата, и они добрались быстро. В комнате было уютно и тепло. На столе стояли свежие розы. Перехватив его взгляд, она сказала:

   — Вчера на работе друзья преподнесли букет...

   — А я думал, от мужа...

   — У меня его нет, — с улыбкой бросила она, накрывая на стол. — И не было! А вы, конечно, женаты?

Ему не хотелось её огорчать, но сказал он правду:

   — У меня есть жена и восьмилетний сын Юра.

«Боже, я влюбилась в женатого человека! — грустно подумала Катя. — Что теперь будет? » А вслух спросила, сколько ему лет.

   — Тридцать семь.

   — Мне меньше, — призналась она. — Ну, а коль вы у меня в гостях, буду вами командовать! Вы люди военные и живете по приказам, а мы, женщины, подвластны чувствам. — Она принесла из кухни шампанское и наполнила бокалы. — За что выпьем?

   — Пусть у тебя, Катя, жизнь будет светлой! — произнёс он и тут же поправился: — Извините, я хотел сказать «у вас»...

   — Не беда, Саша, пора нам перейти на «ты», — предложила она. — А я желаю тебе блестящей военной карьеры!

Василевский опорожнил бокал. Горячая истома разлилась по всему телу, и, сам того не замечая, он оживился. Не стал ждать, когда Катя нальёт ему второй бокал, налил себе сам. Катя завела патефон, и под песню Вадима Козина они начали танцевать танго. Обхватив её талию, он легко и нежно водил её по комнате.

   — Давно я так не веселилась. К счастью это или к горю?

Ей стало жарко, она раскраснелась, волосы рассыпались, и чёлка свисала на лоб. «Сейчас она похожа на Мадонну с цветком на картине Леонардо да Винчи, — подумал Василевский. — Такая же юная, с нежным выразительным лицом». Он налил себе ещё бокал и воскликнул:

   — Пью за твоё счастье, Катенька! — И опять, сам того не сознавая, крепко обнял её.

   — Не надо, Саша... — едва шевеля губами, сказала она.

Но он не отпускал её, у него кружилась голова, дыхание стало тяжёлым, казалось, в груди возник жар...

То, что потом случилось, должно было случиться, и Василевский об этом не жалел. Он лежал рядом с ней, видел в лунном свете её молодое, чуть тронутое загаром лицо; дышала она тихо, как младенец. Утомившись, она спала. Он неслышно встал и, посмотрев на часы, ужаснулся — два часа ночи! Небось Серафима уже бьёт во все колокола. Он быстро оделся, но едва взялся за ручку двери, как услышал Катин голос: