«Честь имею сообщить вам, — писал Убри, — согласно полномочиям, данным мне его величеством императором, нашим августейшим государем, я сегодня подписал окончательный мирный договор между Россией и Францией. Должно отдать Наполеону Боко-ди Которо, Рагузу, Черногорию, Далмацию, тем более приглашаю ваше превосходительство поспешить с этими мерами, задержка с вашей стороны может нарушить спокойствие различных государств Европы».

Вслед за французом появились австрийские эмиссары. Они пронюхали, что в Париже подписано соглашение и торжествовали, но Сенявин остудил их пыл:

— Сие оказался заштатный гонец, без доверенности и полномочий русского посла.

Расстроенные австрийцы удалились, а на следующий день прислали официальную ноту.

Один за другим появлялись гонцы из Италии от наместника принца Богорне с теми же требованиями. Всем им Сенявин давал от ворот поворот.

После подписания соглашения в Париже две недели назад военные действия приостановились, и с французами велись переговоры. На этот раз пожаловал сам Лористон. Это был тот самый генерал, которого через пять лет Наполеон пришлёт к Кутузову с предложением: «Мир — во что бы то ни стало».

Адмирал встретил его радушно, и тот отвечал ему любезно:

   — Наши императоры договорились о мире. Нам следует им подражать.

«Тебе-то уже и праздник. Не было ни гроша, да вдруг алтын, — размышлял Сенявин, глядя на французского генерала, — однако радость твоя преждевременна».

   — Нынче посетили меня австрийские эмиссары, — начал после обмена любезностями адмирал, и требуют сдать им Которскую область, как принадлежащую Австрии. В том я усматриваю резон.

Лицо генерала вытянулось.

   — Но это противоречит договору, — раздражаясь, ответил он, — нам следует соблюдать уже подписанные документы.

   — Смею уверить ваше превосходительство, что и придерживаюсь того же мнения, — хладнокровно согласился Сенявин, — но, пожалуй, с австрийскими претензиями сподручнее разбираться дипломатам. Я перс дам нашему посланнику господину Санковскому, как только он выздоровеет, чтобы запросил инструкции.

Слушая русского адмирала, Лористон досадовал: «Как умело, однако, он уводит разговор в сторону, не отвечая по существу».

И он спросил прямо в лоб:

   — В какие сроки вы предполагаете сдать Которо?

   — Ежели не произойдёт чего-либо непредвиденного, в середине августа, — невозмутимо ответил Сенявин.

Лористон уехал несколько успокоенный. Впервые переговоры приобрели реальные контуры, хотя он добивался большего.

Прошла неделя, и опять пожаловал Лористон На этот раз он вёл себя холодно и первым делом спросил, когда же адмирал намерен передать которские крепости. Время было выиграно, и Сенявин ответил без обиняков:

   — По сей день я и не думал сдавать крепости кому-либо без получения указаний моего государя.

Лористон удивлённо вскинулся. Неожиданный ответ изумил его и пришёлся явно не по вкусу.

   — Но, ваша честь, договор подписан полномочным представителем императора Александра.

   — Ваше превосходительство замечает верно, — едко ответил Сенявин, — однако нет ещё примеров в истории, чтобы выполнение договоров могло иметь место прежде утверждения их монархами.

Лористон откланялся и ушёл.

Лицо русского адмирала светилось искренней улыбкой, он не скрывал радости...

Два часа назад вдруг наконец-то появился фельдъегерь из Петербурга:

   — Император отменяет все свои прежние распоряжения и приказывает вам удерживать Которо. Парижский договор, подписанный Убри, государь не ратифицировал.

Весть об этом мгновенно облетела все корабли и достигла берега. Которцы и черногорцы обнимали друг друга.

На следующий день Сенявин, не мешкая, послал десант и он с ходу захватил французскую батарею.

В середине сентября, разведав позиции французов, русские батальоны и черногорцы атаковали, их и отбросили к Дубровнику. Сенявин намеревался преследовать французов, но командующий французами генерал Мармон, имея пятикратное превосходство в силах, первым начал наступление.

Однако замыслы Мармона нарушила погода. Когда французские полки находились на полдороге, глубокой ночью разразился жестокий ливень. Промокшие, выбившиеся из сил, передовые отряды французов только к рассвету подошли к позициям русских.

После сражения черногорцы хотели расправиться с пленными французами, но за них вступились русские егеря, а егерь Иван Ефимов отдал накопленные им на чёрный день червонцы и выручил от погибели генерала Мориана. Узнав об этом, Сенявин возместил деньги егерю из личных средств.

Днём командующий устроил на берегу обед для всех участников сражения — русских, которцев, черногорцев. Посреди лагеря, прямо на траве, расстелив палатки, разложили приготовленные закуски, выставили бочонки с вином. В центре разбили большой, с поднятыми пологами, шатёр адмирала. Рядом с собой командующий посадил егеря Ивана Ефимова, напротив сел Негош. Первый тост был за командующего. Он встал, и все поднялись за ним.

   — За здоровье русского егеря Ивана Ефимова! произнёс Сенявин.

Не успел он закончить, как прогремели пять залпов полковых пушек. Вслед им сначала разрозненно, а потом всё громче и громче понеслось отовсюду, перекрывая шум:

   — Здравие отцу нашему Сенявину!

Сенявин поднял руку. Все стихли.

   — В продолжение военных действий я имел удовольствие видеть усердие народа вашего в содействие русским войскам в битве с французами. Дерзость врага, осмелившегося вступить на землю вашу, наказана. Неприятель удивлён нашей твёрдостью и сколько потерял людей, что не скоро может собрать новую силу. Поздравляю вас с победой, благодарю за всё и желаю вам здравствовать!..

В эти минуты всё смешалось. Чины и звания должности и титулы, языки и обычаи единились в порыве воинского братства.

На следующий день, по договорённости с Лористоном, состоялся обмен пленными, а вечером парламентёр принёс Сенявину свёрток.

   — Генерал Мориан просил передать это своему спасителю.

Сенявин вызвал Ефимова и передал ему свёрток. Там оказалось сто наполеондоров...

   — Ваше превосходительство, — спросил егерь, — сколько это будет по-нашему? — Не смущаясь, отсчитал несколько монет и вернул свёрток адмиралу. — Я беру только свои деньги, а чужого мне не надобно.

Тронутый, Сенявин вернул ему свёрток чуть не насильно:

   — Возьми, братец, это не французский генерал, а я тебе дарю и, сверх того, произвожу в унтер-офицеры. Ты делаешь честь имени русскому...

Восьмой месяц французы терпели поражение от войск Сенявина, а в ту же пору далеко от Адриатики, в центре Европы, разваливалась четвёртая коалиция.

Войска Бонапарта направились на восток. Наполеон был уверен в себе, как никогда. Он рассчитывал окружить и уничтожить русскую армию.

...В далёкой Далмации между тем войска под командованием наполеоновских генералов попросту не могли сдвинуться с места и были не раз биты русским адмиралом.

Комиссар Бонапарта в Далмации, его любимец генерал Мармон и бывший адъютант Наполеона генерал Лористон получили наглядный урок от Сенявина, продемонстрировавшего своё превосходство в этом соперничестве.

А в Далмации осенние дожди со снегом сделали непроходимыми дороги. Генерал Мармон укрыл свои войска за крепостными стенами Дубровника, сам ушёл ещё дальше от Сенявина, в порт Сплит. С моря корабли Сенявина надёжно блокировали побережье, и французам оставалось только отсиживаться за крепостными стенами.

Кампания 1806 года закончилась на море блестящей победой у острова Брацо брига «Александр» под командой лейтенанта Скаловского с пятью французскими канонерками. Дважды отбив абордаж неприятеля, бриг атаковал французов и уничтожил две канонерки. В декабре на рейде острова Корфу стал на якорь отряд из Кронштадта. К Сенявину прибыло подкрепление: пять линейных кораблей и четыре небольших судна. Эскадре Сенявина предписывалась новая задача. В связи с началом войны с Турцией отправиться в Эгейское море, совместно с английской эскадрой блокировать Дарданеллы и попытаться штурмовать Константинополь.