— Сердца варгов в животе слева и груди справа, — ответил уже серьезно, кто знает, когда и где может понадобиться Элегору такая информация, Кэлберт, — но мускулы и панцирь на животе такой, что только специальный клинок достанет, обычным лучше снизу вверх руку вести.

Герцог благодарно кивнул, записывая сведения на корочку. В шальные юные года, когда доля эльфийской крови бурлила в венах, молодой бог немало погулял в темных мирах, ведя охоту на самые причудливые и могущественные создания просто потому, что это было рискованно и жуть до чего интересно. Постепенно острота ощущений притупилась. Охоты на темных тварей наскучили. Гораздо веселее для Элегора стало рисковать своей шкурой по-другому. Вот как сейчас, например, отправившись в плавание за сокровищами некроманта с родичами и перспективой встречи с сумасшедшим жнецом впридачу.

Герцог как раз обдумывал изменение личного отношения к понятию риска, когда на пустой, не считая компании лоулендцев, улице (в зной народ без дела предпочитал нос на жару не высовывать) появилась группа весьма рассерженных мужиков. Судя по градусу негодования они быстро приближались к почетному званию разъяренных.

Самым разъяренным был возглавлявший четверку обладатель черных усов — роскошных, очень густых и длинных — иной девице такой бы косу толщины подругам на зависть. Семенивший с ним рядом худосочный коротышка был просто раздосадован, а вот последние двое старательно приближались к градусу сердитости вожака, но все одно больше потели, чем злились.

— Гарвин! — охнул Торк. — Принесли нелегкие семь ветров выродка!

— Проклятый трус! — торжествующе завопил усач, едва завидев Кэлберта. — Больше тебе не скрыться от меня!

— Скрыться? Гар, я никогда не прячусь от желающих повидаться со мной, — огрызнулся принц, кладя руку на рукоять кинжала, но пока не обнажая его.

— Ага! А вот и стукнутый кружкой! — обрадовался развлечению Элегор.

— Не прячешься? А что ж ты от Шей-кхо как положено не пошел? — сердито хрюкнул умаявшийся погоней коротышка и почесал покрасневший шрам на левой руке.

— Даме стало жарко, — галантно объяснил Кэлберт, кивком головы указав на сестру. — А что вы, ребята, мне свидание назначили, я не знал.

— Кэл, давай прирежем их по-быстрому и пойдем в таверну, у меня горло пересохло, — громко предложил Джей, нагло провоцируя драку.

— Фи, и так на улице дышать нечем, еще и кровь тухнуть будет, — поморщилась Элия. И, прежде, чем подзуженные Богом Воров мужчины кинулись в общую свару или все-таки организовали цивилизованное и оттого еще более тягомотное убийство через поединок в кругу на самом солнцепеке, богиня заявила ярящемуся капитану пиратов громко, чтоб слышали все:

— Мой брат играл с тобой честно, если ты умен более, чем по-глупому заносчив, то примешь его слово как доказательство правоты. Хватит петушиться, точно прыщавые юнцы, вам есть о чем побеседовать в прохладе таверны за кружкой.

— Не думаю, леди, — к приятному удивлению богини не опустился до грубости пират и собрался было продолжить свару с тем, кого считал врагом, но принцесса снова вступила в разговор:

— О, разумеется, невозможно думать о неизвестных фактах.

— И какой же повод леди считает достойным беседы и раздумий? — сообразив, что от надоедливой женщины иначе не отмотаешься, процедил Гар, теряя терпение. Уж очень хотелось ему честной драки.

— К примеру, то, что на «Разящем» плавает твой сын, — охотно поведала Элия.

Черноусый и загорелый почти до такой же черноты капитан стал истинно чернильно-синим, так проступил сквозь загар румянец ярости. Он хрипло прошипел, сжимая что было сил эфес сабли:

— Твое счастье, девка, что я не дерусь с женщинами. Убирайся, пока цела! У меня не может быть детей!

— Глупости! Твоя кровь просто слишком разборчива, и семя дает росток, лишь упав в подходящую почву. Четверть крови бога стихий не желала сгинуть бесследно и долго искала ту, с которой ты был бы способен достойно продолжить род, — отрезала Элия, не давая труда обидеться на грубость разгневанного бедолаги и жестом усмиряя всегда готовых врезать хаму родственников.

— Говори, — рука бессильно упала с рукояти сабли. Гарвин подскочил к принцессе так стремительно, что лоулендцы едва сами не схватились за клинки. Будь на лице пирата чуть больше агрессии и меньше жадного ожидания чуда, не ушел бы мужчина живым.

— В таверне, здесь слишком жарко, — напомнила Богиня Логики и вся компания, более не помышлявшая о сваре, отправилась в разрекламированную Кэлбертом забегаловку Фарна под названием «Бочка».

Разочарован был один лишь Джей, желавший чуток поразмяться перед едой, но, получив обещанный фирменный суп заведения, даже сварливый принц утешился и перестал жалеть о несостоявшейся настоящей забаве. Элегор же между дракой и тайнами, которые собиралась поведать Элия, мгновенно выбрал последние. Добрую стычку можно затеять в любой момент, а вот чужие секреты леди Ведьма раскрывает отнюдь не всегда.

Просторная таверна была помещением по меркам заведений такого профиля почти великаншей, и не получила почетного звания ресторана лишь в силу устоявшегося обычая, сравнительно скромного ассортимента блюд и нехитрой меблировки. Громоздкие столы и лавки были столь тяжелы, что затеявшим драку морякам в качестве оружия оставалось использовать лишь кулаки, посуду или собственные клинки. Но те, кто пускал в ход последние, навеки лишались права входа в главное заведение общепита Канвая. Таким жестким образом верзила Фарн боролся за чистоту своей таверны, а заодно и за мирную (относительно, как и все во Вселенной) обстановку в ней.

Гурьбу новоприбывших трактирщик полувеликанской комплекции смерил совершенно негостеприимным оценивающим взглядом — видать классифицировал компанию как потенциальных дебоширов, — но сразу вышвыривать прочь не стал. Даже еда и питие на большом столе, сдвинутом из пары поменьше, возникли почти мгновенно, будучи доставлены пареньками-подавальщиками и румяной, как сдобная булка, девахой. Такая, не придись ей по сердцу грубоватые ухаживания моряка, пожалуй была способна так засветить кулаком, что любой сумрак ярче полудня покажется.

Мужчины едва успели рассесться и принюхаться к еде, как к столу с радостным и громким (пожалуй, попугаи кричали тише) воплем кинулась женщина. Копна черных кудрей ее была перехвачена алым шарфом, и эта деталь туалета была единственным украшением в типично-мужской, довольно грубой одежде. Однако сочную смуглую красотку такая обертка ничуть не портила, скорей уж придавала грубоватого шарма. Пиратка повисла на шее Кэлберта.

— Кэл! — орала она, стуча кулаками по спине и груди принца. — А говорили, ты больше не заходишь на Канвай! Брехали, принцем заделался!

— Реза, рад тебя видеть, — пробормотал мужчина, ловя ироничную ухмылку «ага, влип, братец!» Джея и поспешил выкрутиться. — Так все и есть, вот Джей и Элия, мои брат и сестра.

— О, так может, нам тебя и сродственничков в заложники взять, высокородное высочество? — подал голос один из созерцающих представление моряков, по-видимому, «член профсоюза пиратских капитанов», имеющих право голоса. Роста среднего, но очень широкогрудый и мускулистый, с коротким ежиком рыжих волос на голове и куда более богатыми зарослями по всему торсу и рукам. Такими богатыми, что моряк казался одетым в меховую рубашку. Даже красочные татуировки профессиональной тематики едва проглядывали сквозь щедрую поросль.

Пока в его голосе и сине-зеленых глазах было больше шутки, но в каждой шутке, если имеешь дело с такими серьезными ребятами, смеха лишь доля, а вот все остальное может обернуться любым боком, или даже острием.

— Попробуй, — охотно откликнулся Кэлберт, откинувшись спиной на стену таверны и поглаживая Резу, уютно разместившуюся на его коленях, по волосам, — А толку то?

— Как толку-то? Выкуп за тебя запросим королевский! — загоготал пират, стукнув пудовым кулаком по столешнице.

— Запросить можно, но что Лимбер сделает, я не король Лоулендский, заранее не скажу. На ум два варианта приходят. Первый: на Канвай высадится регулярная армия с принцем Нрэном во главе и не оставит от нашего уютного гнездышка камня на камне, второй: на меня вообще плюнут. Коль влип, выкручивайся, как можешь. По-любому выходит, выгоды с меня, как заложника, никакой, сплошной геморрой. А так я хоть взнос Рибастису уплачу! — Кэлберт, с не наигранной беспечностью рассуждавший о своем пленении, весело усмехнулся и вновь небрежно прошелся пятерней по роскошной гриве волос бывшей любовницы.