– Тысячу, – призналась Клеа, все еще терзаемая жадностью, хотя пока еще не выписала Гуднайтам чек. – И вряд ли она так уж хороша. До своей смерти эта Ходж написала всего шесть картин.

– Она умерла?! – Рональд присвистнул. – Это значительно повышает цену. Ты скорее всего получишь неплохую прибыль. Неплохо бы отвезти картину в Майами: вот где настоящие денежки, – объявил он, вставая и обнимая Клеа за плечи. – У тебя верный глаз, лапочка. Жаль, что нельзя раздобыть пять остальных.

Клеа брезгливо поморщилась. Сколько раз говорить, чтобы он не смел называть ее «лапочкой»?

Тут Рональд поцеловал ее, и она промолчала. Поцелуй сам по себе неплох, лучше некоторых, хотя и хуже многих, но беда в том, что момент выбран самый неподходящий.

Но все же она не отстранилась. Что ни говори, а он платит Форду. И обещал покопаться в прошлом Гвен.

– Скажи, – спросила она, когда он поднял голову, – ты что-нибудь узнал о Гвен Гуднайт?

Рональд не сразу понял, о ком идет речь.

– Гвен… а, ты о той женщине? Она разорена. Галерея заложена и перезаложена.

– И чем это может мне помочь? – фыркнула Клеа отступая.

– В чем именно? – осведомился Рональд.

– Добудь что-то получше, – велела она. – Например, что она была проституткой или что убила мужа… Ну, нечто в этом роде. Такое, что подкосило бы и ее, и чертову галерею.

– Не думаю, что она из таких женщин, – с сомнением проговорил Рональд.

Клеа снова подступила ближе, взглянула на него, и он поперхнулся.

– У каждой женщины есть секреты, – тихо пояснила она. – Раскрой тайны Гвен Гуднайт, и я поведаю тебе кое-какие из моих.

– Я это сделаю, – промямлил он едва слышно.

– Клеа! – окликнул Мейсон, постучав в дверь. Испуганная Клеа подтолкнула Рональда к шкафу.

– Сиди там. В самой глубине. Справа, только справа, на случай если он откроет дверь. И чтобы ни звука!

– А… – начал было Рональд, но, увидев ее лицо, замолчал, кивнул и забрался в шкаф. Клеа прикрыла дверцу, но вспомнила о картине и, снова открыв дверцу, бросила туда же и ее. Картина была сюрпризом, предназначенным для именинного подарка Мейсону – вместе с роскошным тортом, вином и сексом, – в обмен на обручальное кольцо с внушительным бриллиантом в десять карат, как полагается в таких случаях. Но сейчас еще слишком рано показывать картину. Никогда не следует торопить мужчину.

Клеа поспешно повернулась и едва не споткнулась о Томаса.

Господи!

Что же, абсолютно ясно, что Мейсону просто нельзя входить в ее спальню!

Она схватила жакет, переступила через Томаса и осторожно выскользнула за дверь, едва приоткрыв ее, чтобы Мейсон не смог ничего увидеть.

– Готова? – спросил он.

– Разумеется, – улыбнулась Клеа, как всегда оживленная и дружелюбная.

Спускаясь вниз, она то и дело поглядывала на Мейсона. Сказать ему, что Гвен разорена? Однако неизвестно, отвернется ли он от Гвен или наоборот, захочет вытащить из болота?

– Прекрасно выглядишь, – улыбнулся ей Мейсон.

Пожалуй, он спасет Гвен. Рональду придется копнуть глубже.

– Спасибо, – прошептала Клеа, целуя его в щёку.

Придется усерднее взяться за дело. «Жаль, что нельзя раздобыть пять остальных», – сказал Рональд. Это означает, что Мейсон хотел бы иметь все шесть. Вот был бы сказочный подарок на день рождения! Но насколько это сложно? Что, если поместить объявление в газете? Вдруг кто-то вздумает покопаться в хламе на собственном чердаке?

– После обеда у меня деловое свидание, – объявил Мейсон, открывая дверцу «мерседеса». – А вечером в музее вернисаж. Я думаю, неплохо бы нам пойти.

– Еще бы!

«О черт, опять картины!»

Когда Мейсон умрет, нужно подобрать мужа с более приемлемым хобби. Вроде моды.

Клеа увидела себя на показах в первом ряду, перед самым подиумом, и мечтательно улыбнулась.

– Вначале я даже не мог предположить, что ты интересуешься картинами, – признался Мейсон, гладя ее по руке. – И теперь очень этому рад.

– О, ты еще многого обо мне не знаешь, – заверила Клеа, усаживаясь в машину. Пора заняться осуществлением планов.

Спустившись после обеда вниз, Тильда держалась с Дэви более напряженно, чем обычно, но он посчитал, что всему причиной волосы и одежда: перед ним стояла рыжая девица с темными глазами, в голубом жакете, очень деловитая и отчужденная. Чтобы немного поднять ей настроение, он включил радио и нашел Шелби Линн.

– Ужасный жакет, – заметил он, едва она села в машину.

– Взяла у Гвенни. В нем она куда-то ходила на собеседование по поводу работы.

– Когда-то?

– Но это не ее стиль. Какие будут инструкции?

– Те же, что и вчера, – ответил Дэви, стараясь не смотреть ей в глаза. Забавно, как меняют человека темные контактные линзы. – Мне недостает твоих глаз, – заметил он вслух. Она растерянно уставилась на него – и вдруг улыбнулась потрясающей кукольной кривоватой улыбкой. Дэви облегченно вздохнул: «Слава Богу, я вернул прежнюю Тильду».

– Сможешь снова их увидеть, когда получим русалок, – пообещала она, слегка расслабившись.

– Русалки, – мечтательно протянул Дэви, заводя мотор. – Уж скорей бы.

Олафсоны жили в аккуратном маленьком квадратном домике, окруженном узким ухоженным газоном, окаймленным, в свою очередь, чистеньким бетонным бордюром. Вдоль дорожки росли петунии, высаженные с интервалами ровно в шесть дюймов. Единственным, что портило уныло-безупречный пейзаж, была шина, прислоненная к белоснежной стене гаража.

– Кто-то из хозяев большой поклонник порядка, – сообщил Дэви. – А кто-то – нет.

– Верно, – согласилась Тильда.

– Молись, чтобы я попал на второго, – прошептал Дэви, насаживая на нос очки в роговой оправе. – И чтобы аккуратиста не было дома.

– Молюсь, – заверила Тильда. – Так вот где очки. А я не могла понять, что с ними случилось.

– На этот раз я Стив Олсон. Ты в любом случае моя жена. При некоторой удаче обойдусь без тебя, если же нет…

– Я немедленно подхожу и начинаю пропалывать петуньи.

– Ты помнишь…

– Бетти-зануда, Вероника-стерва, Вилма-шлюха.

Когда в дверях возникла миссис Олафсон, грозно хмурившаяся, огромная и толстая. Дэви понял, что надеяться на удачу было несколько преждевременно. Скорее всего, это и есть домашний тиран.

– Добрый день, – улыбнулся он. – Я…

– Приехали за шиной? – перебила миссис Олафсон. – Слава Богу. Я хочу, чтобы ее забрали до того, как муж вернется домой…

– За шиной? – Дэви мысленно выругал себя за слишком поспешные выводы. – Нет, я не за шиной, но, если хотите, могу забрать ее с собой. Место в багажнике найдется.

– О, какое счастье! – просияла миссис Олафсон. – Муж так расстраивается, если что-то нарушает порядок.

– Знаю, как это бывает. Моя жена… – Дэви покачал головой. – Иногда мне хочется заляпать грязью всю кухню просто из духа противоречия.

Миссис Олафсон тяжело вздохнула, признательно улыбнулась, и Дэви понял, что попал в точку.

– Не хотелось бы задерживать вас, но, видите ли, тетка моей жены приезжает в город, чтобы отпраздновать свое шестидесятилетие, и жена хотела бы подарить ей картину, которую та здесь как-то видела.

– Здесь? – Признательная улыбка миссис Олафсон бесследно исчезла: – Я не…

– Она приезжала сюда с подругой несколько лет назад и видела картину с русалками.

– Ах, эту… – Миссис Олафсон неодобрительно поджала губы. – Это картина моего мужа.

«Дьявол! Надо же…»

– Моя жена просто мечтает заполучить эту картину, миссис Олафсон. Как вы думаете, ваш муж продаст ее за двести долларов?

– Вряд ли, – неприязненно процедила миссис Олафсон. – Он очень к ней привязан.

Дэви заложил руки за спину:

– О Господи, похоже, мне крупно нагорит.

Тильда немедленно вышла из машины и направилась к крыльцу. Миссис Олафсон снова нахмурилась.

– Понимаешь, Вероника, – покаянно начал Дэви и увидел, как лицо Тильды исказилось яростью.

– Какого черта ты здесь валандаешься? – вскричала Тильда, огрев его по руке сумкой. – Тетя Гвен уже в аэропорту. Ждет нас, а ты знаешь, как я ненавижу опаздывать!