– Я никому не скажу, – поклялась Надин.

– Некоторые картины из тех, что были подлинниками, написал художник по имени Гомер Ходж, – продолжала Тильда, – и дедушка вполне законным путем заработал на нем кучу денег. Но потом они с Гомером поссорились, и тот перестал присылать картины; и тогда твоего дедушку осенила блестящая идея изобрести для Гомера дочь по имени Скарлет. Всего он продал пять картин, повсюду хвастаясь, что заполучил настоящий талант, и особенно напирая на то, что фамилия художницы – Ходж.

Гвен бессильно откинулась на спинку дивана и смотрела в потолок, покачивая головой.

– Изобрел дочь? – оживилась Надин. – Вот здорово!

– Не очень. – Тильда подняла Спота, нуждаясь хоть в какой-то поддержке перед изложением следующей, самой неприятной части рассказа. Песик вздохнул и свернулся клубочком у нее на коленях. – Картина, которую ты продала, была первой Скарлет. Фальшивка, нарисованная никогда не существовавшей художницей. А это уже мошенничество, за которое можно угодить в тюрьму. И люди обязательно это узнают, потому что Гомер жил на ферме в южном Огайо, а на проданной тобой картине изображен наш дом.

– То-то она мне показалась знакомой, – пробормотала Надин.

– Так вот, как только они все узнают, обязательно вернутся в галерею и начнут задавать вопросы. – Тильда ощутила, как внутренности снова скрутило узлом. – А еще могут присмотреться к картинам, которые им продал дедушка за тысячи долларов, и обнаружить, что многие из них – подделки. Покупатели потребуют назад деньги, а у нас их нет. За это мы тоже можем попасть в тюрьму и уж в любом случае потеряем галерею и этот дом, то есть всей семьей окажемся на улице.

– Погодите, – проговорила Надин, встрепенувшись, похоже, ничуть не смущенная теми открытиями, что ее дед был жуликом, и что сама она вскоре будет жить в сточной канаве. – Я не знала, что это подделка. Единственный, кому это было известно – дед. Но он мертв. Значит, все можно свалить на него.

– Последние пять лет я только на это и надеялась, – вставила Гвен, по-прежнему глядя в потолок.

– Неплохой план, но он не сработает, – сообщила Тильда, которой становилось все хуже. – Галерея как бизнес все еще функционирует. И есть еще один человек, который наверняка обо всем знал и может за это получить тюремный срок. Тот, кто все это нарисовал.

– Правда. – Надин заметно присмирела. – А кто их нарисовал?

– Я, кто же еще, – вздохнула Тильда, снова вынимая ингалятор.

Всего четыре дня ушло у Дэви Демпси на то, чтобы проследить маршрут бывшего финансового консультанта от Майами в штате Флорида до Колумбуса в Огайо. И вот теперь, стоя в дверях маленькой закусочной, он спокойно наблюдал, как его добыча берет стакан для воды, внимательно рассматривает и в который раз вытирает край салфеткой. Рональд Эббот, по прозвищу Кролик, был рожден, чтобы стать идеальной мишенью для кого угодно: бледный, почти без подбородка, он так уверен в своем превосходстве во всем, что касается денег, искусства и жизни в целом, что надуть его легче легкого. Поэтому Дэви считал вдвойне непростительным, что этот слизняк спер все его денежки.

Дэви пересек зал, скользнул в кабинку, и Рональд, поднявший глаза на полуглотке, задохнулся и втянул в себя воду одним испуганным вдохом.

– Привет, Кролик, – начал Дэви, наслаждаясь ситуацией. – Где мои три миллиона долларов?

Рональд продолжал захлебываться водой из-под крана, чувством вины и ужасом.

– Знаешь, преступная жизнь, она не для всех, – заметил Дэви, беря с подноса Рональда ломтик жареной картошки. – Для этого нужно любить риск. А ведь ты рисковать не любишь, верно, Кролик?

Рональду наконец удалось глотнуть немного воздуха.

– Ты сам во всем виноват.

– Потому что доверял тебе? – кивнул Дэви, продолжая пережевывать картошку. – Неплохая мысль. Больше не буду. Но мне нужны мои денежки. Все три миллиона. До последнего цента.

Он взял еще один ломтик картошки. Закусочная была так себе, но повар явно умел готовить картофель.

– Это не твои деньги! Ты их украл, – прошипел Рональд, боязливо осматриваясь. – Где Саймон? Он тоже здесь?

– Саймон в Майами. Я изобью тебя собственноручно. И ты знаешь, что деньги мои, ты видел, как я покупал те же акции, что и ты…

– Но начальный миллион не был твоим, – перебил Рональд, и Дэви замер, пораженный, как громом, воспоминанием о встрече трехлетней давности с прекрасной разъяренной блондинкой.

– Клеа. – Дэви покачал головой. – Хорошо провел время, Кролик?

– Видишь, ты даже не отрицаешь! – негодующе отбивался Рональд. – Украл наследство бедной женщины, завещанное ей отцом…

Дэви вздохнул и потянулся за солонкой. Если Кролик попал в орбиту притяжения Клеа, дело плохо. Бедняга накален так, что охладить его будет нелегко.

– Эта женщина не бедна. Просто невероятно жадна. Она унаследовала кучу денег от первого мужа и, как я слышал, окрутила какого-то богатенького старичка на Багамах.

– Ты украл ее деньги, – твердил Рональд как заведенный. – Она – невинная жертва.

Дэви пододвинул к себе тарелку Рональда и потянулся за кетчупом.

– Кролик, я все понимаю. В постели ей нет равных, но даже ты не можешь верить этому вздору.

Рональд гордо выпрямился:

– Ты говоришь о женщине, которую я люблю!

– Клеа – не та женщина, которую ты любишь, она вообще не из тех, кого можно любить, – мрачно заверил Дэви. – Ты просто вбил себе в голову, что любишь ее, но потом непременно окажется, что пользуешься ее услугами лишь до тех пор, пока на сцене не появится кошелек потолще, с возможностью перекупить ее за сумму повыше.

Он опрокинул бутылочку с кетчупом над остатками картофеля.

– Я верю в нее! – напыщенно произнес Рональд.

– Ты так же верил, что акции интернетовских компаний будут подниматься бесконечно. Как говаривал мой папочка, это слишком хорошо, чтобы быть правдой…

– Речь здесь не о деньгах! – перебил Кролик. – Она меня любит.

– Если говоришь о Клеа, значит, речь о деньгах. Это все, что ее интересует.

– Ей небезразлично искусство, – возразил Рональд.

– Искусство? Под ним она подразумевает одну культовую картину И два порнофильма! Такое искусство?

– Нет, – смущенно помотал головой Рональд. – Ее искусство. Я познакомился с ней в семейном музее, где помогал оценивать коллекцию ее покойного мужа.

– Покойного мужа! Какой сюрприз! Вообрази мое удивление! – рассмеялся Дэви. – Кролик, у ее семьи нет никакого музея, и она вцепилась в тебя, обнаружив, что ты имеешь доступ к моим счетам. Отчего умер тот несчастный? Ее последний? Нет, погоди. Дай угадать. Сердечный приступ?

– Все случилось так внезапно, – пробормотал Рональд.

– Так всегда бывает с мужьями Клеа. Послушай моего сонета: не женись на ней. В черном она просто неотразима.

Рональд надменно выпятил вперед то, что у него называлось подбородком.

– Она предупреждала, что ты будешь говорить о ней гадости! Говорила, что ты угрожал ей и распространял лживые слухи о ее прошлом! Ты живешь обманом, Дэви, так почему я должен…

– Тут мне лгать ни к чему, – заверил его Дэви. – Правда и без того достаточно печальна. – Послушай, если хочешь покончить с собой, сдохнув в постели Клеа, валяй. Это такой же надежный способ, как сотня других. Но сначала отдай деньги. Я терпеть не могу бедности. Это ограничивает мои возможности.

– У меня их нет! – объявил Рональд с оскорбленным видом. – Я вернул все законной владелице.

Дэви обмяк и уставился на него со смесью жалости и раздражения во взгляде.

– Значит, ты уже отдал их ей. Интересно, когда ты в последний раз ее видел?

Рональд густо покраснел:

– Четыре дня назад. Она очень занята.

– Ты отдал ей мои денежки, едва заполучил всю сумму, и с тех пор у нее совершенно нет времени.

– Нет. Она действительно занята. Это часть нашего плана – создать коллекцию…

– Клеа коллекционирует предметы искусства?!

– Видишь? – злорадно фыркнул Рональд. – Я знал, что ты ее не понимаешь.