Алексей Николаевич помрачнел, откинул шторку с окна кареты, за дверью, куда-то назад, бежало поле, немного дальше текла блестящая река.
— Куды сразу?! — это кричал возница.
— К Соломону! — ответил Алексей Николаевич, а потом обратился к Сергею. — Екатеринославск.
* * *
Город был красив, мощеные улицы, лавки да магазины разных направленностей, и каждый имел свою вывеску, каждая ярче и краше другой. Соломоном оказался еврей, держащий большой трактир на берегу Днепра, рядом с городским центром.
Здесь юноша стал свидетелем одной сцены. Один, очень упитанный, скорее толстый человек, шатаясь, пытался выйти из заведения. От него буквально несло водкой, вчерашним перегаром и луком. Маленькие глаза, в народе такие называют поросячьи, почти заплыли жиром. Сам толстяк ругался и все грозился закрыть корчмаря в холодную.
Рядом с каретой на которой приехали Сергей и Алексей Николаевич остановилась кибитка, бедка, с нее соскочил стройный, подтянутый человек, уже в возрасте, чем-то похож на Ларина, наверное осанкой и выправкой. К человеку, полу-согнувшись, боком, подбежал Соломон, и кланяясь и крестясь, плаксивым голосом затараторил:
— Ваше благородие, только вы, только на вас уповаю, губят, грабят, ой ратуйте.
Их благородие покосился на трактирщика, посмотрел на толстяка, подошел к тому, ухватил за руку и потащил к бедке.
— Я тебя… — пьяный пытался вырваться, махал руками, казалось что он не понимает что происходит.
— Молчать! — рявкнул стройный, да так, что Сергей дернулся. — Ану пшел. — зло прошипел он.
— Понял. — тут же утихомирился толстяк и поплелся к повозке, сел на сиденье, и уже через минуту они отъехали от трактира.
Сергея очень заинтересовало увиденное.
— Кто это был? — спросил юноша у Алексей Николаевича.
— Не знаю. — честно признался мужчина. — Соломон Яковлевич, доброго дня, драгоценнейший! — Алексей Николаевич от души приветствовал толстенького, низенького мужчину в ермолке, лапсердаке, жилете, длинных, грязных гольфах и калошах.
— Алексей Николаевич! Давненько я вас не видел. Как вы? Как здоровьечко? — Соломон Яковлевич пожал своею пухлою ручонкой жилистую ладонь генерала.
— Все добре, дай бог! Нам бы ваших красавиц, скрыпалей, и дудочников. На эту субботу.
— Ну, на субботу. — хитрый коротышка сложил нижнюю губу поверх верхней, закинул руки за спину и начал раскачиваться вперед-взад, а его пейсики прыгали в такт покачиваниям. — На субботу. — повторил он. — Нет ну в субботу. — он смотрел куда-то в пол и делал вид что о чем-то задумался. — Вы знаете субот…
— Плачу как обычно, с премией, и карету мы пришлем.
— А, в эту субботу! — заулыбался шинкарь. — В эту милости прошу. Сонечка! — писклявым голосом прокричал Соломон Яковлевич.
— Ой, да шо вы кричите! Я ж вам не глухая! — из темноты трактира появилась стройная, красивая девушка с зычным голосом.
— Вот, Алексей Николаевич. — Соломон поклонился и обоими руками показал на своего гостя.
— Я же сказала, вижу, не глухая. — сердитым голосом отрезала девушка, потом мило улыбнулась Алексей Николаевичу. — Доброго дня.
— Иди буди своего пьяницу, вам работа есть!
— Папа! Работа на субботу!
— Может до субботы хоть отойдет! — Соломон Яковлевич поймал на себе гневный взгляд дочери, поднял руки вверх, и ушел со словами. — Я я шо, а я ничего, я так тут.
— В какое время? — Сонечка мило улыбалась Алексей Николаевичу.
— К утру прибудут кареты, а вот и задаток. — он передал девушке тугой пакет перевязанный ниточкой.
— Передайте Раисе Петровне, что будет лучшая программа!
— Сонечка, душенька, а что за господ мы видели? — вспомнил мужчина вопрос Сергея.
— Пьяный — полицмейстер, а второй — Гурин.
— Гурин, Гурин, — пытался вспомнить генерал. — Губернатор?
— Куда там! Берите выше! — она посмотрела по сторонам, потом, широко раскрыв глаза, шепотом, добавила. — Охранка. — и уже нормальным голосом предложила. — Кваску? — и Сонечка мило улыбнулась.
Выпили свежего квасу, распрощались с милой девушкой и вышли наружу.
— Охрим, на Припортовую, к почте.
Четверка быстро потащила карету в заданном направлении. В редакции, которая располагалась в одном здании с почтой, Сергей забрал свой гонорар, отослал письма родителям, письмо в котором сообщалось о помолвке было отдельно и шло спецзаказом. У почты Сергей увидел карету запряженную восемью лошадьми, и ему показалось что в нее садился знакомый ему человек, только кто, он вспомнить сразу не смог. Артур! Сергей аж обернулся, но возница уже тронул вожжами, и экипаж, набирая скорость, понесся по мощеной дороге, грохоча колесами по брусчатке. Нет, это вряд-ли, они в Европе сейчас.
— Справился? — Алексей Николаевич ждал юношу у кареты. — Пойдем пройдемся, тут лавочка есть недалеко, гостинцев купим.
Такой магазин Сергей видел впервые, жемчуга, янтарь, агаты, гранаты, и еще бог знает что. А рядом халва, карамели, конфеты, сушеные фрукты и орешки в меду. Хозяин лавки турок, но по-русски говорит ловко.
— Возьми это, этих дай дюжину, тех штук десять, Олечке вот это нравится, а ты запоминай. — командовал Алексей Николаевич показывая на каменья и на сладости. — Женщины, они как вороны, любят все сладкое и блестящее. — со знающим видом говорил мужчина.
Сладости турок упаковал в красивую коробку синего цвета из грубой бумаги, а камешки в отдельных два мешочка, сшитых из розового шелка, с бантиками и перевязанные золотыми шнурочками. На одном мешочке он быстро вышил «Р», на другом «О».
— Вот теперь и до дому ехать можно. — с довольным видом заключил Алексей Николаевич. — Охрим, провези нас по набережной, а потом гони домой!
Красив Днепр, закатное солнце залило реку кровавым багрянцем, казалось это кровь веков, ушедших лет, теперь текла в одно большое море вечности, навсегда унося и свои, и чужие тайны.
* * *
— Так как ты выбрался? — Сергей первым нарушил молчание.
Как только экипаж вышел из города, возница остановил лошадей, зажег фонари и продолжил путь. Алексей Николаевич засветил маленькую лампадку, прикрепленную к стенке кареты, и та обдала пространство вокруг себя тусклым светом, оставив углы во власти сумерек.
— Это долго рассказывать. — после прогулки по Екатеринославску Алексей Николаевич повеселел, и его голос звучал без мрачных ноток. — Ну и ехать нам не быстро. — это была правда, в темноте особо не разгонишься. — Да, ты знаешь, мне ведь тогда было годов как тебе сейчас, всего ничего, ну может немногим старше. Страшно помирать в таком возрасте? Я не знаю, не помню. Помню что стоял на коленях, подошел ко мне этот, со скрипучим голосом: «Ты смотри, — злорадно шипел он. — офицерик.», после он зашелся смехом. Я поднял глаза и увидел перед собой грязный офицерский китель, а над ним мерзкую морду этого недоноска. — в сумраке Сергею показалось что глаза Алексей Николаевича моргнули желтым огнем. — Ужасный был он тип, зубы сплошь гнилые, черные глаза малюсенькие, как у свиньи, голова как патисон маленькая, и кажется, что кожа натянута на голый череп, а брови, усы и волос, как смола и торчат щеткой во все стороны. Длинный, острый нос, с огромными ноздрями, узкий подбородок выпирает вперед, а лоб, такое чувство что его вовсе нет, сразу над бровями росли волосы. Сам тоже невысок, ниже среднего, и худой. Говорили что его не женщина родила, а что он так, из лесу появился. Китель на нем висел как парус от фрегата на рыбацкой лодке.
— Кто это был?
— Брага. — Алексей Николаевич уловил удивленный взгляд. — Да, вот этот недомерок смог подчинить себе целую армию головорезов. — он достал трубку, набил табаком и закурил. — Меня начало трусить от боли, в глазах стояла пелена, но его рожу я хорошо запомнил. Он наклонился ко мне: «Здравия Ваше Благородие! Как вы себя чувствуете? — сволочь кривлялся и потешался надо мной. — Бравый Ларин, за тебя много дадут, а?» И в тот момент я понял что возвращаться с таким позором я не хочу. Злость, ты знаешь, великая штука, она придала мне сил, и я рубанул саблей, сделав выпад вперед. Как потом выяснилось, я отрубил ему кончик носа, но об этом я узнал после, через время. Что было дальше? Дальше на меня накинулись со всех сторон, и я ничего не помню, очнулся я когда меня нашел Никита, точнее к жизни вернул.