— А вот и якобинская шапочка!

— У меня нет якобинцев! — возразил взбешенный Император и с этими словами встал и повернулся к королю спиной, а после спектакля приказал передать ему, чтобы он в 24 часа выехал из Петербурга. Мало этого, Павел приказал генералам не провожать его до границы, отменил подставы, заготовленные на пути, и даже вернул придворную кухню.

Посланный с последним приказанием гоф-курьер Крылов посовестился в точности исполнить приказание Государя и, вернув поваров и прислугу, оставил там съестное.

— Ты хорошо сделал, — сказал Павел Петрович Крылову, — ведь не морить же его голодом.

Невеста Густава, Александра Павловна, вышедшая замуж за сына австрийского императора Леопольда, эрцгерцога Стефана, который в 1796 г. был сделан венгерским палатином, т. е. верховным правителем Венгрии, скончалась год спустя после своего замужества в 1801 г., на 19-м году жизни.

1800 год был очень характерным для царствования Павла Петровича.

Гулянье 1 мая 1800 г. происходило на Невском проспекте, так как Екатерингоф Павел I подарил княгине Гагариной, урожденной Лопухиной[66]. В этот день, по приказанию Императрицы Марии Феодоровны[67], воспитанницы институтов были привезены в дом графа А. С. Строганова[68] (у Полицейского моста), из окон которого смотрели на гулянье.

3 мая из Адмиралтейства, которое тогда еще было окружено рвом и валом, на котором со стороны Зимнего дворца развевался флаг ордена св. Иоанна Иерусалимского, водруженный здесь 1 января 1799 г., спускали три фрегата: «Михаил», «Эммануил», «Св. Анна» и корабль «Благодать». Первые три сошли со стапелей хорошо, а корабль застрял. Молодой князь Меншиков [69], будущий морской министр, сказал: ««Анна» сошла славно, а «Благодать» велит себя подождать». И действительно, корабль этот был спущен лишь 1 августа 1800 г.

17 июня была торжественно освящена архиепископом могилевским Сестерженцевичем[70] католическая капелла, построенная при дворце ордена св. Иоанна Иерусалимского, в бывшем доме гр(афа) Воронцова, где ныне Пажеский корпус[71]. Капелла эта существует и теперь и называется католическою Мальтийскою церковью.

Спустя несколько дней по освящении капеллы, 23 июня, после полудня, собрались в орденском дворце все находившиеся в Петербурге командиры и кавалеры мальтийского ордена. Обширный двор был усыпан песком, а в середине его симметрически расставлены девять костров, увешанных гирляндами и назначенных к сожжению, по обычаю ордена, накануне Иванова дня.

В 7 часов вечера обер-церемониймейстер ордена граф Ю. А. Головкин[72] открыл шествие. Члены орденского совета несли в руках длинные восковые свечи. Выйдя из главного подъезда дворца, шествие медленно обошло костры три раза и потом разместилось кругом. Члены совета зажгли костры. Намазанные скипидаром, костры быстро вспыхнули ярким пламенем. Клубы дыма живописно поднялись и вились в воздухе, являя красивую картину. По сторонам двора, за рогатками, стояли сотни зрителей, а на улице, за железною решеткою, да на галлерее Гостиного двора толпились тысячи народа.

8 ноября Павел I «шествовал» из Зимнего дворца для освящения Михайловского замка (ныне Инженерный), где и обедал со своим семейством. История сооружения этого замка такова: поддаваясь мистическому настроению, Павел I, услыша рассказ, что при восшествии его на престол часовой, стоявший у Летнего дворца, в котором Государь и родился, видел видение св. Архангела Михаила, тотчас решил построить в честь Архангела дворец, который носил бы имя этого святого. Проект для Михайловского замка был составлен любимцем Павла I, знаменитым зодчим Вас(илием) Ив(ановичем) Баженовым[73] (умер в 1799 г.), которого в 1792 г. Государь, будучи еще великим князем, вызвал в Петербург из Москвы, где он по повелению Екатерины II делал модель для дворца в Кремле, и сделал своим архитектором.

По вступлении на престол Павел пожаловал Баженову 1000 душ крестьян, произвел из коллежских советников прямо в действ(ительные) ст(атские) советники), наградил орденом св. Анны 2-ой степени с бриллиантами, значительным жалованьем и званием вице-президента Академии Художеств.

Образцом Михайловского замка служил Генуэзский дворец. Постройка замка была начата под личным руководством Баженова в 1796 г.[74], а 27 февраля.1797 г. происходила торжественная закладка в присутствии Государя.

…Описание внутренней отделки замка сохранил Коцебу[75], но внешний вид замка совсем не представляет нам того, что было при его отделке, когда на всех фасадах красовались мраморные статуи, позолоченные вазы и другие фигуры, служащие теперь к украшению различных дворцов.

Пимен Абрамов в своей «Летописи русского театра»[76] рассказывает, что Н. С. Краснопольский перевел написанный для сцены вышеупомянутым Коцебу исторический анекдот: «Лейб-кучер Петра III», который шел на сцене 26 августа 1800 г. и имел большой успех. В пьесе этой замечателен был разговор столяра Лебсрехта с царским кучером Дитрихом:

— Как, Государь снял перед тобою шляпу?

— Да, он кланяется всем честным людям. Государь мне кланялся.

Актер Крутецкий играл лейб-кучера, а столяра — Рыкалов; эта пьеса долго не сходила со сцены. Она очень понравилась Павлу, и переводчик получил драгоценный перстень; в то же время Государь повелел возвратить из Сибири Коцебу, который был обвинен в сочинении политической драмы «Граф Беньевский».

Вообще Павел особенно чтил память своего отца — Петра III, и в книжных магазинах, как видно из публикаций того времени, продавались эстампы: 1) «Гравюра, представляющая принятие императора Петра III в Елисейских полях Петром Великим», и 2) «Вырытие тела Императора Петра III».

По словам записок графини Головиной[77], Павел I поселился окончательно в замке 1 февраля 1801 г. и был так доволен, что осуществил свою мечту, что воспользовался последними днями Масляницы, чтобы ознаменовать свой переезд в замок великолепным балом.

А графиня София Дм(итриевна) Строганова (рожденная кн. Голицына) рассказывала Плетневу[78], что Павел I, переселяясь в Михайловский замок, считал себя уехавшим из Петербурга, с которым сносился не иначе, как через почту, как бы живя в Гатчине или Павловске.

За неделю до освящения Михайловского замка, т. е. 1 ноября 1800 г., был издан Павлом Петровичем указ, по которому всем уволенным или исключенным из службы офицерам разрешалось опять вступить в нее, если только они не были осуждены по приговору суда. Но всем уволенным повелено было лично явиться в Петербург; последнее обстоятельство приводило в отчаяние тех людей, которые, уже впав в нужду, должны были совершить путь в 2000–3000 верст до столицы, чтобы потом пройти, может быть, столько же до назначенных им полков. По дорогам тащились к Петербургу офицеры пешком или влекомые клячами, а многим приходилось просить и милостыню.

Виновником всего этого был граф Пален[79], вкравшийся в безграничное доверие Кутайсова, бывшего брадобрея Павла Петровича, который не покидал своего занятия и в обер-шталмейстерском мундире, оставаясь холопом в полном смысле слова; набивавшего свои карманы и выгодно пристраивавшего своих дочерей за знатных бар. Английские чины текли обильно также в руки Палена и других единомышленников его чрез приятельницу английского посла в Петербурге Витворта — О. А. Жеребцову, сестру прощенных, по просьбе Кутайсова, друзей Палена: князя Платона и графов Николая и Валериана Зубовых[80].