— Не простужусь я! — мотнул головой Степан.
Но бабушку не переспоришь. Пришлось надеть всё, что она велела.
— А лучше бы, деточка, ещё и супчику поел перед уходом — вон бледненький какой стал, плохо кушаешь, ой, плохонько!
Где там! Не до супа Степану. Скорее к дедушке! Оделся уже, на выходе весь, как на вылете, а тут супчик ещё какой-то…
И вот Степан во дворе.
Увидел его дедушка:
— Замёрзнешь, крошка! Вишь, холодило-то нынче холодильное!
Опять! То «деточка», то «крошка», да всё про мороз и о морозе. Когда же наконец поймут, что он, Степан, совсем не такой уж маленький и сам тоже кое-что соображает!
— Дедушка! Я помогать тебе пришёл. А ты отдохни.
И Степан решительно взялся за топор.
— Ой, ой! — ужаснулся дедушка, будто палец себе отрубил. — Ты что! Оставь топор! Осторожно! На ногу не урони.
И, обезоружив Степана, дедушка отвёл его в дальний угол двора и только после этого снова принялся за своё дело.
Степан с завистью смотрел, как сноровисто и ловко он работает. Размахнётся — топор только мелькнёт у него над головой, как серебристая рыбина, г-гах! — и разлетится чурка в разные стороны на белые полешки.
Рубит дедушка, колет и выдыхает весело, озорно, совсем как мальчишка:
— Г-гах! Г-гах! Г-гах!
— Г-гах! — И Степан от радости так и подпрыгнет. — Г-гах! — и снова подскочит. — Г-гах! — и в ладоши хлопнет. — Г-гах! Г-гах! Г-гах! — танцует Степан танец какой-то чудной, вроде чечётки, а не чечётка.
И хочется ему, ах как хочется самому по чурке рубануть хоть разок и самому крякнуть при этом по-дедовски: «Г-гах! Г-гах!»
Дедушка между тем разгорячился, ватник скинул, на снег бросил.
— Дедусь, жарко тебе? — закричал Степан из своего угла. — А лицо почему у тебя красное такое? Заболел? Простудился? Бабушку позвать?
Но бабушку звать не надо — она сама уж тут как тут: опять по Степанову душу — домой его увести. Мороз-то какой! Бабушка своё лицо варежкой прикрыла: так дерёт, как медведь лапой когтистой.
— Не пойду я домой, — надулся Степан. — Не хочу. Я дедушке хочу помогать. Он пусть отдохнёт, а я дрова колоть буду.
— Ну ладно, — улыбнулся дедушка, видя такую настойчивость. — Если уж так хочешь, носи полешки и складывай.
Мигом оказался внук рядом с дедом. Схватил полено, отнёс. Потом другое, третье, пятое, десятое…
— Ну и ну! — восхитился дедушка. — Ну, крошка, теперь ты уже не крошка, а помощник!
— А ведь много я уже натаскал, да?
— Много, ох мно-о-го, Степан! Молодец. И лицо у тебя теперь красное.
Степан побежал в избу, в зеркало глянул.
— Бабушка, бабушка, посмотри на меня! Лицо красное!
— Красное, как солнышко, деточка! — ласково сказала бабушка и погладила Степана по щеке.
Степан понял, что не заболел, а наоборот — поздоровел.
— Ты, бабушка, меня деточкой больше не называй. Лучше помощником. Дедушка теперь так меня зовёт.
— Будь по-твоему, — согласилась бабушка.
Снова Степан дедушке помогать побежал.
— Ты бы отдохнул малость, что ли, — сказал дедушка.
— Я не устал!
И домой пошёл только вместе с дедушкой, когда все дрова были расколоты и сложены.
— Ну как, доволен ты помощником? — спросила бабушка дедушку.
— Не знаю ещё. Посмотреть надо, как есть будет.
А Степан уже и сам поглядывал на кухню, откуда доносился вкусный запах горячих щей.
— Когда поработаешь, щи вкуснее, — сказала бабушка. — Верно, дедушка?
— А как же!
Степан съел тарелку щей за одну минуту. И ещё попросил.
— Ну, теперь я вижу, ты настоящий помощник! — сказал дедушка.
АНДРЮШКА
Солнышко-колоколнышко в небе ясном высоко-высоко, всем от него и тепло, и весело: траве-мураве, деревьям, цветам.
Вытянули цветы длинные шеи, смотрят и ждут — не идёт ли Андрюшка.
А вот и он.
Из дому вышел, улыбнулся приветливо, на щеках ямочки появились, в каждой капелька воды, пожалуй, поместится.
В руках у малыша — ведёрко со свежей водой.
Приблизился Андрюшка к яблоне, полил её.
— Пей, — прошептал. — Пей и расти.
И зашелестели на деревце листья — словно поблагодарили заботливого мальчика.
А ветерок нежно погладил его по волосам.
ВЕЛИКАН
Миша давно заметил, что утром солнце никогда не появляется в том окне, около которого стоит его кровать. Здесь бывает оно позже, после того, как наведывается в берёзовую рощу.
«Что оно там делает?» — думал Миша не раз.
И вот однажды решил сам посмотреть, что и как.
Пошёл в рощу. Глянул вверх — небо. Огляделся по сторонам — берёзы. Посмотрел на землю — трава, а среди травы — алая ягода на тонкой ножке.
Алая! Она сверкала на солнце, как мокрая бусинка. И была такая красивая, что даже стрекоза не могла пролететь мимо, а села на зелёный лист и оттуда долго-долго, внимательно-внимательно смотрела не неё.
Заложив руки за спину, стал Миша прохаживаться между деревьями. Вроде бы всё ему было здесь знакомо, но почему-то казалось, что он впервые в берёзовой роще. Это солнце сделало рощу неузнаваемо-прекрасной.
Тем временем Ира, старшая Мишина сестра, увидела, что Миши нет дома, и бросилась его искать. Заглянула во двор — нету, к соседям — тоже нет. Побежала в рощу.
Миша стоял возле муравейника, задумавшись.
— Ах ты! Опять рубашку наизнанку надел! — не обращая внимания на Мишину сосредоточенность, воскликнула Ира и принялась стаскивать с брата рубашку.
— Да осторожнее ты, голову оторвёшь, — сказал брат, поднимая руки над головой. — А ты знаешь, солнце за мной всё время бегает. Куда я, туда оно. Я между деревьями остановлюсь — и оно остановится. Я в кусты спрячусь — а оно тут как тут, сразу меня находит.
— Выдумщик ты, вот кто.
— А вот и нет, а вот и не выдумщик. Правда. А вот здесь — смотри — муравейник. Вон их сколько! Тысяча? Миллион! А вот угадай, что они обо мне думают!
— О тебе? Думают? Так они и думать не умеют.
— Ого-го! Не уме-еют! Чего скажешь! Муравьи — они самые умные. Дом какой для себя построили. Сколько квартир, коридоров! И кино у них, наверно, есть. И экран там — со спичечную коробку.
— Фантазёр! — засмеялась Ира.
— Сама ты фантазёр. Скажи вот, что они обо мне думают, скажи, ну!
— Не знаю, — пожала плечами Ира.
— Думают, что я великан! Они ведь такие махонькие, а значит, я для них — очень большой. Понятно?
— Понятно, товарищ муравьиный великан! — снова засмеялась Ира. — Давай, великан, побегаем, хочешь? Наперегонки.
— Помчались! — обрадовался Миша. — Только — чур! — так бежать, чтобы солнце за нами не угналось!
— Не угонится! — крикнула Ира и побежала во весь опор.
Но солнце догоняло их, ловило, грело, припекало. Так и играли они втроём — Миша, Ира и солнце.
Когда устали и остановились, Миша спросил:
— Ир, а почему утром солнце прямо в рощу бежит?
— Не знаю.
— А я знаю.
И он взял сестру за руку и повёл её туда, где росла среди травы алая ягода на тонкой ножке.
— Вот, — сказал он, — ягода красивая какая, видишь? Вот потому-то она и красивая, что солнце каждое утро к ней спешит, её греет. Смотри не сорви её, а то солнышко рассердится.
— Не сорву, не бойся, — ответила Ира. — А сейчас — побежали, дедушке обед пора нести. Кувшин с квасом на этот раз понесу я, а пирог — ты. Хорошо? Только начинку не выковыривай, как в прошлую пятницу.
— Ладно, ладно, не учи.
Брат и сестра вернулись домой, взяли еду и пошли на луг.
— Как думаешь, — спросил Миша, — сегодня дедушка разрешит мне немного покосить или нет?
— Разрешит, конечно. Ты ведь теперь великан!
Когда они вышли на луг, дедушка сказал:
— Ну, Миша, для тебя нынче работёнка найдётся!
Миша схватил косу.
