На миг Кэлвин перестал следить за дорогой и взглянул на Кендалл. Свет мелькающих за окном фонарей озарял его впалые щеки.

— Теперь понимаю, что ошибся, — промямлил он. — Я… Мелисса права: я думал не головой.

Кендалл зажмурилась, не желая слушать, какая часть тела управляла его мыслительным процессом. Для Кэлвина существовало лишь два варианта — голова и головка. Когда же он перестал прислушиваться к зову сердца?

— А теперь ты головой думаешь? — уточнила она.

— Лора и вся эта… затея — большая ошибка, — тихо произнес Кэлвин. — Жалею, что с ней связался. — Кэлвин сглотнул. — Я не должен был этого делать.

Фары едущих на запад машин то и дело освещали его лицо. Яркий свет и тьма. Правда и последствия.

Кендалл догадалась, что сейчас услышит очередную порцию ненаучной фантастики, на которую этот день оказался столь щедр.

— Кендалл, мне очень стыдно! Правда, стыдно. Хочу, чтобы все стало как раньше. — Кэлвин сделал паузу, ожидая какой-то реакции. Ее не последовало, и он запел дальше, только Кендалл чувствовала, что песня сочиняется на ходу.

— Давай сегодня же начнем все сначала! — Судя по тону, Кэлвин уговаривал не только ее, но и себя. — Я попрошу у детей прощения. И у тебя тоже! — поспешно добавил он.

Кендалл догадалась: перед ней Кэлвин извиняться не планировал, считал, что уговаривать не придется, и наверняка верил, что она каждый божий день молится о его возвращении.

— Что случилось с Лорой? — поинтересовалась Кендалл. — Как она относится к твоему… желанию начать все с чистого листа? — От усталости едва удалось наскрести желаемую дозу сарказма (ключевое слово не «едва», а «удалось»).

— Мнение Лоры меня не волнует. — Кэлвин пожал плечами, и Кендалл представила, как девять месяцев назад он говорил то же самое любовнице, отмахиваясь от затурканной опостылевшей жены. — Все кончено, — объявил Кэлвин таким тоном, словно о подобных мелочах и упоминать не стоило. — Хочу, чтобы мы снова жили вместе. Я уверен, и дети о том же мечтают.

Кендалл повернулась к окну. После всех сегодняшних испытаний самоуверенность Кэлвина казалась булавочным уколом. Кэлвин считал, ему достаточно сказать: «Прости, ошибся!» — словно не тот шампунь в супермаркете купил. А уж если прибавить: «Давай забудем о случившемся», — жена с радостью примет его обратно. «И ведь еще пару месяцев назад вышло бы именно так!» — с ужасом подумала Кендалл.

Они четверть века вместе, а Кэл совершенно ее не знает и узнать не пытается: лень.

Кендалл зажмурилась, вспоминая боль и потрясения последних девяти месяцев: крах карьеры и распад семьи выбили ее из привычной колеи и столкнули в пропасть отчаяния. Она ведь сама не верила, что выкарабкается, однако выкарабкалась…

Кендалл открыла глаза, чувствуя, что поняла главное. Она слишком полагалась на подруг и зациклилась на электроинструментах, но справилась. Душа в шрамах и синяках, зато Кендалл жива и стала куда сильнее, чем прежде.

Кэлвин терпеливо ждал ее ответа и, судя по выражению лица, строил дальнейшие планы. Кендалл мешкала: ей не хотелось, чтобы ответ стал непроизвольной реакцией на эти планы или глупой попыткой отомстить.

Нет, она не ошибается. Страшно портить отношения с детьми, неизвестно, как жить без Фэй, Мэллори и Тани, но справляться без Кэлвина она уже научилась. Без него быть собой куда проще, чем с ним. Да и слово «дом» ассоциируется уже не с семейным гнездом в пригороде Атланты, а с горной фермой и бесконечной тишиной, периодически нарушаемой визгом циркулярной пилы.

Кендалл решительно покачала головой.

— За последние девять месяцев я твердо усвоила одно: притворство до добра не доводит. — В глазах Кэлвина она прочла искреннее удивление. — Нашему браку конец. Но мы навсегда останемся родителями Джеффри и Мелиссы. Дети страдать не должны.

В Атенсе они провели сорок пять нелегких минут. Близнецы не пытались ни понять родителей, ни простить. Зато они заявили, что молчание матери так же отвратительно, как решение отца бросить семью. Самым гадким дети считали то обстоятельство, что правду им пришлось узнать из шоу Кристен Колдер.

— Даже разговаривать с вами не хочу! — раздраженно заявила Мелисса. — Представить только: Кристен Колдер перетряхивала грязное белье нашей семьи! — По щекам девушки струились злые слезы.

Джеффри был менее эмоционален, но не менее обижен.

— Весь колледж узнал о вашем разводе раньше, чем мы с Мелиссой. Думаете, приятно?

На этом разговор закончился.

На обратном пути опустошенная Кендалл спала. Когда Кэлвин привез ее домой — перед началом промотура она оставила свою машину в гараже, — Кендалл упала на кровать Мелиссы и закрыла глаза. Завтра с утра она вернется на ферму и залижет раны. Хотелось надеяться, что дети сменят гнев на милость и все-таки ее выслушают.

Поздно вечером Мэллори вернулась в свой особняк, надела пижаму, легла в постель, но тут же поняла: заснуть не получится, как ни старайся.

Их скандальное разоблачение на шоу Кристен Колдер обсуждалось во всех новостях и стало главной темой программы «Энтертейнмент тунайт». Лено и Леттерман дружно подшучивали над ее тайным прошлым. Комик Конан О'Брайан придумал целый номер о том, что заставляет жену пастора писать эротические романы. «Сколько писателей нужно, чтобы создать один роман?» — вопрошали ведущие еще одного сатирического шоу.

Утром Мэллори наложила обильный макияж и надела темные очки, чтобы скрыть разрушительные последствия минувших суток. Увы, первая же фраза ее агента, когда они встретились в ресторане, прозвучала совершенно неутешительно:

— Выглядишь так, словно всю ночь не спала. Впрочем, чему удивляться?! — Патриша Гилмор всегда говорила то, что думала. Раньше Мэллори считала это положительным качеством.

— Как у нас дела? — спросила Мэллори, чувствуя, что в желудке образуется комок. — Все плохо?

— Угу, — кивнула Патриша. — «Патридж энд Портман» хочет взыскать со «Скарсдейла» процент прибыли; думаю, что и «Маска» тоже. «Глас верующего», издательство Фэй Труэтт, потребует в ближайшее время изъять книгу из продажи. Короче, грядут долгие судебные разбирательства. Литературные обозреватели и блоггеры только тебя и обсуждают. Сплошной негатив. Крупные ритейлеры поговаривают о сокращении заказов.

— Как по-твоему, почему я молчала все эти годы? — с горечью спросила Мэллори. — Люди не хотят знать правду. Если знают, они на части тебя рвут. Им нужна красивая сказка и обязательно…

— Мэллори, — перебила Патриша, — правда о твоем прошлом читателей не отвратила. Думаю, теперь, когда ты рассказала, через что прошла, поклонников и фанатов даже прибавится. Люди проникнутся к тебе, как прониклись к Миранде, твоей героине в «Брани на вороте». — Патриша сделала паузу, чтобы смысл ее слов дошел до Мэллори, но та их даже слушать не желала, не то что осмысливать. — Читателям нравится думать, что они знают своих любимых авторов. Все эти годы они верили в твой растиражированный образ, а теперь злятся и чувствуют себя обманутыми.

Слова Патриши стучались в сознание Мэллори, но не могли в него проникнуть.

— Я прекрасно понимаю их чувства, — подытожила Патриша. — Десять лет с тобой работаю, а теперь выходит, что совершенно тебя не знаю.

Голос Патриши звенел от горечи и разочарования. А ее упреки… Примерно то же самое говорили Таня, Фэй и Кендалл. Мэллори представила, каково было Крису узнать о ее тайном прошлом от посторонних. Небрежное «Ба, да ты жену свою не знал!» или даже восхищенное «Молодец, настоящей звездой стала, с таким-то прошлым!» ранили бы его в самое сердце.

Крис честно объяснил, что хочет больше внимания с ее стороны, и, не получив такового, ушел из дому. Что он чувствует теперь, когда понял, как мало знает свою жену? Об этом Мэллори даже думать боялась.

— Послушай, Пат, — начала она, — ты здорово мне помогаешь, только ведь стараешься не бесплатно, а очень неплохо зарабатываешь. Извини, но что говорить людям, а чего не говорить — исключительно мое дело.