Ей было жалко харю, но ей хотелось её уничтожить.

Исколоть дротиками, натравить на неё всех мыслимых призраков.

Наслать бабочек-мутантов.

Она представила, как огромные их стаи поднимаются над горой и летят в сторону города.

Как небо темнеет и как они начинают биться в её окна.

А потом влетают в квартиру, и становится невозможно передвигаться — вместо воздуха месиво из волосатых крыльев.

Симба вытерла слёзы и быстро дорисовала клыки.

Потом прикрепила файл и отправила, так ничего и не написав.

Он просил фотографию — он её получит.

И пусть ему снятся кошмары!

Часы в правом нижнем углу монитора показывали второй час ночи, точнее — 01.23.

Двадцать три минуты второго.

Симба с окровавленными клыками неслась где-то в недрах сети.

Настоящая Симба без пририсованных клыков встала из-за компьютера и пошла в ванную: чистить зубы.

Если он и ответит ещё сегодня, она прочитает это лишь завтра.

Почистить зубы и лечь спать.

Сказать всем «спокойной ночи»: харе, компьютеру, горе за окном.

И даже среднему пальцу — ему тоже надо хорошенечко выспаться!

Симба открыла дверь в спальню и пошла к кровати.

Но в компьютере что-то в очередной раз блямкнуло.

Опять почта, опять кому-то не спится.

mailto: [email protected]

В письме не было ничего, кроме ссылки.

www.compghost.net

Три даблью. Точка. Компьютерный призрак. Точка. Сеть.

Часы в правом нижнем углу монитора показывали ровно один час тридцать минут.

Симба скопировала ссылку и запустила броузер.

За окном скоро начнет светать, но выспаться она успеет — племянник приедет только к вечеру, да и вообще: завтра — суббота.

Три даблью. Точка. Компьютерный призрак. Точка. Сеть.

www.compghost.net

В субботу можно подремать подольше, а потом, высунув мордочку из-под одеяла, прикинуть, на каком ты свете.

Главное — спать без снов и проснуться без крика.

Доползти до душа, затем — до холодильника.

Допить оставшийся сок и подумать, что приготовить на завтрак.

Скорее всего это будет яичница.

Страница загрузилась быстро, она была скромная — просто неяркий фиолетовый тон.

Без надписей, без фреймов, без каких-либо иных наворотов.

Вот только чем пристальней Симба всматривалась в страницу, тем более странной она ей казалась.

Страница мерцала неярким светом, и это мерцание становилось все интенсивнее и интенсивнее.

А потом в глубине появились буквы, вначале совсем маленькие, будто какие-то случайные точечки.

Вот только эти точечки росли, и — наконец — Симба смогла прочитать:

«Тебя зовут Симба?»

— Да, — послушно произнесла Симба.

«Входи!» — пригласила следующая надпись.

Симба помедлила, а потом решительно нажала на Enter.

Я ненавижу спать. Даже в те времена, когда мать заходила ко мне в комнату, чтобы подоткнуть одеяло и поцеловать на ночь, я только прикидывался, что сплю, а на самом деле просто лежал, крепко стиснув зубы и плотно зажмурив глаза, стараясь дышать так, как дышат люди во сне.

То есть намеренно громко, пыхтя, как игрушечный детский паровозик.

Уже тогда мне казалось, что во сне я более чем беззащитен; сон был особым местом, куда я вынужденно уходил каждую ночь: не в поле, не в холмы, — отчего-то этим местом был лес, а ещё в нем текла река, вот только река эта была вовсе не похожа на спокойнуюречку, текущую неподалеку от города, куда отец брал меня с собой на рыбалку.

Это была река с тёмной, глубокой, стремительной водой, и чем ближе я подходил к ней, тем круче становился берег, и вот я уже катился вниз, сначала пытаясь хоть как-то удержаться, но в конце концов кубарем летя в бурную холодную воду, которая накрывала меня с головой, и я просыпался…

Тогда Симба ещё жила с нами; я хорошо помню это потому, что именно она первой догадалась: со мною происходит что-то не то — у меня под глазами появились круги, я стал бледным и каким-то дёрганым.

— С ним что-то не то, — однажды зимним утром сказала матушке Симба, — ты посмотри, как он выглядит!

— Нормально, — ответила матушка, — вот только побледнел, что ли…

— И под глазами, — сказала Симба, — смотри, какие круги…

— Миша, — спросила мама, — что с тобой?

И я заплакал.

Заплакал, убежал в свою комнату, рухнул на постель, уткнулся лицом в подушку.

Мальчики не плачут — так говорит отец.

Значит, у этих мальчиков другие сны.

В них нет страшной реки, в которую я падаю почти каждую ночь, и вода накрывает меня с головой, и я чувствую, что уже не могу дышать…

Почти не могу, потому что когда не смогу совсем — я умру.

Симба подошла к кровати, она не села рядом и не стала гладить меня по голове, она стояла, глядела на меня сверху вниз и вдруг сказала:

— Ну и дурак ты, Мишка!

Я ничего не ответил, но плакать перестал.

Просто продолжал лежать, уткнувшись лицом в подушку.

Мне было стыдно — и прежде всего перед Симбой.

Она была красивая. Очень красивая. Самая красивая.

Может быть, по-настоящему это понимал только я, хотя поклонники у Симбы не переводились, и все они, скорее всего, считали так же.

— Ты кончил реветь? — уточнила Симба. — Тогда расскажи, что случилось.

Я сел и посмотрел на нее. В комнате царил полумрак — свет падал лишь из открытой в коридор двери. Симба была в брюках и свитере, свитер был ей маловат, так что ее обтянутая вязаной шерстью грудь сразу бросалась в глаза. Я вздохнул и облизал губы.

— Ну, — сказала Симба, — я жду…

— Сны, — ответил я, — из-за них я и не сплю, я боюсь…

— Дурачок, — сказала Симба, — зачем бояться снов, они ведь даже если и страшные, всё равно это только сны…

— Нет, — возразил я, — ты не понимаешь, то, что мне снится — это совсем другое…

— Мне тоже снятся сны, — сказала Симба, — и в них тоже происходит чёрт знает что, хочешь, расскажу?

— Хочу! — ответил я.

— Подвинься! — сказала Симба и села рядом со мной.

Я почувствовал рядом её теплый бок и прижался к ней.

Я был ещё маленький, настолько для неё маленький, что она не мешала мне устроиться таким образом, что моё лицо почти вплотную приникло к её обтянутой тесным свитером груди, и мне даже казалось, что я слышу, как бьётся её сердце.

— Мне снится лес… — начала Симба.

— Мне тоже снится лес! — гордо отозвался я, размышляя, стоит ли рассказывать ей про реку, чьи воды почти каждую ночь накрывают меня с головой.

— Не перебивай, — сказала Симба. — Мне снится неправильный лес. Не такой, как на самом деле!

— А какой тебе снится? — тихо спросил я.

— Скорее всего тот, что на вершине горы, — ответила Симба. — Там очень высокие деревья, и растут они очень густо…

— Какой породы деревья? — спросил я, прижимаясь к ней ещё теснее.

— Там много сосен, — сказала Симба, — но они не совсем сосны, кора у них почти чёрная, а ветки растут с самого низа, так что если карабкаться, можно добраться до вершины, где небо и солнце…

— Это — хороший сон! — сказал я.

— Нет, — возразила Симба, — это плохой сон, потому что долезть до вершины тебе не дадут!

— Кто? — спросил я.

— Знаешь, — сказала Симба, — в некоторых снах я начинаю лезть на эти сосны, вначале я берусь обеими руками за самую нижнюю ветку, затем подтягиваюсь…

Я закрыл глаза.

Сердце у Симбы билось часто-часто.

Она взялась руками за нижнюю ветку — большую и разлапистую.

Взялась аккуратно, чтобы не уколоть ладони.

Она умела лазить по деревьям — я это видел.

Вот она уже держится за вторую ветку, потом ухватывается за третью.

А лезть до вершины ещё очень долго, сосна высокая, может быть, метров двадцать, если не больше, просто гигантская сосна, чуть ли не самая высокая в этом лесу.

Симба хватается за четвёртую ветку, за пятую…

Шестая. Седьмая. Восьмая.

Она уже на высоте метров пяти. Если упадёшь — можно сильно разбиться.