И — исчезает.
Просто исчезает и всё, её нет нигде, сколько я ни верчу головой.
Передо мной лишь улица, лежащий ничком мужчина, а рядом с ним — большая, неприкаянная сумка.
И в этот момент раздаётся тихий и нежный звук.
Даже не раздаётся — рождается.
Первая Симба — совсем неподалёку от того меня, который беспомощно лежит возле ямы, уткнувшись лицом в землю.
Вторая Симба плещется в озере, вскоре она догонит первую Симбу и исчезнет, как исчезла третья Симба, оставив после себя лишь распластанное мужское тело на полуденной июньской улице.
А звук перерастает в слова, и я уже могу их разобрать…
On the ridge of the mountain they sometimes sing
Mutant Butterflies beating their Mutant Wing
In the dead of the night by the edge of the wood
With the sudden cry changing your life for good
Your nerves are ringing
You hear them singing…
Я не настолько свободно владею английским, чтобы с наскоку понять, о чём речь.
Но звук всё усиливается, и я начинаю разбирать смысл невнятных английских слов.
«На вершине горной им петь не в лом… — слышу я чей-то нежный шёпот, — бабочкам, бьющим мутантным крылом…»
Первая Симба и Дракула сейчас меня обнаружат, Симба возьмёт меня за ноги, Дракула — за руки, и они отнесут моё тело к вершине, на которую сам я так и не взобрался…
А тело мужчины успело исчезнуть с безлюдной июньской улицы, краем глаза я заметил, как подъехала «скорая», выскочили двое с носилками, за ними третий — видимо, врач. Посмотрели, о чем-то переговорили, положили мужика на носилки, загрузили в машину.
И даже милицию не вызвали!
На лесной опушке в кромешной ночи
Они вторгнутся в жизнь, кричи не кричи.
Твои нервы звенят…
Cлышишь — они поют…
Они действительно пели, вот только пока я не видел их.
Но знал, что они здесь, рядом.
Чтобы увидеть их собственными глазами, надо сделать только одно: постараться увидеть.
Вглядеться пристальнее
И ещё — их нельзя бояться!
Симба, ты слышишь, их нельзя бояться!
Симба, ты слышишь меня?
Симба склонилась над тем мной, который лежит возле ямы.
Не первая, не вторая, не третья.
Единственная Симба, Симба с красными волосами, Симба, любовь моя…
Я люблю тебя, Симба, пытаюсь крикнуть я, но ничего не получается — у верхнего меня нет голоса, верхний я невидим, он умеет лишь смотреть и слушать…
Матушка выходит из воды, вдруг спотыкается и ищет меня глазами.
Неужели она что-то почувствовала?
Матушка всегда каким-то внутренним чутьем понимает, что со мной творится.
Она торопливо идёт к лежаку, на котором дрыхнет папенька, и будит его.
Тот недовольно сползает с топчана и сонно таращится на неё.
Только бы они не начали ругаться.
Нет, обходится без этого: папенька говорит матушке, что всё хорошо и со мной ничего не случилось.
И зовёт её пить кофе.
Матушка успокаивается, они направляются к пляжному бару.
Симба, склонившаяся над тем мной, который лежал, свесив ноги в яму, что-то крикнула Дракуле.
И Дракула побежал к ней.
Тут-то я и увидел их.
Они появились ниоткуда и принялись виться вокруг меня большой стайкой, я чувствовал, как их серебристые крылышки задевают моё лицо.
Они продолжали петь.
И я опять удивился тому, как нежны их голоса.
That Butterfly Song, — пели они, — is no innocent game
As soon as it’s sung all is never the same
And the boy turns to man and the river to bridge
By the edge of the woods on the mountain’s ridge
Your head is spinning
You hear them singing!
Дракула перевернул нижнего меня на спину, присвистнул и велел Симбе взяться за мои ноги.
И они потащили меня, у них получилось.
Хотя — повторю — не должно было получиться.
Просто не должно.
И третья Симба не могла возникнуть на пустынной июньской улице, за телефонной будкой.
Как и не могла метать дротики в спину мужчины с большой сумкой в руке.
Но она сделала это, и мужчина упал на асфальт лицом вниз.
Этого не могло быть, но это произошло.
Я не знаю, почему вижу все эти картинки одновременно.
Матушку и папеньку, Симбу с Дракулой и того себя, которого они несут к вершине.
А бабочки-мутанты кружат возле меня, серебристые переливающиеся существа со странными волосатыми ушками.
Я не верил Симбе, что они существуют.
Мне казалось, она их придумала, так же, как придумала выкрасить собственные волосы в красный цвет…
Они несут меня бережно, я чувствую, как им тяжело.
Они уже на вершине, опускают меня в траву у кромки с серой каменной короны.
Я лежу на спине и смотрю в небо.
И понимаю, что пока ещё не вижу его по-настоящему, но вот-вот мои глаза откроются, и всё станет другим.
Отныне и навсегда всё станет другим, потому что мы поднялись на вершину и остались живы.
Хотя Симба не прекратит метать дротики в лицо на мишени.
Это я понимаю, как понимаю и то, о чём они поют.
— Слышите?.. — говорю я Симбе и Дракуле, глядя в небо и улыбаясь.
— Что? — с удивлением спрашивает Симба.
— Слышите?.. — говорю я очень тихо, опять улыбаюсь и сажусь, ощущая спиной тепло скалистой короны.
Бабочки летают совсем низко, их стало еще больше, чем когда я глядел на них сверху.
— Слышите, они поют! — произношу я чётко, почти по слогам, Симба и Дракула замирают, прислушиваются и начинают видеть и слышать то, что всё это время видел и слышал я.
Странные серебристые существа с мохнатыми ушками кружат возле нас переливающейся стайкой.
Кружат и поют.
Симба загадочно улыбается, наклоняется ко мне и крепко целует в губы.
Этих бабочек слушать — не в игры играть,
Это жизнь свою будто сначала начать…
Мальчик станет мужчиной, а речка — мостом
На опушке лесной, там — под горным хребтом.
Голова твоя кругом идёт…
Моя голова действительно пошла кругом, лицо вспыхнуло и запылало, окрасившись в цвет ярко-красных Симбиных волос.
И в этот момент я вновь потерял сознание.
mailto: [email protected]
(эпилог)
Кому: [email protected]
Тема: от Виртуального Майкла J)
Добрый вечер, уважаемый эрл Дракула!
Я сначала хотел написать «граф», но Симба сказала, что граф и эрл — одно и то же, она точно знает!
(Между прочим, теперь понятно, зачем матушка поит нас с папенькой чаем «Эрл грей», мало того, что он вкусный, так у него ещё и название аристократическое!)
Симба не захотела писать сама. Мне кажется, она стала совсем другая, не такая, какой была летом…
Может быть, поэтому она и попросила меня написать Вам письмо. Вообще-то она очень огорчается, что Вы не пришли на её свадьбу, уехали кататься на горных лыжах, хотя сами же эту свадьбу и устроили.
Начну с того, что Вы хакера знали — Симба говорит, что познакомила вас, когда я валялся в больнице и тупил на голову, — а я его увидел только в загсе, куда мы с папенькой и матушкой припёрлись как единственные Симбины родственнички аж за полчаса до начала.
А когда припёрлись, выяснилось, что Симба с хакером ещё не прибыли.
И мы, трое идиотов, долго торчали на улице, матушка с цветами, папенька с подарком, а я — за компанию.
Снег сыпет, народ тащится весь из себя довольный — Новый год всё же! — а мы торчим у дверей и удивляемся, зачем так рано пришли.
Тут эта парочка и появилась.
И только она появилась, матушка в истерику впала, папенька — в столбняк, а я просто лыбиться начал и такой оскал изобразил, что чуть клыки не выросли, как у настоящего Дракулы из кино про вампиров J).
Симба и хакер подстриглись. Оба. Налысо. Или правильнее сказать — наголо? На самом деле это одно и то же — два гладких черепа, и на них предновогодний снег падает, прикольно! И так они сразу стали друг на друга похожи, что матушка, отойдя от истерики, слезу пустила, как в тот день, когда они с папенькой ко мне в больницу притопали, вернувшись из своей грёбаной (извините, эрл, нечаянно вырвалось) Турции.
