— Это он еще силу набирает! — выкликала она. — Мне так в сто раз больше по душе, чем когда сразу как из ведра!

— И молодец же вы, мисс Хетти!

— Вы — гордость Роялза, ей-ей, мисс Хетти!

— Не утоните там смотрите!

— Не беспокойтесь, не утону, — говорила мисс Хетти.

На том углу, где банк, выкатились гурьбой, точно клоуны в цирке, мелкие пятнистые бесхозяйные свинки, рыльца длинные, что твой кукурузный початок, увязались вслед за Дьюи, мисс Хетти и всей компанией и уж не отставали до конца.

Оставался всего один квартал, там-то и находилась почта. И еще «Семена и фураж», дальше — школа, и за ней — шоссе; домой было тоже в ту сторону.

— Ну а теперь прощайте все, — сказала мисс Хетти, когда поравнялась с деревом возле почты.

Отец Дьюи — самый смуглокожий из всего рода Коукеров, куда смуглей дяди Лавелла, да тот и сбежал давным-давно куда-нибудь под крышу, по соображениям Дьюи, — раскланиваясь, попятился из-под зонта и выпрямился во весь рост под дождем.

— Премного благодарен за одолжение, мисс Хетти, — сказал он.

Потом молча передал свою удочку Дьюи — и был таков.

— Спасибо, мэм, мне было очень приятно, — сказал Дьюи.

— Мокрехонек, как мышь в кадушке, — восхищенно сказала мисс Хетти.

Немного отступя, в конце серебристого двора, расплывались очертания школы. Колокол, подвешенный у ворот, звенел, как ведро под струей воды.

— Зонт я, Оупл, оставляю тебе. Ты беги, Оупл, домой, — сказала мисс Хетти, наставив палец на грудь Оупл, — закрой окна на южной стороне, внеси в дом одеяла и просуши у печки. Уж не скажу тебе, почему это я начисто позабыла про собственные окна. И хорошо бы ты влезла на стул, нашла там баночку фасоли и поставила варить, и туда же положи кусочек мяса, возьмешь из холодильника. Ну, беги. Ты куда ходила-то?

— Так, никуда… Салат рвать дикий, — сказала Оупл, скорчив по рожице на каждой фразе.

Щеки у нее были влажные, из одной петли на платье свесилась синяя фиалка, а никакого пальто на ней не было и в помине.

— Тогда вытрись досуха, — сказала мисс Хетти. — Это еще что такое?

— Это паровоз свистнул, — сказал Дьюи.

Далеко внизу почтовый поезд с лязгом прокатил по трем длинным эстакадам над прибрежным болотом, словно три раза постучали в дверь, и послал сквозь дождь еще один свисток.

Мисс Хетти никогда не допускала, чтобы ее личные отношения с дождем как-то сказывались на времени доставки почты или же время доставки почты — на ее личных отношениях с дождем. У нее все было продумано. Не сходя с места, она открыла дверцу своей машины. Там на заднем сиденье, готовый к отправке, лежал мешок с почтой.

Жила мисс Хетти в соседнем доме — туда сейчас как раз зашла Оупл — и автомобиль гоняла только лишь на станцию и обратно; он так и стоял под деревом у почты. Когда-нибудь та же Оупл сядет в него и укатит отсюда. Мисс Хетти забралась в машину.

Машина взревела и рванула в толщу дождя. На углу она повернула, накренилась, став как бы двухэтажной, и описала широкую дугу, а мисс Хетти, совершая крутой вираж, всем телом подалась далеко вправо. Развернулась. Махнула наискось под уклон и затормозила у станции в самое время: мистер Фраерсон выскочил в подтяжках и подал почту, как раз когда поезд мчался мимо. С поезда подцепили старый мешок и сбросили новый, с почтой для Роялза.

Пока мисс Хетти везла почту в гору, дождь сжалился и малость приутих. Дьюи протопал рядом по дорожке к почте, помогая мисс Хетти внести мешок, — почта помещалась в бывшей конюшне. Он открыл и придержал дверь, они вошли, и дождь захлопнул дверь у них за спиной.

— Дьюи Коукер?

— Чего, мэм?

— Ты что не в школе?

Внезапно она выпустила из рук мешок и принялась, ероша волосы как попало, растирать ему голову чем-то вынутым из ридикюля. Не исключено, что это была столовая салфетка. Дьюи тер глаза, выгоняя острые, как камешки, хлебные крошки. Пока его таким способом сушили, замечательный белый мул, который забрел на кладбище по ту сторону шоссе, вывалялся в траве до того, что сделался белый с прозеленью, точно мраморный памятник, встал на ноги и отряхнулся, разбрызгивая по сторонам дождевые капли.

— Можно еще и сходить, наверное, — мечтательно сказал он. — Меч короля Артура…

— Глупости! Ты что, не видишь, какой дождь? — прикрикнула мисс Хетти. — Будешь сидеть здесь на почте, пока не скажу.

Изнутри почта представляла собой длинное пустое помещение, смахивающее по виду и по запаху на крытый мост; с дальнего конца, где было окошечко мисс Хетти, пробивалось совсем немножко света. Если Дьюи когда и приводилось сюда забегать, то всякий раз на минуту, не больше.

— Устраивайся, будь как дома, — сказала мисс Хетти и исчезла за перегородкой.

Дьюи поставил удочки около двери на улицу, а рыбу на обрывке лесы держал в руках, мисс Хетти тем временем разбирала почту. Когда разобрала до конца и разложила по-своему, тогда принялась выдавать — в скором времени сюда собрался весь народ.

Сквозь окошечко завязались бойкие разговоры:

— Чистое загляденье, мисс Хетти! Только бы не перестал.

— Оврагов, поди, наразмывает, мисс Хет!

Кто-то наклонился и заговорил с Дьюи:

— Дьюи, привет! А я тебя видел! Ты-то, интересно, чем занимался нынче?

— Это он еще силу не набрал. — Мисс Хетти всем отвечала одно и то же. — Будет время, буду жива-здорова, завтра схожу опять и еще поработаю над ним. Смотря, конечно, сколько придет почты.

Понабросали на пол прочитанных писем, газет, наследили и разошлись, и совсем стихло бы вокруг, когда бы дождь не молотил по крыше. Мисс Хетти все не показывалась из своей комнатушки, в которой Дьюи ничего не было видно, кроме стоящего у нее на конторке ящика с гнездами, где лежало девять писем.

По эту сторону, на неверном зеленом свету из стенных щелей, лениво, как летние мухи, кружились пылинки. Высоко под потолком пучок старых газет, желтых, как чайные розы, заткнул дыру от несуществующего дымохода. Становилось зябко. Пахло дождем, рыбой, мелочью, карманами, в которых хранится мелочь. Не разглядеть было, горит или нет одинокая висячая лампа. Лампочку скрывала маска в виде собачьей оскаленной морды.

На высоком столе у стены были, как на школьной парте, чернильница, ручка и желтая старая промокашка, дряблая, точно сдобное тесто. Встав на цыпочки, Дьюи подогнал к себе ручку и, не жалея чернил, нарисовал на промокашке картину. Рыбу свою нарисовал. Вывел ей глаз и через прорезь в перегородке отправил мисс Хетти.

После этого он зацепился подбородком за прилавок под ее оконцем — поглядеть, получила ли она его депешу.

Мисс Хетти спала. Уронив голову, она сидела в качалке рядом со своей газовой печуркой. Она сняла шляпу; волосы у нее были тяжелые, литые и цветом тоже похожие на школьный колокол. Она была полна величия, как если бы ждала, когда палач подойдет рубить ей голову. Тишина стояла нерушимая. Потому что дождь перестал. Лишь из посылки у ног мисс Хетти доносилось попискивание цыплят.

— Можно, я теперь пойду? — гаркнул Дьюи.

— Ой, батюшки! — тотчас встрепенулась мисс Хетти. — Хорошо клевало? Вам еще пишут! Кто это там? Уснула я, что ли? Чья здесь мордочка мне улыбается? Фу ты, в самом деле! — Она вскочила и отряхнула платье — из него выпало несколько листьев. Потом шагнула к окошечку и через него сказала: — Хочешь уйти от меня? Тогда бегом! Потому что, если ты, детка, вообразил, что дождь кончился, то я как раз очень допускаю, что он повернет назад и начнется снова.

В этот миг почта сотряслась от удара грома, словно через нее прогнали лошадей.

Мисс Хетти подошла к двери следом за ним. Вместе со всем своим имуществом он заскользил по дорожке. Она осталась у порога, глядя наружу, покивала головой, что-то приговаривая себе под нос. Ему же она сказала лишь одно:

— Ну, рысью!

Уже накрапывало опять, и, судя по шуму, дождь собирался наверстать упущенное за минуту затишья. Пускаясь бежать, Дьюи заметил краем глаза, как через соседний двор к дому мисс Хетти одногорбым верблюдом движется стеганое одеяло. Верно, под ним была Оупл. Через пятнадцать лет ему пришло в голову, что и в лесу, скорей всего, была Оупл.