Суть идеи Александрыча сводилась к тому, что девушка остановит на открытом месте машину, сядет в нее и по дороге объяснит шоферу, дескать, действует по указанию генерального директора. Когда водила чуть успокоится, поняв, что за «частный извоз» его с работы не попрут, Женевьева продолжит объяснение. А тем временем сыщики догонят грузовик и поговорят с водителем более конкретно, тем более что с шофером Александрычу приходилось беседовать еще по старым делам фирмы и тот должен бы его запомнить. В крайнем случае, если дальнобойщик побоится ехать к засаде, за руль сядет Гущин.

Пока они разговаривали, курили и пили чай из предусмотрительно прихваченного старым оперативником термоса, время перевалило за полдень. С едой, правда, получилась неувязка, так как Мэй-Маша умудрилась не только сожрать данную ей порцию, но буквально выхватила изо рта Александрыча другую и начала клянчить третью у девушки, вопя при этом как голодная кошка. Этого несчастного «мява» Гущин не вынес и, не желая оставлять француженку голодной, всунул в пасть псины свой кусок. Она клацнула зубами, заглатывая съестное и, благодарно повернувшись к Ивану задом, все-таки вымолила у Женевьевы остатки ее завтрака. Стеная по поводу невоспитанности собак и некоторых их знакомых, голодный Александрыч скомандовал: «Пора» и выпустил Женевьеву из машины…

Старый опер угадал: проблем с водителем практически не возникло. Он любезно распахнул перед помахавшей рукой Женевьевой дверцу, а когда Александрыч с Гущиным догнали грузовик сказал, что надежнее, если за спиной много железа, поэтому и дальше машину он поведет сам. Получив еще несколько инструкций, а в довесок Машу с Женькой, дальнобойщик снова двинулся в путь, оставив далеко позади автомобиль сыщиков. А последних вскоре обогнал «вольво» с тонированными стеклами. Только Гущин успел заметить в салоне двух человек. Один из них почему-то был в милицейской фуражке. Иван не тешил себя надеждой, что это какой-нибудь участковый катится на работу, а потому по рации предупредил о машине Женевьеву.

— Мы уже подъезжаем к месту, — голос девушки слышался довольно отчетливо, — и «вольво» вижу. Ой, он полицейский жезл в окно высунул! Конец связи.

Александрыч чуть сбавил скорость, отметив время: разрыв между остановкой грузовика и прибытием сыщиков должен был составить минуту-полторы. «Интересно, как там обосновался Арчи с людьми»? — Подумал сыщик.

Но ни Арчи, ни его группы в оговоренном месте не было. Вскоре после того, как их машины миновали Зеленогорск, Иванов, ведущий первую из машин, увидел, на дороге людей в камуфляжной одежде, вооруженных автоматами. Один из них помахивал светящимся милицейским жезлом, приказывая остановиться.

— Вот напасть-то, — сыщик сбавил скорость, думая, как бы поскорее проскочить этих омоновцев, невесть зачем в такую рань рыскающих по дорогам, — незарегистрированных «стволов» нет?

Пассажиры побожились, что у них все в порядке. Арчи остановил машину и, широко улыбаясь служивым как старым знакомым, высунулся из окошка, но улыбка тут же исчезла с его лица, когда в лоб ему уперся ствол автомата.

— Всем сидеть. Руки за головы!

С другой стороны машины и у второго автомобиля тоже стояли готовые к бою автоматчики.

«Ты Иванов»? — спросил первый из «омоновцев» у Арчи и, не дожидаясь ответа, приказал:

— Вылезай из машины.

Николай нехотя подчинился. В это время к нему подошел рослый человек в таком же камуфляже, но без автомата.

— Ну, что, на «разборку» собрался, сыщик? Не нравится, что машинки «транскроссовские» плохо ездят? — Так ты не торопись.

Запоздало до Арчи дошло, что никакие омоновцы не станут устанавливать свои блок-посты посреди леса, для этого предостаточно удобных мест рядом с постами ГАИ…

Водитель-дальнобойщик нащупал рукой монтировку и, проехав ровно до километрового столбика, остановил машину у обочины дороги. «Вольво», проехав чуть вперед, встал перед самым капотом грузовика. Из легковушки вылез милиционер в фуражке и с жезлом. На толстом пальце «гаишника» тускло поблескивал огромный перстень из желтого металла. Следом выбирался и его напарник, одетый в кожаную пропитку.

«Выходи из машины»! — Скомандовал первый, почему-то подойдя к дверце пассажира, у которой сидела Женевьева. Но девушка, опустив стекло и постаравшись затолкать Машу пониже на двухместном пассажирском сиденье, похлопала глазами и невинно осведомилась: «А зачем»? «Гаишнику» разговаривать и рассматривать кабину было недосуг. Он, рявкнув: «Выходи, с…, драть тебя буду!» попытался схватить девушку через открытое окно за волосы. В это время его спутник, вытащил из кармана пистолет. Демонстративно поигрывая им, скомандовал водителю: «Вылезай!» и широко распахнул дверцу.

Крики с двух сторон машины слились в один: Женевьева, чуть отклонившись назад, пропустила руку с перстнем перед собой, перехватила ее у пясти и локтя, чуть дернула вглубь кабины и, не отпуская, с силой ударила коленом по суставу. Локоть хрустнул как сухая ветка для костра. В этот же миг оставшаяся без надзора Мэй прыгнула прямо в открытую водительскую дверь. Пистолет отлетел в сторону, когда второй из нападавших падал под тяжестью собачьей туши. Визгливо закричал шофер, от хозяйства которого собака умудрилась, прыгая, оттолкнутся лапами…

Женевьева, резко распахнув дверь, оттолкнула ей «гаишника», выскочила наружу, подбив его под колени, и нанесла завершающий удар в сонную артерию.

«Мэй, назад! Нельзя»! — Девушка бросилась к другой стороне кабины. Собака, склонившись над горлом лежащего бандита, примеривалась к нему, как к здоровому куску мяса, явно раздумывая, с какой стороны начать кусать. «Пещерный человек» только тихонько сипел, не смея ни пошевелиться, ни позвать на помощь и зажмурив от ужаса глаза.

«Господи, где же Арчи»? — Женевьева беспомощно оглянулась по сторонам, но вместо сыщика к ней спешили несколько людей в камуфляжных костюмах, вооруженных короткими автоматами…

Горы окружали долину с трех сторон. Лишь с юга ничто не препятствовало ветру. Но в этих краях южный ветер буйствовал только летом. Сейчас, в конце марта, он приносил в долину тепло. На склонах уже поднялась трава, достаточная, чтобы выгнать на пастбище коз и овец. Свиньи тоже нашли бы для себя мягкие коренья. Однако этой весной, как и последние три года, траве ничего не угрожало. Здешних коров, овец и коз угнали или зарезали. А свиней в этих краях не разводили лет пятьсот. Ибо боснийские мусульмане всегда чтили Коран. Если же какой-нибудь козопас и объявился в долине, то ночевать бы ему пришлось на голой земле. Три селения и масса отдельных домишек были превращены в развалины. Мусульмане жгли их, чтобы сербам не досталось, а сербы добивали строения динамитом, чтобы враги сюда больше бы не вернулись. Повезло только одной вилле, расположенной в самом теплом месте долины — на северном склоне. Видимо в те годы, когда Босния была еще социалистической республикой, ее построил местный партийный чинуша. Мусульмане слишком торопились, их враги решились оставить здание для себя. Таким образом, вилла и несколько окрестных домишек уцелели. Теперь же здесь жил русский полковник.

Этого человека сербы всегда называли Полковником, хотя никто не спрашивал его о настоящем звании. Просто четники, как, впрочем, и любые партизаны-добровольцы считали: генеральское дело — сидеть в штабе, разглядывать карты и отдавать приказы. Самый высший чин, который может появиться на поле боя, чтобы исполнить эти распоряжения — полковник. Этот человек официально не числился в армии Сербской краины, однако принес своим соратникам больше пользы, чем сотни русских студентов или полуказаков, прибывших в Боснию защищать православие пулей и гранатой. Пару раз в год Полковник «дядя Паша», с небольшой группой, приезжал в Белград через венгерскую границу, потом переходил боснийскую. После этого его отряд из десяти человек вооружался на месте заранее приготовленным оружием и приступал к работе за линией фронта.