— Извините, Сергей Борисович, у меня возникло ощущение, что в вашем подсознании закрепилась именно та версия, которую озвучивал уважаемый Семен Альбертович Тикстер — ваш адвокат. «Один из немногих честных бизнесменов… Маньяк милиционер избивал его в собственном доме, пока мой клиент не ударил его ножом в порядке обороны… Попытка высших чинов повесить на него множество нераскрытых дел…«. Отчасти, это правда: кретина-мента вы пырнули, действительно, в порядке обороны. Но нескольких граждан заказали по другим причинам. Горячее еще не принесли. Я предлагаю вам рассказать всю правду. Но имейте в виду, если вы ошибетесь еще раз, нам придется прекратить сотрудничество.
— Мне будет очень печально… — Согласился Царев, но Игорь Борисович его перебил.
— Вы не представляете, насколько это будет для вас печально. Во-первых, в этот вечер вы напьетесь.
— Я не…
— Напьетесь. — Повторил Игорь Борисович и пристально посмотрел в глаза Царева. Он сделал это первый раз за время всего разговора и Сергей Борисович ощутил себя неуютно. — Вы напьетесь, а утром вас подберут пьяным возле Ивангородского КПП с настолько липово сработанным загранпаспортом, что это рассмешит даже областных ментов. Попытка сбежать за границу гражданина, давшего подписку о невыезде… Я боюсь, что уже вечером вы будете в уютных «Крестах».
Официант, наконец, принес эскалоп о трюф. Когда он нагнулся, ставя блюдо на стол, Царев взглянул на его часы. Было полшестого. В это время Паркет начинал заваривать карамельную бражку. Сергей Борисович делал все, лишь бы не показать собеседнику, как он напуган. Но это не удалось.
— Я… я не против сотрудничать, — пролепетал он. — У меня есть всего лишь несколько дополнений к уже сказанному.
Дополнения заняли почти час. Игорь Борисович успел за это время наполовину съесть свой эскалоп. По-прежнему голодный Сергей Борисович почти не притронулся к еде, ибо был занят исповедью.
Наконец, собеседник Царева сказал:
— Это уже лучше. Если, по-вашему, я был резок — прошу извинить. Мне требовалось одно: чтобы вы вспомнили все и при этом как можно точнее осознали ваше нынешнее положение. Тогда вы отдавали приказы. Теперь вы можете быть только исполнителем.
Царев кивнул.
— Я понимал, что от меня потребуется оказать вам какую-то помощь.
— Вы поняли совершенно правильно. Через три дня, когда приведете себя в порядок, вам следует посетить одну из самых мощных петербургских фирм и предложить свои услуги как посредника, способного договориться с таможней, вплоть до уровня Москвы. В этот момент у фирмы будут очень серьезные проблемы. Вашу помощь примут с благодарностью. Когда четыре грузовика, застрявших на таможне, прибудут в Питер, вы окажитесь в фирме на хорошем счету, будете с ней сотрудничать, давать советы и ждать новых указаний.
— А как называется это контора?
— «Транскросс».
Кусочек жаркого сорвался с вилки Сергея Борисовича и упал на скатерть.
— Извините, — запинаясь затараторил Царев, — видимо, или вы не в курсе дела, или положение в этой конторе кардинально изменилось за последнее время. Дело в том…
— ….что сейчас эта фирма принадлежит Нине Климовой, а ее бой-френд Алексей Нертов безуспешно гонялся за вами полтора года назад? — С улыбкой закончил Игорь Борисович. — Я скажу больше, он не просто бой-френд, а отец ребенка, которого она родила два месяца назад. И все-таки, вам придется выполнить мою просьбу.
— Но, когда Климова узнает, что на пороге административного корпуса стоит Царев, она прикажет охране вышвырнуть меня за пределы территории. А если там окажется Нертов…
— Ошибаетесь. Нертов сейчас изолирован от «Транскросса» и с Климовой, не встретится, во всяком случае, в ближайшее время. А если и встретится… У меня есть предчувствие, что через три недели у фирмы могут начаться такие проблемы, которые заставят его погрузиться в дела с головой, и он не сразу узнает, какого замечательного консультанта приобрел отдел менеджмента. Конечно, рано или поздно он узнает о новом сотруднике. Из этого события мы тоже сможем извлечь некоторую пользу. Гарантирую вам одно: Нертов как законопослушный гражданин, не застрелит вас прямо в офисе и даже не будет ломать о вас табуретку. Судя по информации, поступившей мне, этот парень знает Уголовный кодекс не хуже каратэ. Что же касается Климовой, то вы переоцениваете ее познания в современной уголовной истории Петербурга. Полтора года назад она мирно училась за границей и не в курсе тогдашних событий. По моим сведениям, в ее окружении нет ни одного человека, которому бы она доверяла настолько, чтобы его отрицательное мнение о ком-либо оказалось для нее решающим. Исключение — Нертов, но он, повторяю, от Климовой изолирован. Если у нее будут сомнения — она вспомнит статью «Право на оружие», которая была опубликована два дня назад в «Петербургских курантах» и доставлена ей. В статье описывается ваше дело и сейчас Сергей Борисович Царев для нее всего лишь жертва чудовищной милицейской провокации. Поэтому не сомневайтесь, вашу помощь она не отклонит.
Жертва провокации еще раз отхлебнула вина. Оно уже подействовало на полусытую натуру Царева, и он осмелился спросить.
— Игорь Борисович, извините за такой неприличный вопрос… Но что я буду иметь за свое участие в этой операции?
— Вы зря стесняетесь. Я люблю предсказуемые вопросы. Конечно, вы будете иметь и деньги, которые, как я понимаю, вам сейчас понадобятся, и прочие удовольствие. Но главное не это. Вы будете каждое утро просыпаться в четырех стенах, которые можно покинуть в любую минуту, по собственному желанию, а не под конвоем. Вы согласны со мной?
Сергей Борисович согласился, а его собеседник подозвал официанта.
— Что бы вы посоветовали нам на десерт?
* * *
В отличие от Царева, Алексей Нертов обедал без всякого аппетита. Конечно на его столе (точнее, на широком подоконнике) стоял не обед, созданный поварами из «Коллегии», а обычная тарелка с пельменями. После аварии Алексей ел немного: капельницы и гипс не располагают к аппетиту. Потом организм дал знать, что соскучился по калориям. Но временами аппетит пропадал. С регулярностью поезда метро, голову посещали неприятные мысли.
Алексей думал о Нине. Когда он лежал в больнице, любимая посещала его почти каждый день. Она вела себя как верная подруга, приходящая облегчить страдания сраженного в бою героя. Это был ее долг, ибо Нина не могла не понимать — Алексея сразила именно она. Из-за светкиной клеветы он рванулся тогда на недопустимой скорости и… оказался в комнате с белыми стенами. Позже посещения прекратились. А потом… Что было в тот сумбурный и нелепый день: блажь, известная вожжа или взорвалась самое дешевое и надежное взрывное устройство — новая бомба-клевета?.. О личных делах вспоминать было неприятно. О других проблемах, связанных с Ниной, думалось неприятней. Ибо здесь речь шла уже не о бабьих глупостях. И Алексей, хотя уже не был телохранителем Нины, думал о ней как о самом главном клиенте.
Нынешняя хозяйка «Транскросса» думала, что весь прошлый год, от первого нападения на Мойке до финальной перестрелки, на нее охотилась группировка местных отморозков. Большинство из них отошли тогда в менее суетливый мир, а главарь скоропостижно самоубился в «Крестах». Поэтому, Нина должна была думать, что все кончено. Но Алексей помнил письмо ее отчима, оставленное в сейфе, в качестве завещания. Покойный Даутов объяснил, что дело было вовсе не в группе местных бандюков, решивших завладеть счетами фирмы и нечестными акционерами, решившими использовать бандюков в своей игре. У Анатолия Семеновича хватило бы сил стереть любую банду, как «КАМаЗ» давит незадачливую лягушку. Но игрой руководили из Москвы. Одному из учредителей финансового дома «Гамма-банк» Ивченко приглянулась богатая и перспективная питерская фирма. Пока тянулась прошлогодняя драма, Ивченко так ни разу и не засветился. Он ждал. Пусть держатели крупных пакетов акций стреляют друг в друга или же кормят друг друга отравленными пельменями. Москвичи не торопили события. Пусть акции соберутся в одних руках, вот тогда и можно будет взять «Транскросс» не утруждая себя. Только в итоге фирма досталась не группе Ивченко, а приемной дочери бывшего владельца. Для народного избранника, судя по всему, это было самым крупным унижением, случившимся с ним в северной столице. А московские банкиры никогда не забывают унижений. Особенно, когда речь идет о выскользнувшем из лап жирном куске.
