Фаланге не повезло: войны легче вести через далекое перекрестие прицела. И безопаснее. Бостоку тоже не повезло.

Хотя они с Генком старались изо всех сил, вытаскивая орудие, он заметил, как несколько его товарищей упали от ответного огня мятежников, удобно устроившихся позади своего щита, в своей броне и фраговых огневых позициях.

Ублюдки.

Готов поспорить, что и сухие при этом, подумал уныло Босток. Его плащ расстегнулся, зацепившись за ручку вертикальной наводки, и он громко выругался, когда ливень промочил его красно-коричневую стандартную униформу.

Когда он застегнул плащ и натянул сильнее шлем с широкими полями, впереди раздался приглушенный крик — расчет тяжелого болтера и половина пехотного отделения исчезли из поля зрения, словно проглоченные землей. Некоторые из старых огневых позиций и траншей оставались пустыми, исключая того, что сейчас они были заполнены грязной водой и жижей и представляли такую же смертельную опасность, что и зыбучие пески.

Босток пробормотал молитву, сотворив знак аквилы. По крайней мере, это был не он и не Генк.

— Будь проклято Око, вы чего застряли, солдаты?

Это был сержант Харвер. Шум был оглушительным, шум и артиллерийский обстрел. Он должен был орать, чтобы его просто услышали. Не то, чтобы Харвер всегда только орал, когда обращался к отделению.

— Тащите эту фрагову штуковину, болотные крысы, — подбодрил он. — Вы еле тащитесь, солдаты.

Харвер жевал толстую сигару из виноградных листьев, торчащую под черной линией его закрученных усов. Он либо не замечал, либо ему было все равно, что она давно погасла и висела как толстый, мокрый палец из угла его рта.

Треск статики из радиостанции вокс-оператора прервал тираду сержанта.

— Больше звука: громче, Ропер, громче.

Вокс-оператор Ропер кивнул, после чего опустил устройство на землю, и стал возиться с настройками.

Через несколько секунд сигнал усилился и вернулся с голосом сержанта Рампе.

— … Замечен враг! Они на ничейной земле! Ублюдки за пределами щита! Я вижу, вот дерь…

— Рампе, Рампе, — Харвер рычал в трубку. — Ответь, мужик! — Его внимание переключилось на Ропера.

— Быстро другой канал, солдат, будь так добр.

Ропер уже работал над этим. Каналы связи, соединяющие пехотные отделения с артиллерийским командованием и друг с другом, переключались в мешанине помех, криков и странно приглушенной стрельбы.

Наконец, они получили ответ.

— …аливайте отсюда! Трон Земли, это не возм…

Голос затих, но связь не нарушилась. Было слышно усилившуюся отдаленную стрельбу и что-то еще.

— Я слышал… — начал Харвер.

— Колокола, сэр, — предположил Ропер в редком приступе разговорчивости. — Это звонили колокола.

Помехи оборвали связь, и в этот раз Харвер повернулся к солдату Бостоку, который почти сдался, пытаясь высвободить лазпушку.

Колокола не прекращали звонить. Они звучали и в этой части поля битвы тоже.

— Может быть, ветер принес звуки, сэр? — предположил Генк, заляпанный грязью от своих потуг.

Слишком громко, слишком близко, чтобы быть просто ветром, подумал Босток и вытащил лазган, повернувшись лицом к темноте.

Там были силуэты, дергающиеся как в покадровой съемке с каждым вспышкой пустотного щита — это были его товарищи, находящиеся в пятистах метрах.

Босток прищурился.

Там было что-то еще. Не орудия и не Фаланга, и даже не повстанцы.

Что-то белое и трепещущее в порывах невидимого ветра. Дождь лил плотной стеной, не было ни дуновения, и воздух над полем боя застыл неподвижно.

— Серж, среди нас есть кто-нибудь из Экклезиархии?

— Нет, солдат, только собственность Императора: ботинки, штыки и кровь.

Босток указал на белое мелькание.

— Тогда кто это, фраг подери?

Но мелькание уже исчезло. Хотя колокола звонили. Громче и громче.

В пятидесяти метрах от них кричали люди. И бежали.

Босток видел их лица через прицел винтовки, видел написанный на них ужас. Потом они исчезли. Он осмотрел местность, используя оптический прицел как магнокуляр, но не нашел их. Сначала Босток подумал, что они упали в ров, как замеченные им ранее тяжелый болтер и пехотинцы, но он не видел ни рвов, ни траншей, ни огневых позиций, куда они могли провалиться. Но их, несомненно, утащили те, кто двигались среди них.

Все больше криков, слившихся с колоколами в тревожный шум.

Это испугало сержанта Харвера — солдаты Фаланги исчезали во всех направлениях.

— Босток, Генк, разверните пушку, — приказал он, выпустив свой служебный пистолет.

Лазпушка крепко и надежно застряла, но используя вертлюжный станок, можно было развернуть ее в боевую позицию. Генк бросился вокруг станка, не уверенный в том, что происходит, но прибегнув к приказам, чтобы взять себя в руки и не поддаться растущему страху. Он дернул фиксирующий палец сильнее чем было нужно, и развернул орудие в сторону белых проблесков и воплей, как того требовал сержант.

— Прикрывающий огонь, мистер Ропер, — добавил Харвер, и вокс-оператор швырнул квадратную рацию себе на спину и вытащил лазган, заняв стрелковую позицию лежа сразу за лазпушкой.

Босток занял свою позицию за щитом, вставив новую энергобатарею в казенник орудия.

— Готово!

— На твой выбор, солдат, — сказал Харвер.

Генку не нужно было письменное приглашение. Он прильнул к прицелу, выискивая мелькание, и оттянул спусковой механизм.

Красные раскаленные лучи пронзили ночь. Генк открыл подавляющий огонь по переднему сектору, что отдавало страхом и отчаянием. К моменту прекращения стрельбы он весь взмок и не от жара выстрела.

Колокола по-прежнему звонили, хотя было невозможно установить их происхождение. Закрытый щитом город, выглядевший черным пятно на почти темном полотне, был слишком далеко, а резонирующий гул звучал близко и вокруг них.

Бриз принес запах пороха; запах и крики.

Босток попытался рассмотреть что-нибудь сквозь проливной дождь, который маскировал лучше любой камуфляжной окраски.

Мелькания все еще не исчезли, мимолетные и расплывчатые … и они приближались.

— Еще раз, будь любезен, — приказал Харвер, его голоса поразила странная дрожь.

Бостоку понадобилось несколько секунд, чтобы распознать в ней страх.

— Готово! — доложил он, загнав вторую энергобатарею.

— Не останавливайтесь, сэр, — сказал Ропер и прицелился из лазгана, прежде чем выстрелить.

Сержант Харвер ответил выстрелом из своего оружия, треск пистолета присоединился к стрельбе.

Оглядевшись, Босток обнаружил, что они одни; островок Фаланги в море грязи, но передовая линия приближалась к ним. Они бежали, безудержно гонимые абсолютным страхом. Люди исчезали на бегу, засасываемые под землю,

— Сержант… — начал говорить Босток.

Впереди, внутри приближающейся линии что-то двигалось, охотясь как пираньи, преследующие косяк перепуганных рыб.

Харвер почти сошел с ума, стреляя импульсивно. Некоторые из его выстрелов и залпов лазпушки Генка разрывали своих же солдат.

Ропер все еще владел собой и бросился вперед, когда закончились боеприпасы.

— Ч-ч… — произнес Харвер, когда Босток вскочил и побежал как угорелый.

Ропер исчез мгновенье спустя. Ни криков о помощи, ничего; просто прекратилась стрельба из его лазгана, а затем тишина сообщила о смерти бесстрашного вокс-офицера.

Сердце молотило в груди, его плащ был расстегнут, подставляя его стихии. Босток бежал, обещая больше никогда не жаловаться на судьбу, если Император просто пощадит его в этот раз. Убережет его от того, чтобы быть затянутым в землю и похороненным заживо. Он не хотел умирать так.

Босток должно быть волочил ноги, потому что солдат передовой линии обогнали его. Солдат слева от него исчез, его смерть предвещало белое мелькание и дуновение чего-то старого и влажного. Другой, прямо впереди, был разорван, и Босток уклонился в сторону, чтобы не разделить его участь. Он рискнул оглянуться. Харвер и Генк исчезли, лазпушка по-прежнему стояла застрявшей, но теперь брошенная или захваченная, этого он не знал.