– Спой нам новую песню,– стеснительно попросил Навигатор.– Песню о себе и обо всех нас!
Я решила не спрашивать, откуда ему стало известно о моем увлечении стихами. Я почти поняла, кем ранее являлся этот загадочный, роковой для всех нас человек. Но я не захотела вызывать его на откровенность. Я просто запела:
Кто есть мы в бушующем мире?
Привыкшие день ото дня
Не то чтоб считаться с другими,—
Отсчитывать мир от себя.
Себе говорим – мы при деле!
Не видя, как, сгинуть спеша,
Душа содрогается в теле,
Как падает с телом душа.
Душа содрогнется напрасно
Средь нервов натянутых струн
И вспомнит: а было прекрасно,
И Битлз пел «Роки Ракун»…
Все было не так, а иначе…
А ныне, как будто у скал,
Душа моя бродит и плачет
Средь холода мертвых зеркал.
И в зеркале этом кривятся
Так сильно, что граней не счесть,
Все те, кого люди боятся:
Стыд, Совесть, Бесчестье и Честь.
А где-то, свернувшись комочком,
Все вены изрезавши в кровь,
Взгляд вперив недвижимо в точку,
Ждет смерти бедняжка Любовь.
Прорваться сквозь вязкую пленку,
Но верю с упорством ребенка —
Сейчас я за раму схвачусь…
Ломая стекло и сознанье,
Шагну за запретный чертог —
И рухнет мое мирозданье…
И мир снова будет у ног…
Нагая, с зачатками чувства,
Борюсь я ни с кем и ни с чем —
За жизнь, за любовь, за искусство…
Но Эхо шепнет мне: «Зачем?»
Зачем воевать с каждым бесом?
Себя не беречь, не щадить,
Послать бы все принципы лесом…
И просто – пытаться прожить.
И видеть, как с каждым мгновеньем
В душе тихо рушится сталь,
Из сердца уходят сомненья,
Как глаз моих меркнет хрусталь.
Лишь ждать, что настанет то время,—
Смогу в зазеркалье признать:
– Смирилась. Приму свое бремя.
Жить – трудно. Легко – выживать…
Душа обрастет гадкой тиной,
И я еще тысячу дней,
Ужившись с тоской и рутиной,
Страдать буду в мире теней…
Но вмиг озверев от сознанья,
Что стать бы могла я такой,
Ударю в стекло мирозданья
В кулак твердо сжатой рукой…
И после моей песни уже ни единого слова не прозвучало более в тишине нашей последней ночи. Слова оказались не нужны, а меня переполняли благодарность и гордость за моральную твердость моих друзей, давшуюся им всем ой как нелегко. Мы просто сидели тесным кружком возле костра и передавали друг другу фляжку Айма, наполненную коньяком тысячелетней выдержки. От меня к Алехандро, от виконта к Фениксу, от штурмана к Крисе, далее к Антонио, Рею, Айму, Рифорду и бывшему Верховному Навигатору. А от него – опять ко мне. И этот минуту назад изобретенный нами ритуал выглядел чертовски символично!
«Наша тайная вечеря»,– мысленно усмехнулась я столь крамольному, но явно напрашивающемуся сравнению. Догадывались ли мои друзья о том, что этой ночи предназначено стать для нас последней? И судьбоносной – для меня? Наверное, догадывались, но никто из них не произнес ни слова.
И за это я тоже была им благодарна...
Вскоре мои друзья тихонько улеглись на разостланные одеяла и погрузились в глубокий сон без сновидений, измученные мыслями о грядущих сюрпризах близящегося дня. Бодрствовала лишь я, да еще – Навигатор, загадочно поблескивающий глазами из-за окутывающих его лицо бинтов. Пару раз мы безмолвно переглянулись, взаимно угадав безрадостные мысли друг друга. Мы ждали рассвета…
Продолжившаяся за мостом тропа оборвалась неожиданно… Пробудившись утром, мы обнаружили: нас окружила густая пелена тумана, белого как молоко, мертвенного и непроницаемого. За этим по-настоящему кладбищенским покровом расстояние до гор показалось мне обманчиво далеким. Поэтому когда мы, бодрой рысцой трусившие вдоль едва заметной дорожки, неожиданно уперлись в высокую базальтовую стену, на лицах всех отразилось сильнейшее недоумение, смешанное с паническим ужасом. Тропа закончилась ничем – ну или практически ничем, а именно: тщательно очищенной и выровненной площадкой, посыпанной мелким речным песком, сразу за которой начиналась обширная горная гряда. Туман конденсировался в холодные капли влаги, медленно оседавшие на единственный заслуживающий внимания предмет, находившийся точно в центре площадки, коим являлась ровно обтесанная и отшлифованная гранитная глыба в форме пятиугольника. Я подошла и рукавом куртки стерла налет влажной плесени, покрывавший лицевую сторону плиты…
«Захария» – коротко значилось на памятнике. И более – ничего. Ни тебе дат рождения и смерти, ни хвалебной эпитафии. Скромненько и со вкусом, как любит говорить Айм.
– Душно! – пожаловался сам аналитик, утирая вспотевший лоб.– В тутошних местах вообще не разбери что с климатом творится! Вроде Урал, а мороз сменился почти субтропической жарой. К чему бы это?
Рей категорично шмякнул свой рюкзак на песок, а сам уселся сверху, по-турецки скрестив ноги:
– Кирдык климату наступает, если выражаться в стиле нашего уважаемого друга Феникса. Чувствуете, как парит прямо из земли? – Он приблизил раскрытую ладонь к трещине в песчаном грунте, из которой вырывались белесые облачка горячего пара.– Как бы здесь вскоре гейзер не забил или еще чего похлеще не образовалось. Подозреваю, процесс разлития токсичного топлива в земной коре подходит к финальной фазе. Судя по жаре, можно уверенно говорить о подземном возгорании, что, скорее всего, приведет к мощному взрыву и расколу материков.
Пока орденец увлеченно рассуждал подобным апокалиптическим образом, я оперативно провела пару экспресс-тестов с помощью своего портативного анализатора и в целом согласилась с выводами Рея. Надвигающуюся гибель Земли следовало принять как неизбежный и грядущий независимо от наших желаний факт. У нас оставалось в лучшем случае дней тридцать, чтобы успеть отыскать транспортный корабль «Ковчег» и погрузить на него всех, кого мы сможем собрать: людей, не совсем людей, роботов, образцы флоры и фауны. Верховный Навигатор через мое плечо скосился на дисплей анализатора и выразительно прищелкнул языком.
– Перемудрил Захария,– с упреком просипел он сквозь бинты.– Не понимаю, чего он хотел добиться своими завуалированными пророчествами? Где же теперь искать эти злополучные Врата?
Я почесала в затылке:
«И правда – где?»
Всем казалось, что мы попали в безвыходную ситуацию. Священное Писание больше не предлагало никаких подсказок, путь к Вратам закончился глухим тупиком, а местоположение «Ковчега» до сих пор оставалось загадкой. Наверное, хитроумный директор немало похихикал в раю или аду (уж кто знает, куда его определили после смерти), злорадно наблюдая за нашими растерянными лицами и картиной бестолкового блуждания вокруг его скромного надгробия, больше смахивающего на спровоцированные мухоморовой настойкой шаманские пляски.
