Я тряхнула головой, поморгала и опять приникла правой линзой очков к замочной скважине. Ошибки быть не могло: на полу лежал труп. Подошвы итальянских ботинок демонстрировали фирменное клеймо и девственные каблуки владельца служебного автомобиля. Солидный живот в белоснежной рубашке вздымался айсбергом. Одна рука откинута, рядом — сотовый телефон. Живот мешал разглядеть, в каком положении голова, но это уже не имело значения. Труп, он и есть труп.

Убийца сопел в ухо, приплясывал от нетерпения и шипел:

— Ну, что там? Дай посмотреть!

Я распрямилась и с нехорошей улыбкой уступила ему… э-э-э… ей… стратегическую точку. Катерина жадно вонзила глаз в замочную скважину, тихо ахнула и повалилась на пол бесчувственным кулем. Вот тут я и заорала.

Что тут началось…

Нет, началось все гораздо раньше: в один из тех солнечных зимних дней, столь редких в столице, когда неожиданно из-за низких облаков появляется лазоревое небо, сугробы искрятся бриллиантовой крошкой, морозец скрипит рассыпчатым снегом, и на душе головокружительно легко и радостно. Вот таким легким утром начался мой первый трудовой день в консалтинговой фирме со скромным, но очень солидным названием — «Магнус и ко».

«Магнус» — это фамилия владельца. «Ко» — это компания, то есть все остальные, кто выполнял его распоряжения, консультировал клиентов по разным важным вопросам и приносил доход, кто возил его на черном «Мерседесе», вел бухгалтерию и лечил вечно зависавшие компьютеры. А всего нас было шестнадцать человек, не считая Магнуса. Я появилась в компании самой последней, пройдя чрезвычайно придирчивый отбор.

Ах, с каким тщанием я сварила первую чашку кофе, с каким чувством непередаваемой гордости ответила с чистым французским прононсом на международный звонок, с какой ответственностью подшила старые документы в папки. Мне было плевать на косые взгляды и злорадное перешептывание за спиной. Меня совершенно не интересовали сплетни о предыдущей секретарше. Как скучны были подробности скандала, которым сопровождался ее уход по собственному желанию! Мою душу согревала та кругленькая сумма, которая выражала плату за труды. Да какие это труды по сравнению с каторгой бывшей школьной «училки» французского языка или экскурсовода «на подхвате»?!

Дальше небо затянулось серыми облаками, снег превратился в соленую кашу цвета выхлопных газов, и запах кофе стал преследовать по ночам.

Господин Магнус появлялся к обеду, вместо приветствия хмуро бросал: «кофе» и сердито хлопал дверью кабинета. Босс без конца говорил по телефону, иногда одновременно по двум, а в особых случаях и по трем. Он прерывал разговор буквально на секунду, чтобы с шумом втянуть порцию тонизирующего напитка и по-хозяйски огладить короткопалой ладонью бедро секретарши, то есть, мое.

От телефонных разговоров его могло отвлечь еще одно событие — появление в дверях кабинета Екатерины Васильевны, или за глаза — Катьки, и Барыни — его жены. Она появлялась всегда неожиданно, каждый раз в новом сногсшибательном наряде от Версаче, Кардена или Ферреро, благоухала терпкими духами и вносила сумятицу в трудовые будни коллектива. Цель ее визитов всегда была одна и та же — денежные знаки. Ей катастрофически не хватало денег.

Иногда случалась оказия, и кабинет Магнуса оказывался пуст во время визита госпожи Магнус. Тогда она усаживалась в кресло, по-бабьи вздыхала и превращалась в Катерину, ту самую Катерину, с которой мы вместе трудились в стенах средней школы. В прошлой жизни Катька преподавала биологию. Но дверь приемной во время превращений была плотно закрыта.

— Ну, какая же сволочь, — вздыхала Катька, выпуская в потолок струйку сигаретного дыма. — Где он шатается? Я опять осталась без копейки денег. У всех приличных жен совместные счета, а я, как попрошайка, вынуждена каждый раз кидаться ему в ноги!

Насчет кидания в ноги она явно преувеличивала. Магнус безропотно «отстегивал» ей стопку «евриков». Довольная Барыня уплывала в заоблачные выси красивой жизни, где существовали только парикмахерские, косметические салоны, рестораны, казино, загородные дворцы с бассейнами, вечный праздник и карнавал, и где не было места городскому транспорту, комнатах в коммунальных квартирах, осточертевшим макаронам и унылым вечерам на пару с телевизором.

Я возмущалась вместе с Катькой, но про себя одобряла предусмотрительность Магнуса в отношении семейного бюджета. К Катерине я испытывала сложное чувство благодарности должника и до сих пор не могла понять, почему она узнала меня возле ресторана «Метрополь» в тот декабрьский день, который больше напоминал сумерки.

Я топталась возле дверей, изо всех сил изображая независимость и служебное рвение. А сама колотилась в ознобе, проклинала судьбу и тщилась заглушить голодное урчание в животе. С неба сыпалась колючая крупа, под ногами хлюпала вязкая грязь, пальцы заледенели, удерживая древко плакатика с надписью «France № 2».

Моя группа туристов не торопилась покинуть теплый зал ресторана и отправиться в Кремль для осмотра сокровищ Оружейной палаты. И как же я их понимала! Но еще больше проклинала и с нетерпением посматривала на швейцара в фирменной фуражке и галунах. Нет, не торопился «свадебный генерал» распахнуть нарядные двери и выпустить стайку жизнерадостных старушек и старичков, которых занесло зимним ветром странствий в загадочную Россию. Я грела себя мыслью, что сэкономила на ресторанных деньгах сумасшедшую сумму.

— Ольга? — шикарная дама в чернобурке и под зонтиком, который держал персональный шофер над ее свежей прической, улыбалась мне человеческой улыбкой. — Ольга, ты ли это?

— Это я, — с трудом просипела я посиневшими губами.

— Да ты совсем не изменилась! — сообщила она, с интересом рассматривая мой красный нос, вязаную шапку, натянутую по самые очки, и потертую дубленку.

Через заиндевевшие стекла я силилась признать шикарную даму, но ничего дельного на ум не приходило, кроме кадров из черно-белого фильма «Золушка»: сцена появления доброй феи.

Вот с этого все и началось. Не прошло и недели, как я вошла в приемную консалтинговой фирмы со скромным, но очень солидным названием. При первом знакомстве господин Магнус уныло кивнул головой, но значительно оживился, окинув взглядом бюст секретарши, то есть, мой. Еще через неделю я отдалась ему на диване в кабинете.

Да, отдалась. Срам, конечно. А что было делать?! Опять возвращаться на блокадный паек экскурсовода?! Мерзнуть на ветру: «Посмотрите налево, посмотрите направо»?! Считать копейки и горевать над пригоревшей яичницей?! В общем, чистый срам. Отдалась. Тешила себя мыслью, что это не он меня, а я его поимела на диване.

Вот она какая — жизнь. Красной шапочкой доверчивой встречаешь в лесу Серого волка. Такого поджарого, такого мускулистого, такого наглого и обаятельного. И, позабыв мамины наставления и благой порыв навестить больную бабушку, идешь с ним по тропинке в самую глухомань. И плевать на изодранное платье и распухшие от поцелуев губы. Это первая любовь. Самая горячая, самая сладкая, самая несчастная.

Серый волк деловито смотрит на часы и, озорно подмигнув, исчезает среди деревьев. Зареванная Красная шапочка бредет по тропинке и попадает в объятия Кота в сапогах. Этот красивых слов не говорит, зато знает толк в эрогенных точках. Это вторая любовь. Самая страстная, самая жертвенная, самая долгоиграющая.

Кот натягивает сапоги, смотрит на часы и убегает в командировку. Разочарованная и обиженная, Красная шапочка гордо шагает по дорожке, молча глотая соленые слезы. И догоняет Синюю бороду. Этот туповат и неповоротлив, но зато надежен и необременителен. Это уже не любовь, а расчет. Красная шапочка заботливо стряпает и сметает пыль с фамильных портретов в холостяцком замке. Скука все чаще поселяется в ее сердце. Наконец она смотрит на часы и уходит. Уходит на поиски новой любви. На этот раз — последней…