Но откуда ей было взяться в России с тех пор, как императрица стала бояться последствий пугачевщины? Возможно, князь Потемкин при проведении своих планов в жизнь использовал даже слишком малую власть. Возможно, он был неуемен в своих желаниях. Но пустомелей и мечтателем он не был ни в коем случае.

Ему мешал классический конфликт, касающийся того, какая цель оправдывает какие средства; этот конфликт уже так часто трагически проявлялся в истории. Колоссальность проблемы с самого начала не была понята, между тем она соответствовала имперским претензиям, которыми руководствовались Екатерина и Потемкин. Потемкин должен был быть исполнителем. Находившаяся в далеком Петербурге императрица оставалась вне критики. Ей доставались реальные успехи: победа над Турцией, раздел Польши, заселение Новороссии и Крыма. Потемкину оставался невыгодный остаток: все явные ошибки и вопросы. Так несправедлива жизнь, так несправедлива история. Но он не вправе был жаловаться, потому что он сам так хотел этого. Князь впрягался в работу и получал от потомков только насмешку. Императрица наслаждалась своими победами и вошла в историю как Екатерина Великая.

До 1774 года Григорий Потемкин не проявлял особого интереса к международным вопросам. По мере его приближения к императрице, он понемногу стал воспринимать и ее внешнеполитические взгляды. Работа в Святейшем синоде и в Комиссии об уложении представляла лишь очень ограниченную возможность для собственной внешнеполитической деятельности.

Потемкин очень точно понимал положение графа Панина при дворе. Панин пользовался доверием императрицы и держал в своих руках бразды руководства международными делами — даже после того, как «Северный аккорд» перестал быть генеральной линией имперской внешней политики. Тем не менее уже во время первой русско-турецкой войны Потемкину в отдельных случаях пришлось столкнуться с внешнеполитическими вопросами. Сначала его позиция полностью соответствовала воззрениям Панина. На мирных переговорах в Кючук-Кайнарджи он играл уже определенно активную роль. Кроме того, маловероятно, чтобы Екатерина не говорила с Гришей о внешней политике, когда они оставались вдвоем. Она конечно же просила у него совета относительно отношений с Польшей, Пруссией, Австрией, Англией, Францией, Швецией или с Турцией.

Образ мыслей и действий Потемкина постепенно подводили его к европейским проблемам, а после 1774 года он стал важнейшим советником Екатерины по международным делам — конечно, под неусыпным наблюдением графа Панина, который играл особую роль в императорском дворе. Год 1774 был поворотным пунктом в истории российской внешней политики.

Потемкин стал дипломатом, когда прошло уже больше десяти лет со дня восшествия на престол Екатерины II. Это были годы, когда русская внешняя политика медленно и неуклюже, под удары литавр отходила от старых традиций. Екатерина II заслужила имя Великая, прежде всего, потому, что она начала активно развивать внешнеполитическую экспансию. В первые годы правления об этом речь идти не могла.

Выход России из Семилетней войны и государственный переворот прямо не отразились на внешней политике. Для молодой императрицы имели значение традиционные цели русской политики по отношению к европейским странам. Они включали, прежде всего, контроль над соседними государствами и создание системы союзных договоров для противодействия влиянию Франции. Созданный Никитой Паниным «Северный аккорд» основывался на обеспечении безопасности России на западном направлении и оставался до конца 60-х годов основной концепцией внешней политики России.

Только начавшаяся в 1768 году война с Турцией и связанный с ней первый раздел Польши дали явный повод для размышления о новой концепции имперской внешней политики. Успешное для России окончание войны с Османской империей привело к дальнейшему уточнению политических целей. С этого момента началась карьера Потемкина-дипломата, а влияние Никиты Панина стало постепенно сокращаться.

Политическим лейтмотивом для кадровых перестановок при Петербургском дворе явились в 1774 году не только разногласия императрицы с наследником престола и восстание Пугачева, но также и изменение стратегической ориентации имперской политики России по отношению к Европе и Востоку. Юг манил!

Потемкин настаивал на пересмотре результатов, достигнутых в результате мира с Турцией в 1774 году. Колонизацию и захват Крыма он рассматривал в контексте общеевропейского развития.

Любовь к императрице и годы страсти (до 1776 года) не были при этом ни самоцелью, ни приятным дополнением к политической необходимости. Это были золотые времена, когда глава государства, при ее абсолютной власти, могла открыто и бесцеремонно сочетать свои личные и деловые интересы — золотые времена для настоящей самодержицы и ярких в свете ее сияния высокопоставленных сановников, придворных, военачальников и фаворитов. Никто не контролировал ее — ни парламент, ни пресса. Когда такие талантливые публицисты, как сатирик Новиков, выступали против императрицы, им можно было напомнить о существовании казематов в петровских крепостях или рекомендовать сибирские просторы в качестве соответствующего жизненного пространства.

Выдающаяся роль Григория Потемкина в русской внешней политике проявилась не сразу и не на всех направлениях. Граф Панин не собирался добровольно отказываться от своего могущества, тем более что он не был в немилости у императрицы. Но Панин состарился, и дни его были сочтены. Но при дворе проводилась сложная придворная дипломатическая игра, вполне в духе времени, в которой шаг за шагом Потемкин приводил политику государства в соответствии со своим положением в империи.

На протяжении всех лет, когда он занимался колонизацией юга, Потемкин параллельно решал вопросы общеполитического характера. Хотя постепенно оказавшийся не у дел граф Панин официально возглавлял Коллегию иностранных дел до 1781 года, все внешнеполитические вопросы фактически решал Потемкин.

Само собой разумеется, человек такого уровня, как Потемкин, находился на виду у официальных лиц как внутри страны, так и за рубежом — завистников, интриганов и немногочисленных друзей. Все они хотели воспользоваться его непосредственной близостью к императрице с выгодой для себя.

К таким любопытным современникам принадлежал шевалье де Корберон [83], французский поверенный в Санкт-Петербурге с 1775 по 1780 год. В этом качестве Корберон поддерживал тесные контакты с Потемкиным и в многочисленных записках передавал ему от имени своего короля высочайшее признание, хотя в русско-французских отношениях имелось немало проблем. Достаточно оснований для этого представляли протурецкие настроения Франции.

Главный конкурент французского дипломата, британский посол Джеймс Харрис [84] внимательно наблюдал за Потемкиным в течение многих лет: с 1778 по 1783 год. По поручению своего правительства Харрис пытался оказать на русское правительство давление с целью заключения англо-русского союзного договора. Свидетельства и документы о тесных контактах Потемкина с Корбероном и Харрисом позволяют не только ознакомиться с внешнеполитической деятельностью светлейшего князя, но и разобраться в русско-французских и русско-английских отношениях: Россия с головой ушла в политический вихрь Европы.

В годы правления Екатерины II Россия считалась неоспоримой и признанной великой европейской державой. Это не значило, что отношения со всеми соседями были равным образом безоблачными. Екатерина, в юные годы пристрастно-преданная подруга Фридриха Великого, избавилась от романтики безмятежности юности и стала относиться к Пруссии значительно более критично. Первый раздел Польши в 1772 году во многом был произведен из дружеских чувств к королю Пруссии, а следовательно, не полностью учитывал политические интересы России, Австрии и Пруссии в условиях русско-турецкой войны.