Князь превратился в течение последних дней его жизни в терпеливого пациента. Он принимал предписанные лекарства, но организм отказывал. У Потемкина случались обмороки, и он полагал неоднократно, что задыхается. Больше и больше он терял сознание. Это была медленная смерть, и Потемкин испытывал все фазы мучительного ухода из жизни в потусторонний мир. Между тем были моменты слабого бодрствования. Снова он стремился ехать в Николаев. Там был свежий лесной воздух, в котором он мог бы отдохнуть. Врачи уступили.

4 октября 1791 года он с трудом написал императрице записку: «Матушка Всемилостивейшая Государыня! Нет сил больше переносить мои мучения. Одно спасение остается оставить сей город, и я велел везти себя в Николаев. Не знаю, что будет со мною». Затем он отправился в путь. В сопровождении самых близких его сотрудников и немногих оставшихся друзей он доехал до маленького местечка Пуншеста. Его перенесли в дом, он поспал три часа, казался отдохнувшим и даже беседовал со своими провожатыми. Ночь была беспокойной, но следующим утром он смог продолжить поездку.

Караван проехал еще тридцать миль, Потемкин велел снова остановиться. Он видел правду и сказал: «Этого достаточно, продолжать путь бессмысленно. Вынесите меня из кареты и положите на землю. Я хотел бы умереть в чистом поле». Слова, как они были переданы, звучат несколько театрально, как будто были заранее придуманы для соответствующих обстоятельств. Но даже как выдумка, по степени вреда, они не идут ни в какое сравнение с той клеветой, которую должен был терпеть Потемкин в течение всей своей жизни при императрице.

Слуги уложили его на траву, и здесь, в поле под Яссами, он умер 5 октября 1791 года. Это произошло около полудня, в воскресенье. Процессия медленно возвращалась в Яссы. Попов отправил курьера со срочным донесением скорби к императрице: «Судьба завершилась. Его Светлости князя уже нет на этой земле». Подробное сообщение должно было последовать позже. Курьер прибыл в Петербург 12 октября в 5 часов во второй половине дня. Императрица Екатерина II лишилась чувств. Во всех ее высказываниях в последующие дни и недели чувствовалась печаль по поводу невосполнимой потери для России и для нее самой. Императрица говорила своему личному секретарю Храповицкому: «Как можно мне Потемкина заменить?…Все будет не то. Он был настоящий дворянин, умный человек, меня не продавал; его не можно было купить».

Для женщины, которая за время своей жизни в изобилии имела борьбы за власть и интриг, при которой лихоимство было нормальным явлением, эта похвала была особенной, и на самом деле она говорила правду. Перед смертью даже у Екатерины исчезло желание обманывать себя и Европу.

Екатерина II всегда сохраняла потребность излагать письменно свои мысли. И теперь она писала о своей политической и личной печали как одержимая. Она писала многим людям, которые знали Потемкина лично. Она писала также своим друзьям по переписке за пределами России и разливалась потоками слов, чтобы они оставили для потомков свое положительное отношение к Потемкину. То, что императрица изображала при этом и свой собственный портрет, было само собой разумеющимся. Всю свою печаль, свою любовь к фавориту и заботу о России она выразила в письме Мельхиору Гримму:

«Снова страшный удар разразился над моей головой. После обеда, часов в шесть, курьер привез горестное известие, что мой выученик, мой друг, можно сказать, мой идол, Князь Потемкин Таврический скончался в Молдавии от болезни, продолжавшейся целый месяц. Вы не можете себе представить, как я огорчена. С прекрасным сердцем, он соединял необыкновенно верное понимание вещей и редкое развитие ума. Виды его всегда были широки и возвышенны. Он был чрезвычайно человеколюбив, очень сведущ, удивительно любезен, а в голове его непрерывно возникали новые мысли. Никогда человек не обладал в такой степени, как он, даром остроумия и умения сказать словцо кстати. Его военные способности поразительно обрисовались в злу войну, потому что он ни разу не оплошал ни на море, ни на суше. Никто менее его не поддавался чужому влиянию, а сам он умел удивительно управлять другими. Одним словом, он был государственный человек как в совете, так и в исполнении. Он страстно, ревностно был предан мне: бранился и сердился, когда полагал, что дело было сделано не так, как следовало… Но в нем было еще одно редкое качество, отличавшее его от всех других людей: у него была смелость в сердце, смелость в уме, смелость в душе. Благодаря этому мы всегда понимали друг друга и не обращали внимания на толки тех, кто меньше нас смыслил. По моему мнению, Потемкин был великий человек, который не выполнил и половины того, что был в состоянии сделать».

Императрица изобразила идеальную картину, которая тем не менее содержала лишь полуправду. Не только из-за всех этих прекрасных качеств князь Потемкин к тому времени стал первым человеком в окружении Екатерины II. Чудесные качества только помогли ему выполнить то, что привело его на вершину. Всей судьбой сильной личности он укрепил абсолютную власть своей императрицы и помог ей расширить имперское величие России, укрепить внутренний порядок согласно автократическому господству, сохранить устойчивое место России в европейской политике с позиции силы. Он сделал это, осуществив колонизацию юга, реформировав армию и управляя ею в победоносной войне с Турцией.

На всех направлениях своей деятельности князь Потемкин провел гигантскую работу и никогда не берег себя. Он решал задачи, которые мог решить только замечательный индивидуалист, личность, которая не связана ни с какими обычными правилами игры и которая преодолевает все границы человеческой мелочности. Только в одном Потемкин придерживался правил своего времени: он никогда не ставил себя выше императрицы. Он с большим успехом посвятил всю свою жизнь умножению ее славы.

Но, как известно, все в этом мире относительно. Можно добавить: как только Потемкин скончался, его наследник сразу же занял его место. Платон Зубов был назначен генерал-губернатором южнорусских и новоросских губерний. Он постепенно захватывал все командные высоты, которые ранее были за Потемкиным. Он занялся внешней политикой и способствовал второму разделу Польши. Но он так и смог достичь гения Потемкина, тем более что императрица была уже слишком стара для нового стремительного взлета и через пять лет умерла, а с ее смертью сразу же рухнула и карьера Платона Зубова. Зубов к тому же был корыстен и не обладал столь яркой индивидуальностью. Он продолжил линию фаворитов Григория Орлова и Григория Потемкина, но никогда не смог подняться до уровня разностороннего и успешного государственного деятеля Потемкина.

Это было бы несправедливо с точки зрения истории, если бы Екатерина II осталась в представлении потомков как Великая, а князь Потемкин — как мот и кутила. Их судьбы были так тесно переплетены друг с другом, что заслуги одного становились достижениями другого. Они спорили и вели борьбу за величие России. Они работали многие годы, день и ночь напролет ради славы своей страны. В переводе на современный язык можно сказать: они были превосходной командой, само собой разумеется, в стиле, возможностях и границах придворной культуры своего времени, а также в соответствии с целями самодержавной России.

С самого начала в России было много способных государственных деятелей, сановников, священнослужителей, чиновников и военачальников, которые сделали очень много в историческом плане для укрепления самодержавной власти. Политическое и личное отношение политиков и высокопоставленных чиновников к правителю, находящемуся у власти, было очень разным на отдельных исторических этапах и зависело от чрезвычайно сложных властных, объективных и субъективных условий. Во времена правления Ивана IV, в XVI веке, государственные деятели, такие как священнослужители Сильвестр и Макарий или дворяне Адашев и Курбский, в концепционном и политико-практическом плане участвовали в формировании автократической государственной идеи. Они стали жертвами режима террора Ивана Грозного, хотя и пользовались в молодые годы его неограниченным доверием.