4. «Ты жива, жива, жива еще…» Ты жива, жива, жива еще, То, что было, — сон дурной. Все на свете забывающий, Я стою перед тобой. Знаешь, это есть у Шумана: — Горько плакал я во сне. — И болезнь твоя придумана, Трудно ли придумать мне? Вот глаза твои не те же ли? Улыбнись же, как всегда. Вместе мы почти что не жили, Ждут нас долгие года. Но зачем, все мысли путая, Тот же крик в душе? Постой, Было ль так? Сошел откуда я Утром лестницей пустой? И, как тонущий до берега, Я, добрался до скамьи, Видел сквозь сирени скверика Губы мертвые твои. И какого ждал ответа я, И каких искал я сил, Зная, что рукой вот этою Веки я тебе закрыл? И теперь не забывающий Ни частицы тех минут, Я с трудом шепчу: — Жива еще. Мне назад тебя вернут. 5. «Ты даже ярче заблистала…» Ты даже ярче заблистала В моем теперешнем бреду. Ты словно мне невестой стала, С которой я союза жду. Той девочкою, что украдкой, Когда день ветреный притих, Одна склонялась нал тетрадкой Вписать запомнившийся стих И, отроческого страданья Полна, там, в южной стороне, С другим желала ты свиданья, Совсем не знаю обо мне. И странно думать мне, что оба Мы были взрослыми, что нес Я слишком длинный короб гроба К могиле около берез, И все осталось за спиною, И комната простая та, Где воздух я делил с тобою, Другими будет обжита. Нет, я борюсь с ненужным плачем. О сердце, в муках молодей! Мы наше знанье крепко спрячем От обступивших нас людей. Дороги лет одолевая, Я этот мир насквозь прорву. О подожди, моя живая, Тебя найду я. Наяву. 1938 «— О, пожалейте бледного Орфея…» — О, пожалейте бледного Орфея, Он одинок на жарком берегу, — Я эти строки вымолвил, мертвея, И вырвать их из сердца не могу. Он говорил протяжно. Струны бычьи Оттягивала зрячая рука. И сохраняя сонное величье, Над ним задумывались облака. И звери к звукам, словно к водопою, Тянулись. И нагих камней горбы, Почти очеловеченной толпою, Вздыхали тихо, вставши на дыбы. Такой жизнедарящею, великой И доброй силой налит каждый слог. Но девочку, что звали Эвридикой, С земли поднять ты все-таки не мог. Над телом, вытянутым на пригорке, Ты нем, в груди и тени звука нет. Стоишь как мертвый. Как в прохладном морге И я стоял. Чрез много тысяч лет. 1938 «Ты с карточек глядишь со всех…» Ты с карточек глядишь со всех, С одной, с другой стены. Твоя серьезность или смех На них отражены. Еще бывает на иных Коричневатый сад. И связки листьев вырезных Недвижные висят. Притихла тусклая трава, Небес бумажных гладь. И дремлют на губах слова, Что хочешь ты сказать. И я смотреть не устаю В глубь узкого листа. И кажется, я в нем стою У серого куста. Ты двинешься, шагнешь, — жива, Ты молода опять. И с теплых губ сойдут слова, Что хочешь ты сказать. Но я тебе не крикну вслед, К тебе не подойду. Я не делил с тобой тех лет, Я не был в том саду. 1939 «Мне надо жить теперь вдвойне…» Мне надо жить теперь вдвойне И знать, как жизнь вокруг течет, Как будто должен в каждом дне Я справедливый дать отчет, Как будто спрашиваешь ты, Средь мыслей поселясь моих, Чем люди были заняты С тех пор, как ты не видишь их, Каким прославили трудом Простор торжественной земли, Как запятнали мир стыдом, В чем совестью пренебрегли. Пусть это выдумка моя, Пусть только сеть бессвязных фраз, Но стал вдвойне спокойней я. «Угль превращается в алмаз». 1939 *** 1. «Я лежу часами неподвижен…» Я лежу часами неподвижен, И густеет воздух от жары. Ветер обнимает кроны вишен, Привязные пышные шары. И особенно вон та, у хатки, Так дрожит, распахиваясь вся, Узеньких листов своих облатки То роняя вниз, то вознося. Вот она, пронизанная солнцем, Вспыхнула, пригнулась, поплыла, Завертелась шумным веретенцем Вкруг коричневатого ствола. И над этим танцем прихотливым Видно неба сизую кайму. День широк. И просто быть счастливым, Даже старясь, даже одному. 2. «День мой задумчивый шел над рекою…» День мой задумчивый шел над рекою, Звучно сменялась вода близ меня. Зыбкий металл, испещренный резьбою, Видел я, голову с камня склоняя. Там, где поглубже, легла скатертями Складчатая оболочка, а тут, Пенистыми окаймляясь кистями, Волны накапливаются, растут. Ну, а устанешь смотреть, так послушай, Шум-то какой многослойный взметен, Уханье, выклики, шепот старуший, Дробь молоточков и стук веретен. Так целый день просидел я без проку. Надо идти, смерть еще далека. Что ж, зачерпну я себе на дорогу Солнца и влаги. Спасибо, река. |
