Басов нерешительно потоптался и посмотрел на сопки.
— Не раздобудем продуктов, тогда что? А если мы с Кановым возьмем да уйдем вниз. Кто нас там знает?.. — пригрозил он робко.
— Никто не уйдет, пока я жив!— Полозов ударил кулаком по шлюзу, разбил руку до крови и совсем рассвирепел. — Ты можешь катиться куда хочешь! Разве мы тебя уговаривали?!
Басов выдержал его взгляд.
— Ты не жалеешь ни себя, ни других. Да это еще куда ни шло. А вот Канов, он в годах. Ты совсем рехнулся, Иван! — заговорил он мягко. — Не сидеть же тут годы? Из Олы никаких известий. Может, про нас уже никто из живых не знает.
— Ты не мути, — перебил его Полозов. — Павел Григорьевич при тебе же говорил: Куренев охотится вблизи Олы. Если не он, то учитель передаст указания. Значит, ничего не изменилось, и будем ждать. А насчет Канова ты ошибаешься. Без меня он никуда не уйдет, да и я его нигде не оставлю.
— Ты вытянул из себя все жилы. Звереешь. Разве сам этого не замечаешь? — глухо заметил Басов. — Нельзя же так.
— Бывает, уж извини, — обмяк Полозов. — Жизнь всякое творит с человеком. А теперь запомни, мы не уйдем, если даже придется нам питаться похлебкой из оленьих шкур. — Полозов глянул на восходящее солнце и, повернувшись, направился к зимовью. — Пошли завтракать, и за работу, — добавил он таким тоном, точно и не было у них крутого разговора.
Лето не принесло успеха старателям, но работы не прекращались. Басов и Канов молча вздыхали, Полозов ворочал за троих: пусть видят, что и он не мед пьет. Усталость тупила мысли, да и шло время. Не за горами и зима. Река уже глухо звенела под ледяной крышей. Старатели заканчивали перестройку зимовья.
Облака нависли над самой землей, и казалось, снежинки слетают с деревьев. Перекур. Басов принес охапку хвороста, вынул спички. Канов уныло свесил голову, устроившись на пеньке. Полозов встал.
— Не надо костра, только размерит! Успеть бы закончить сегодня — и под крышу! — сказал он Басову. Тот молча разметал дрова и сел.
Полозов смел снег с двух длинных бревен, подсунул вагу под камень, приподнял.
— Отдохнули малость, и за дело. Теперь вот эту парочку, И порядок.
— Сыне? — поднял голову Канов. — Зачем такое? Извел ты своими затеями.
Полозов не ответил, молча подхватил комель, вскинул на плечо и, подождав, оглянулся! Канов с Басовым пыхтели, поднимая вершину.
— Давай! — крикнул Полозов и, покачиваясь, пошел.
У сруба Канов выпрямился во весь рост и затолкнул вершину на верхний венец сруба, вытер шапкой лицо.
— Обрезать бы надобно. Зачем такие концы?
— Разведаем россыпь, поставим под них стойки — и забирай стены. Тогда разместится целая артель.
— А-аа, ты все о своем. Токмо разведаем ли, сыне… — вздохнул Канов и, надев рукавицы, забрался на сруб. Полозов уже оседлал бревно и топором рубил угол. «Хрясь! Хрясь!» — летели желтые, как масло, щепки.
Уложили верхний венец. Настил из жердей оставалось покрыть дерном, и жилье было бы готово.
Уже вечерело, когда Полозов утеплил кровлю, установил трубу. Разогнувшись, он взглянул на берег Среднекана. На фоне снега темнели две черные фигурки: одна высокая, другая совсем маленькая.
Федот? Нет, тот ходит степенно, ровно. Похоже, Петька. А кто же второй?
— Пе-е-отр? Ты-ыы?! — крикнул Полозов. Парень снял шапку, помахал и припустил бегом. — Гости к нам! Канов, ставь чай, Басов, за тобой уборка в избе! — приказал он и, спрыгнув с крыши, кинулся навстречу.
Человек повыше ростом повернул по ключу. Это был Петька. А в маленьком человеке Полозов узнал Машу и опешил. С ума сошла!
— Ты зачем? — спросил он досадливо.
Маша спряталась за лиственницу.
— Почему так встречаешь? Девка рвалась, радовалась, — упрекнул его Петька. — Наведался я к Миколке. Машка согласилась проводить до тебя.
— Прости, Маша, — подошел к ней Полозов. — Не хотел тебя обидеть, да уж так вышло.
— Помогать пришла. Приглядеть, — Она закрыла рукавичкой лицо и метнулась к избе.
Здесь уже горела печь. Канов жарил блины. Басов собирал веником мусор. Маша сидела в углу.
— Ты не сердись, Маша. Тесно у нас, хорошо ли будет? Одни мужики!.. — подошел к ней Полозов.
— Хорошо будет. Я все сделаю. Принесла занавеску. — Машины глаза уже смеялись от доброго слова.
Сели за стол. Канов налил всем чаю, поставил миску блинов.
— Какие новости? — спросил Полозов и повернулся к Маше: — Чего ждешь, садись за стол.
Маша порылась в узелке и положила перед ним замусоленную конфетку.
— Тебе. Сладко будет. Попробуй, — шепнула она и села рядом. — Рукавички принесла, унты, меховые чулки — тепло будет.
Полозов улыбнулся, придвинул конфетку к Маше. Петька отхлебнул глоток чая и заговорил:
— С новостями я. Да вот с худыми. В Аяне высадился генерал с войском. Пулеметы у него, пушки. Нарты отбирает, оленей. Собирается наступать на Якутск.
— Ты письмо дай. Письмо, — подсказала Маша. — От Лены.
— От Лены? — Полозов вскочил. — Чего же молчишь? Давай!
Петька долго рылся за пазухой и подал Ивану помятый конверт.
Леночка начинала письмо с сообщения о высадке шестого сентября в Аяне генерала Пепеляева. Писала она и о падении в ноябре белогвардейского Владивостока и об уходе японской эскадры из Петропавловска.
— Не такие уж плохие вести, как ты сказал. Читай. — Полозов передал Петьке страничку письма.
Дальше Лена писала об их отношениях.
Строчки запрыгали у Ивана перед глазами. Взгляд выхватывал отдельные фразы.
«Я поняла, что мы совсем разные люди… О многом сожалею, но, может быть, все к лучшему. Встречаться с тобой нам больше ни к чему…»
Лена больше не хотела с ним встречаться, Полозов убрал письмо. — Значит, все… А ведь надеялся…
Ночь проглядывала в оконце. Сидеть в избе было невмоготу. Иван оделся и вышел. Мысли его были в Ямске.
— Красивая она, верно, но разве умеет стрелять, бросать аркан, выделывать шкурки? — услышал он за спиной тихий голос Маши.
— Ты чего?
— Затосковал, вижу. Не надо. — Маша поглядела под ноги, притоптала снег. — Не пошла она за тобой, не любит, видно. Ты верного друга ищи, надежного.
— Эх, Маша, Маша. Ты не поймешь… — вздохнул Иван.
— Почему не пойму? Ты только скажи. — Она подошла к нему ближе. — Пусть все отвернутся от меня. Пусть проклянут…
— Ты это о чем? — удивился Иван.
— Ты ищешь, где похоронен татарин? Я слышала от Миколки! Я тебе покажу. Покажу все ямы, какие мы зарыли. Скажу, где Гермоген брал желтые камни. Это здесь, пойдем! — И она потянула его за рукав с отчаянной решимостью.
Глава пятая
В доме старика Митрича, приказчика тауйского рыбопромышленника, Лену приютили как племянницу-сироту.
Сегодня в доме готовились к встрече гостей. Уже приехал сам хозяин Соловей и с ним несколько купцов. К вечеру ждали гостей из Гижиги.
Леночка с женой Митрича, Клавдией Семеновной, занималась на кухне стряпней. Хозяйка обжаривала куски мяса и складывала в судок. Лена у стола лепила пельмени.
Мясо на сковородке шипело, брызгало маслом, и на плите вспыхивали огоньки. Едкий дым наполнял кухню, и Лена открыла дверь.
— Эх ты, голова два уха, — сразу же донесся насмешливый возглас старика Пигалева. — Метил в ворону, а попал в корову. Ловко, — залился он едким смешком.
Над хозяином Митрича подтрунивают, догадалась Лена. Она вспомнила недавнюю историю, над которой злорадствовали купцы. Рыбопромышленник Соловей сразу же открыл Бочкареву счет во всех своих отделениях. До сих пор даже домик Митрича находился под покровительством военных властей.
Его не беспокоили постои солдат, посещения патрулей. Разве иногда переночуют проезжие офицеры. Но вот появился уполномоченный Бочкарева с отрядом. Солдаты взломали замки на складах купцов и забрали пушнину.
На кухню заглянул Митрич.
— Так, хозяюшка, так! Давайте, давайте, — он одобрительно кивнул и вышел, закрыв дверь.
