— Понимать надо просто, гражданин Яненко. Я вас три дня назад предупреждал? Предупреждал. Вы слово давали? Давали. Да еще честное! Какая же цена вашему слову?

— Подумаешь, неделю просрочил, — капризно, совсем как маленький, сказал толстый Яненко. — Великое дело! Вы же меня отлично знаете.

— В том-то и дело, что знаю. Я здесь третий год служу, а вы уже успели по работе семь мест сменить. А сейчас, может, и права не имеете жить в пограничной зоне. Где вы теперь работаете?

— В пионерском лагере.

— Вот видите — опять уже перелетели! К ребятишкам подались, а неделю назад пивом торговали. Летаете с места на место… Как же вам верить?

— А этому поверили? — спросил Яненко и кивнул в сторону Костиного отца. — Вы даже и в документы его не заглядывали, а ко мне придираетесь.

— Он наш гость.

Сержант подошел к бабушке с внучкой, приложил руку к козырьку и приветливо поздоровался:

— Здравия желаю, Ефросинья Никитична! Из путешествия возвращаетесь?

— Сидела бы на месте, да не дают ваши ребята. На левый фланг в гости ездила.

— Интересно же молодым солдатам поглядеть на живого героя, — улыбнулся сержант. — К нам бы заехали. Ведь с прошлого года не бывали.

— Может, когда попозже выберусь. Чего-то не шибко мне здоровится: кашляю, одышка берет… Ты, сынок, поклон передай капитану.

— Обязательно передам. Не хворайте, Ефросинья Никитична!

— Спасибо, сынок, на добром пожелании…

Проверив документы у остальных пассажиров, сержант подошел к толстому дядьке в коричневой шляпе:

— Подымайтесь, гражданин Яненко. Пойдем уточнять вашу личность.

Кряхтя и охая, Яненко поднялся и вышел вслед за сержантом. От расстройства он даже забыл прикрыть шляпой свою лысину.

И пусть был изловлен не шпион, а только нарушитель паспортного режима, но Костя все-таки был доволен: хоть маленькое, да приключение!..

Отец чихнул и проснулся.

— Почему мы стоим, а не едем? Что тут происходит, Костя? — спросил он.

— А ничего особенного, — тоном бывалого человека ответил Костя, как будто он сто раз видел такие сцены. — Сержант уволок какого-то подозрительного дядьку личность выяснять.

— Значит, уже КП? — удивился отец. — Лихо я вздремнул! Уже полдороги отмахали!

Из будки, стоявшей возле полосатого шлагбаума, показался толстый Яненко с кислым выражением на лице, потом вышел сержант Ваничев, озабоченный и серьезный. Яненко на ходу тер платком вспотевший лоб и шею. Шляпу он по-прежнему нес в руке, и на глянцевой лысине бегали веселые солнечные зайчики.

Еще с дороги, только подходя к автобусу, сержант помахал Костиному отцу рукой. Тот ему тоже помахал.

Яненко с шумным вздохом грузно опустился на свое место и уткнулся глазами в пол.

Отец, поднявшись, поздоровался с сержантом за руку. Костя пробежался глазами по лицам пассажиров, и ему показалось, что они с завистью смотрят, как здоровается его отец с пограничником. Один только Яненко не оборачивался.

— Придется ехать, сопровождать этого, — сержант кивнул в сторону Яненко. — Сдам в милицию… Пойдем-ка, Сергей Иванович, посидим там, сзади.

— Пошли, — с готовностью поднялся отец. — И ты шагай, Костя.

Костя тоже перебрался на заднее сиденье. На то самое сиденье, на которое он хотел пристроиться еще тогда, когда садились в автобус. Интересно там ездить, особенно когда дорога неровная: на ухабах подбрасывает чуть не до потолка. Сердце, пожалуй, станет холодеть и замирать. Это вполне сошло бы за предварительную тренировку, которая обязательно пригодится в будущем, когда он выучится на летчика. Но молоденькая кондукторша решительно воспротивилась, сказала строго:

— Проходите на свое место — здесь садиться нельзя!

— Почему нельзя?

— А потому… здесь места для пограничников, — и отвернулась к окну…

И все-таки он оказался там, где хотел. И кондукторша теперь не возражала, даже улыбнулась ему приветливо. Это и понятно: пограничники не каждого приглашают посидеть рядом с собой.

По правде-то говоря, у Кости не было особых оснований задирать нос кверху, потому что пригласили-то не его, а отца. Но ведь отец-то не чей-нибудь, а Костин!..

— Вы, конечно, на горностаевскую заставу едете? — спросил сержант Ваничев.

— Туда. Она мне родной стала.

— Позавидуешь ребятам, которые служат там! У них вон и Ефросинья Никитична живет… А теперь еще к празднику готовятся: должна приехать Мария Васильевна Горностаева с сыном. Он уже лейтенант и тоже пограничник… И для тебя, парень, есть у них одна интересная новость: поймали зверя.

— Какого? — спросил Костя.

— Обыкновенного, — улыбнулся сержант Ваничев. — Лесного.

— А как поймали? Наверно, служебные собаки помогли? Или в капкан?

— Этого, брат, я не знаю и врать не хочу — не в моей привычке. Вот узнай-ка сам да потом мне расскажи…

Отец и Ваничев затеяли длинный разговор про какие-то инспекторские стрельбы, которые должны начаться через два-три дня.

Стрельбы — это еще куда ни шло. А инспекторские — наверняка тоска зеленая. Заставят эти инспектора ходить всех по струнке. Надо бы подговорить отца уехать на это время куда-нибудь на рыбалку.

Костя очень хорошо знал, что это за народ — инспекторы. Когда учился еще в третьем классе, у них целый день просидела на задней парте строгая очкастая тетя, инспектор гороно. И все эти четыре урока она что-то записывала в своем большом блокноте. И ни одного слова не проронила за это время.

После уроков инспекторша больше часу разговаривала с Анной Николаевной в учительской. Некоторые ребята пытались подслушать, но не разобрали ни одного слова. Через дверь просачивалось в коридор ровное и непонятное бормотание инспекторши: бу-бу-бу. И больше ничего. Наслушавшись этого инспекторского бормотания, Анна Николаевна целую неделю жаловалась на головные боли и ходила с завязанной щекой — что-то стреляло у нее в зубах… Так что Костя по собственному опыту знал, что это за народ — инспекторы…

И потому было совершенно непонятно, почему отец и сержант Ваничев с таким радостным оживлением говорят об инспекторских стрельбах. Ведь взрослые же оба. И неужели им еще не приходилось встречаться с инспекторами?

Сегодня Костя ехал электричкой, потом пересел на поезд, после этого перебрался на автобус. Но вот и автобус пришел на конечную станцию — на уютную площадь небольшого городка, утонувшего в сосновом лесу.

Здесь сержант Ваничев простился с Костиным отцом и пошагал в милицию с молчаливым и насупившимся Яненко.

На площади Шубиных ожидал зеленый автомобиль-коротышка ГАЗ-69. И ждал он не только их, но и Ефросинью Никитичну с ее непоседливой внучкой — они уверенно направились к машине. Костин отец привычно называл бабку по имени-отчеству, помог ей донести до машины ее огромную корзину, заполненную пакетами и кулечками.

Этот путь оказался самым коротким — ехали не больше двадцати минут. И всю эту недолгую дорогу Костина фантазия рисовала разные картины. То ему казалось, что, приехав на заставу, они будут свидетелями допроса только что задержанного нарушителя. То, заслышав приглушенные расстоянием короткие автоматные очереди, Костя представлял кровавый бой, который ведет сейчас застава с вооруженной бандой. И только успеет машина подойти к заставе — грузноватый Костин отец бросит свой объемистый чемодан и побежит в атаку, а суровая бабка, спрятав внучку в придорожной канаве, начнет перевязывать раненых. Только для себя пока не придумал Костя подходящего дела.

А у взрослых не было никакой фантазии. Заслышав автоматные очереди, бабка проворчала:

— Пуляют, пуляют, а все толку нет!

— Как же нет толку, Ефросинья Никитична? — возразил отец. — Пятое место в отряде держат.

— Так ведь пятое — это не первое! — отрезала бабка и сурово поджала губы.

Пятое место — это действительно не первое. Бабка сразила отца этим доводом. И он не стал спорить, только покачал головой.