– Да, действительно, – согласилась Мэдлин.

В этот момент дверь в оранжерею растворилась, чтобы впустить обоих Трентонов.

– Щенки выросли, – сообщила Генриетта, – какая жалость. Я-то думала, что они останутся такими крохотными. Когда мы шли мимо дома, оттуда вышел лакей и сказал, что чай подадут к вашему возвращению.

Карл улыбнулся:

– Должно быть, домоправительница увидела, что у меня гости. Сударыня! – Он предложил Мэдлин опереться на свою руку. – Могу я проводить вас в дом?

– Я, видите ли, не собиралась оставаться здесь надолго, – ответила Мэдлин. – Муж ждет меня.

– Ах, – отозвался Карл, – вы нетерпеливы, как любая новобрачная. Может оказаться, что ваш муж так поглощен делами, что даже не заметит вашего отсутствия. Хотя, если так, это будет очень глупо с его стороны. Полчаса, сударыня?

Она колебалась.

– Ну ладно, полчаса, – сказала она, чувствуя себя кем-то вроде ребенка, которого втянули в какое-то запретное занятие.

Когда во время чаепития в разговоре настала короткая пауза, Карл сказал, обращаясь к Мэдлин:

– Кажется, мои племянники и племянница встретили вчера вашего мужа.

– А, так вот кто это был! – отозвалась она. – Он вернулся домой совершенно мокрый после того, как достал из ручья детский мячик.

– У Патрика вместе с мячиком появился новый герой, – продолжал Карл. – Сильвия беспокоится только о том, что Бэкворт может умереть от простуды. Могу ли я успокоить ее, что он не умер?

– Ах, конечно! – засмеялась Мэдлин. – Все потери ограничиваются парой испорченных сапог.

– Миссис Драммонд заходила к маме на днях, – сказала Генриетта. – Какой у нее очаровательный младенец. У него мягкие белокурые локоны, такие же как и у среднего брата, и у сестры. Только старший брат не похож на них. Вы знаете, просто трудно себе представить, что он родился от тех же родителей, что и остальные.

– Генриетта! – тихонько проговорил ее брат.

– Что такое? – удивилась она, широко раскрыв глаза. Карл улыбнулся.

– Джонатан, в общем, не похож на остальных трех, – сказал он. – Высокий, худощавый, темноволосый. Он не похож ни на мать, ни на отца. Хорошо, что мой отец и отец Драммонда были темноволосыми, иначе моя сестра чувствовала бы себя несколько неудобно.

– Ах, – Генриетта мучительно покраснела, – я не хотела сказать, что…

– Конечно, не хотели! – Карл коротко рассмеялся. – Возьмите еще лепешку, мисс Трентон.

– Папа думает, – затараторил Марк, – что воды Хэрроугейта будут полезны для его подагры. Наверное, мы проведем там месяц перед Рождеством.

– Мне всегда хотелось побывать в Хэрроугейте, – сказала Мэдлин.

Не прошло и получаса, как она уже переезжала через ручей вместе с Трентонами, помахав на прощание рукой мистеру Бисли, который проводил их до границы владений герцога и направился в сторону дома.

Джеймсу тридцать лет. За это время, конечно, в его жизни случалось многое. И здесь его родина, здесь он прожил большую часть своей жизни. И конечно, в его прошлом не может не оказаться людей и событий, о которых, как предполагается, она ничего не должна знать. Возможно, когда-нибудь она убедит его в обратном.

Хотя на самом деле это не имеет значения. Если она станет рассказывать ему о своем прошлом, потребуется целая неделя. И это не имеет никакого значения. Теперь она его жена. Его. Все остальные ничего не значат для нее по сравнению с тем, что значит он.

– Марк, – проговорила Генриетта с упреком, оборачиваясь к брату, когда они отъехали от ручья на безопасное расстояние, – что вы имели в виду, когда за чаем шикнули на меня? Что я такого сказала?

– Ничего, – ответил он, сердито нахмурившись. – Абсолютно ничего, Генриетта.

– Но мистер Бисли, кажется, решил, будто бы я предположила, что Джонатан Драммонд не является родным сыном своих родителей, – не унималась она. – И вы, наверное, подумали то же самое, иначе вы не сказали бы «Генриетта!» таким страшным голосом. Я чуть не умерла, Марк. Если бы мне когда-нибудь могло прийти такое в голову, я ни в коем случае не заговорила бы об этом. Или вам хотелось, чтобы все обратили на меня внимание?

– Оставим это. – Он смущенно взглянул на Мэдлин и снова отвел взгляд. – Я ничего не имел в виду, равно как и вы.

– Но разве такое вообще возможно? – спросила она.

– Генриетта! – одернул он сестру. – Ведите себя прилично. Мы не одни.

Она вспыхнула.

– Прошу прощения, леди Бэкворт, – сказала она. – Но я просто до смерти испугалась.

– Ничего страшного, – ответила Мэдлин. – Всякий может порой невольно сказануть что-нибудь такое, отчего все смутятся.

– Но вы поймете, что я имела в виду, когда увидите этих детей, – продолжала Генриетта. – Вы ни за что не скажете, что Джонатан и трое остальных – родные.

– А вы еще не ездили на торфяные болота? – спросил Марк у Мэдлин.

– Нет, – ответила она. – Но муж обещал отвезти меня туда завтра или послезавтра. Он запретил мне ездить туда одной, – улыбнулась она.

– Там легко заблудиться, – согласился молодой человек, – особенно зимой. Люди погибают в снегу неподалеку от жилья.

Так они занимались легкой болтовней, в то время как Генриетта некоторое время ехала молча рядом.

Джеймс пообещал Мэдлин съездить с ней на торфяные болота в ближайшие дни. И вот наконец дожди прекратились и пришли дни ранней осени со всей их красотой и теплой погодой. Для верховых прогулок она подходила гораздо больше, чем летняя жара.

Он с нетерпением ждал предстоящей поездки. Утром оба были заняты другими вещами. Накануне Джеймс провел много времени в деловых разговорах, а утром встретился с управляющим и приказал ему повысить плату своим работникам и сделать в их домах необходимый ремонт до наступления зимы. Мэдлин была одета в амазонку из ярко-синего бархата и задорную шляпку под стать амазонке. Ни того ни другого он еще не видел на ней. Она выглядит яркой и красивой, подумал он, жестом отстраняя грума и собственноручно усаживая ее в дамское седло. Усевшись, молодая женщина послала ему улыбку.

– Я наконец-то поверила вашим рассказам о болотах, – сказала она, когда он взлетел на своего жеребца. – Мистер Трентон вчера говорил то же самое, хотя он считает, что там опаснее зимой, когда идет снег.

– Значит, вы охотнее верите соседям, чем мне, – заметил он, пускаясь в путь по мощенному булыжником двору. Но в его голосе не было раздражения. Он знал, что она дразнит его, и знал, что, дав ему обещание, она ни в коем случае не встревожила бы его, отправившись на болота одна.

– Иногда мне кажется, что вы слишком опекаете меня, – проговорила она; но ее взгляд и улыбка показали, что она вовсе не возражает против этого.

За последнюю неделю между ними установились почти спокойные дружеские отношения. У каждого днем находилось множество занятий, в которых можно было обойтись без другого, и вместе они проводили мало времени. А будучи вместе, они не очень много разговаривали. Казалось, они пробуют приладиться друг к другу. Они пытались избегать столкновений, после которых оба чувствовали себя сердитыми и расстроенными.

И в нем начала зарождаться надежда на то, что они могут обрести согласие. И он изо всех сил старался добиться этого вожделенного положения вещей. Он не принадлежал к тому разряду людей, в обществе которых Мэдлин могла блистать, но он пробовал жить ее улыбками. А она часто улыбалась ему. Он был этим доволен, хотя и понимал, что она делает это сознательно, пытаясь сохранить между ними мир. Он понимал, что она так же старается наладить их семейную жизнь, как и он.

– Здесь мир кажется обширнее, чем в Эмберли, – сказала она, когда они, отъехав от дома, направились в северном направлении. – Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Конечно, – ответил он. – Эмберли расположен в долине, замкнутой холмами. Склоны холмов покрыты деревьями. Пляжи окаймлены высокими утесами. Это маленький, хотя и очень красивый мирок. Здесь же мир гораздо менее живописный и гораздо более первозданный.