Вдовствующая графиня Эмберли и сэр Седрик Харвей прошли по каменному мосту и медленно спустились в долину.

– После похорон всегда испытываешь нечто вроде облегчения, – заметила графиня. – Но для близких членов семьи тогда-то и начинаются настоящие страдания. Пустота, окончательное понимание утраты. Ах, Седрик, как я сочувствую леди Бэкворт! Она ведь любила мужа, да?

– Хотелось бы знать, найдет ли она в себе силы, чтобы справиться с такой потерей, – сказал он. – Конечно, у нее есть Александра и внуки. И сын ее вовремя вернулся, и теперь он, конечно же, больше не поедет в Канаду – во всяком случае, в этом году.

Леди Эмберли вздохнула.

– На свежем воздухе просто замечательно, – проговорила графиня. – Я, Седрик, себя чувствую так, словно сбежала с занятий. Как вы считаете, мне следовало бы остаться?

– Когда мы уходили, Эллен прекрасно управлялась с леди Бэкворт, – заметил сэр Седрик. – У вас не невестка, Луиза, а настоящий бриллиант. И миссис Хардинг-Смайзи готова предложить утешения в любой момент, не сомневайтесь. Расслабьтесь и погуляйте с удовольствием.

– Ах, непременно, – согласилась она. – Я так рада, что вы уезжаете не в этом году. Не знаю, что я делала бы без вас в прошлом месяце. Вы такой здравомыслящий человек.

– В жизни не слышал более странного комплимента. Это действительно комплимент?

– Разумеется, – ответила графиня. – Седрик, я никак не могу не думать о том, что вы сказали недавно. Вы говорили серьезно?

– О том, что я хочу жениться на вас? – спросил он. – Вряд ли я стал бы шутить подобными вещами, Луиза.

– Мне трудно перестать думать о вас как о друге, Седрик. И это глупо, потому что вы хороши собой. Последнее время я смотрела на вас по-новому и поняла это. Но раньше я никогда этого не замечала. Вы были просто Седриком, моим другом.

– У нас есть деревья, река и лунный свет, – сказал он. – Прекрасные декорации для романа. Почему бы нам не произвести испытания? Позвольте мне вас поцеловать.

– Здесь? Теперь? – удивилась графиня. – Как это глупо! Он остановился и повернулся к ней.

– Если окажется, что это глупо, – проговорил он, – мы сохраним это в тайне. Вы же видите, свидетелей здесь нет.

И, опустив голову, Седрик поцеловал ее в губы. Поцелуй был легким, дразнящим.

– Я весьма признательна темноте, – сказала графиня, когда сэр Седрик посмотрел на нее. – Уверена, что я покраснела точно девица. Вы подумаете, Седрик, что я неловкая. Это было так давно…

– Ну что ж, в таком случае мы попробуем поцеловаться как мужчина и женщина, а не как девочка с мальчиком.

Харвей привлек графиню к себе и снова поцеловал, на этот раз в раскрытые губы. Его руки скользнули по ее спине. Ее руки легли ему на плечи.

– Не такая уж вы неловкая, – пробормотал он ей в губы несколько мгновений спустя. – Прекрасно, Луиза.

Она уткнулась лбом в его плечо.

– Прошло четырнадцать лет, – сказала она, – и у меня никого не было, кроме Эдварда. Вы ведь не хранили обет безбрачия после Энни, да? Боюсь, что вы гораздо опытнее меня, Седрик. Вы показали мне это только что. Я не смогу удовлетворить ваши потребности. Я думаю, что будет лучше, если мы останемся просто друзьями.

– Но я не предлагаю вам стать моей любовницей, – возразил он. – Я не нанимаю вас для того, чтобы вы заботились только о моих телесных потребностях. Вы нужны мне как жена, собеседник, друг, возлюбленная. Я знаю, Луиза, что у вас был только Эдвард. Я и не жду, что вы окажетесь опытной куртизанкой. Но если вы полагаете, что не возбудили мою кровь, вы были не очень внимательны за последние пять минут.

– Это так глупо! – запротестовала она. – У меня трое взрослых детей и четверо внуков.

– Вы боитесь, Луиза? – спросил он.

– Да. – Она подняла голову и посмотрела на него. – Понимаете, я считала, что эта сторона моей жизни в прошлом. Я научилась получать удовольствие, наблюдая за жизнью моих детей. И я построила свою собственную жизнь, создала круг добрых друзей. Спокойную жизнь, достойную и утонченную. И вот я вижу, что после всего мне еще доступны чувственные наслаждения. С моим ближайшим другом. Да, я боюсь, Седрик. Боюсь, что все рухнет. Это все равно что выйти в темноту, оставив позади целый мир света и тепла.

– Я всегда считал, что вы знаток в любовных делах, – произнес он. – У вас с Эдвардом был прекрасный брак. И ваши дети способны глубоко любить, и это последствия вашего воспитания и примера.

– Я всегда считала, что смысл моей жизни придает любовь, – подтвердила графиня.

– А теперь вы боитесь любви? Графиня нахмурилась.

– Не любви, – сказала она, – физической страсти.

– Значит, это вещи несовместные? – спросил Седрик. – Неужели вы погубите нашу любовь, которая проявила себя в дружбе, если станете моей женой и разделите со мной ложе? И – Господи, прости – если сделаете это с удовольствием?

– Ах, – ответила Луиза, отворачиваясь и устремляя взгляд на темные речные воды, – теперь я вижу, что вы используете нашу дружбу против меня. Вы всегда были таким разумным человеком – таким здравомыслящим, как я безрассудно заметила всего лишь несколько минут назад, – и я привыкла слушаться вас и думать, будто все, что вы говорите, очень мудро.

– А разве я сказал что-то немудрое? Это из-за Эдварда, Луиза? Это потому, что вы любили его всем сердцем, потеряли его и с тех пор почти потеряли себя? Если бы вы могли вернуться назад, отвергли бы вы его или стали бы держаться поодаль от него, с тем чтобы не так страдать после его ухода?

– Нет, конечно же, нет, – сказала она. – Мне бы не хотелось изменить ни одного мгновения нашей с ним жизни, даже зная, каков будет конец.

– Или это из-за того, что вы не можете освободиться от своей любви к нему, чтобы полюбить еще раз? – спросил он. – Или вы потому боитесь полюбить меня, что когда-нибудь я умру, и может статься, умру раньше вас?

Графиня повернулась к нему и улыбнулась.

– Я согласилась только на поцелуй, – заметила она, – но не на исповедь. Я также согласилась пройтись, а не стоять на берегу реки и подвергаться допросу. Итак, сэр?

– Итак, сударыня, я понял, что вы трусиха. Стыдитесь, Луиза. Так как же, получил ли я определенный ответ? Моя рука отвергнута? Или мне сказали «может быть»?

– Определенно «может быть», Седрик, – подтвердила Луиза. – Вы дадите мне время подумать? Должна признаться, вы смертельно напугали меня. Я надеялась, что когда вы поцелуете меня, мы с вами оба увидим, как глупо изменять природу наших отношений. Но вместо этого я увидела, что в этой идее есть нечто привлекательное. Я просто очень боюсь.

Седрик взял ее за руку и погладил.

– Тогда мы пойдем дальше и поговорим о чем-нибудь другом, – сказал он. – Я пробуду здесь до конца августа, Луиза, если позволите, но потом я должен показаться в своем поместье. Вы скоро едете в Лондон?

– Да, – ответила графиня, – как только жизнь здесь наладится после этого ужасного события. Эдмунд имеет полное право, чтобы его оставили в покое с женой и двумя детьми. Кроме того, меня влечет в мой лондонский дом.

– Я уверен, что смогу приехать в Лондон к концу сентября, – сказал сэр Седрик.

– К тому времени Бэссеты вернутся из поездки по Европе, – сказала графиня. – Нам нужно как-нибудь пригласить их на обед, Седрик. У них, конечно, накопился запас интересных рассказов.

И они возобновили прогулку по долине.

Когда они вышли из дома, Джеймс свернул направо. Но не пошел по долине в сторону моря, он стал подниматься на холм. Он двинулся не по тропинке, которая могла бы привести их наверх, к утесам, а пошел по холму, не разбирая дороги. Вряд ли, подумала Мэдлин, он понимает, где идет, и вряд ли у него есть какая-то определенная цель.

Его рука, о которую она опиралась, была напряжена. Лицо его было тяжелым и неподвижным, глаза устремлены вперед. Интересно, помнит ли он вообще, что она идет рядом?