КРЕСТ И понял я на склоне дня, Когда закат тёк речкой алой: Не я свой крест, а он меня Несёт по жизни небывалой. ВДОВА За окном и в груди её — стужа. Девяносто два года вдове. Бог сказал ей: «Живи и за мужа, Что погиб в тридцать лет на войне». Сума, тюрьма, сума, тюрьма… *** Сума, тюрьма, сума, тюрьма. Где ж ты, народа воля? Извечно горе от ума, Печален ум от горя. РЕКВИЕМ Слова сочувственные лживы. Не выбраться из колеи, Ведущей в ад, когда чужие Стоят вокруг. Одни чужие. Чужие все. Даже свои. У нас на хуторе, в Европе… *** У нас на хуторе, в Европе, Пока ни стычек, ни боёв. Лишь кошка прячется в укропе, Подстерегая воробьёв. И жизнь, и смерть походкой тихой Идут — тьфу-тьфу, не сглазить чтоб. И дед Антип с усмешкой дикой Себе сколачивает гроб. И говорит, что нет надёжи Ни на кого — все пьют в семье — И что крещёному негоже Потом, как псу, лежать в земле. Дымя махоркой, на завалинке… *** Дымя махоркой, на завалинке Седой как лунь старик сидит. Я перед ним, как мальчик маленький, Он на меня и не глядит. «Что с кислой мордой?» — «Я вас спросить хотел давно…» Но он прервал: «Россию мёртвой Живым увидеть не дано». Облака плыли низки и серы… *** Облака плыли низки и серы, И мне было увидеть дано То, как бесы зерно и плевелы Просевали, сжигая зерно. Я смотрел и стоял, но нестойко, Когда бес мне один подмигнул: «Перестройка идёт, перестройка», — И в костре кочергой шевельнул. И постиг я наитьем поэта, Тем, что дару пророка родня: Перестройка закончится эта С наступлением Судного дня. ЗАБРОШЕННОЕ ПОДВОРЬЕ
Здесь лишь сычи — народ оседлый И осы, много диких ос. А старый сад, когда-то светлый, Совсем по-бунински зарос. Ложится тенью на кустарник И сыплет крошкой меловой Кривая хата. И татарник О стену бьётся головой Веселиться нам было не в диво… *** Веселиться нам было не в диво, Радость в каждом жила городке. И на праздники ты выходила В оренбургском пуховом платке. Но негаданно нечисть окрепла И вовсю разгулялась беда. И в косынке из чёрного крепа Ты бредёшь неизвестно куда. В ПИВНОЙ 1. «Что ты знаешь, стервец, про атаки? Ты, я вижу, лишь выпить не слаб. Мы бросались с гранатой на танки, Вы бросаетесь только на баб. А что знаешь ты про артналёты? А прикладом фашиста убьёшь? Что ты знаешь? И собственно, кто ты, Что на равных со мною тут пьёшь?..» Молча пил водку сумрачный парень, Прятал взгляд, что был хмур и тяжёл. Из-за столика встал и на паре Заскрипевших протезов ушёл. 2. Подъезжает на коляске И небритый, и седой. Наливаю «под завязку». Мне не жалко. Он — Герой. Он в Чечне оставил ноги И полвзвода своего. А ребята были — боги, Помнит всех до одного. Выпив, морщится: «Отрава». Пьёт ещё. Потом кричит: «На хрена мне эта слава, Слышишь?» Родина молчит. Сколько помню, он такой… *** Сколько помню, он такой: Редкая бородка, Грязный, серенький, сухой. Лёгкая походка. Допотопный армячок. Детская улыбка. — Здравствуй, Ваня-дурачок. Как дела? — Не шибко. — Издеваются ли, бьют? Что тому виною? — Больно много подают… Как перед войною. |
