– А что ты хочешь делать? – осторожно поинтересовался Тит. Он был почти уверен, что в голосе не слышно горечи.

– Не знаю. Не хочу сидеть дома и бояться. Я не посмею просить кого-то из изгнанников помочь мне в поисках матери – она всегда говорила, что среди них есть информаторы. Я не в курсе, где хранятся наши деньги, и не знаком ни с кем, кроме изгнанников и учеников Итона.

– Атлантида следит за мной в школе, – сказал Тит, помогая Уинтервейлу лечь в кровать. – Так что, если пытаешься от них спрятаться, Итон для тебя не лучшее место. Я могу дать денег в долг, чтобы ты где-нибудь залег на дно.

Да сохранит его Фортуна, Тит умышленно старался оттолкнуть Уинтервейла.

– Дай мне подумать, – попросил тот, кусая губы. – На мгновение я был по-настоящему счастлив. Мы собирались присоединиться к восстанию, и у меня наконец-то появилась цель. Но теперь… я не знаю, что теперь делать.

Сердце Тита сжалось: Фэрфакс могла сказать то же самое.

В комнату, неся поднос с чаем и несколькими кусочками поджаренного хлеба, вошел Кашкари.

– Ты в порядке? Хуже не стало?

– Нет, – отозвался Уинтервейл. – Пока нет.

Покормить больного оказалось ужасной идеей. Его начало тошнить, едва он доел тосты и допил чай. Уинтервейл извергнул содержимое желудка в ночной горшок.

И только они подумали, что все закончилось, несчастного снова начало рвать. Тит был почти уверен, что кузен вытошнил селезенку, а возможно, и аппендикс.

В перерыве между сотрясавшими его приступами, Кашкари оттащил Тита в сторону.

– Его следует показать врачу. Если все так и продолжится, произойдет обезвоживание организма, это может быть опасно.

– У меня должно найтись что-нибудь, чтобы ему помочь, – заверил Тит. – Я посмотрю в багаже.

Затем вышел из комнаты и перескочил в лабораторию, где находились тысячи лекарств. Проблема состояла лишь в том, что он не учился на врача и не мог сказать, от чего именно стало плохо Уинтервейлу, а область применения каждого из имеющихся здесь противорвотных была очень ограниченной. Тит исключил те, которые использовались при беременности, пищевом отравлении, укачивании и похмелье, но выбирать все равно предстояло между десятками средств.

Он сгреб пузырьки, казавшиеся наиболее подходящими, и вернулся к постели Уинтервейла.

– Ты возишь все эти препараты с собой на случай проблем с желудком? – одновременно пораженно и озадаченно спросил Кашкари.

– Что тут скажешь, нежный организм.

Тит отмерил ложку антидота. Он начинал подозревать, что атланты с фрегата, возможно, добавили отраву в воду, а Уинтервейла, вероятно, накрыло волнами, когда он уплывал на шлюпке.

Он глотнул лекарство и тихо лежал несколько минут. Тит облегченно вздохнул.

Уинтервейл подскочил, и его снова стошнило.

Тит выругался и дал ему средство, предназначенное для лечения магических недугов – возможно, проклятие было направлено непосредственно на Уинтервейла. Того вырвало кровью.

– Что ты ему даешь?! – крикнул Кашкари. – Нет ли там случайно пчелиного яда? У него аллергия на пчелиный яд.

– Я даю ему самые передовые немецкие лекарства, – резко ответил Тит, схватив носовой платок и вытерев кровь с подбородка кузена. – И они не содержат пчелиного яда ни в каком виде.

– Ради бога, не давай ему больше ничего.

– У тебя, несомненно, найдется что-нибудь, что поможет, – скрипучим голосом простонал Уинтервейл.

Тит просмотрел оставшиеся баночки. Головокружение. Аппендицит. Недомогания желчного пузыря. Рвота, вызванная инфекцией. Воспаление слизистой желудка. Избавление от инородного тела.

Он схватил последний пузырек – эликсир, который должен заставить организм осадить любую губительную субстанцию и избавиться от нее.

– Попробуем это и помолимся поусерднее.

Должно быть, они молились недостаточно усердно, потому что Уинтервейл немедленно забился в конвульсиях.

Пустыня Сахара

Ветер свирепо завывал, словно они находились в центре бури. Песок вздымался ввысь, застилая небо, и обрушивался на Тита. Они с Фэрфакс вернулись в то же место, откуда она переместила их под землю, и, к счастью, не свалились прямо на голову какому-нибудь атланту.

Тит был сбит с толку: он полагал, что стихийники Атлантиды очистили воздушное пространство внутри кровного круга, чтобы облегчить себе поиски.

– Это моих рук дело, – сказала Фэрфакс, склонившись к его уху. – Не хотела, чтобы нас увидели.

Вот только теперь они сами едва могли рассмотреть, что творится на расстоянии вытянутой руки.

– Deprehende metallum, – прошептала чародейка.

Палочка в ее руках повернулась где-то на тридцать градусов. Тит вытаращился на Фэрфакс – произнесенное ею заклинание предназначалось для обнаружения металла, а единственными крупными металлическими предметами поблизости были бронированные колесницы. Однако план казался достаточно безумным, чтобы иметь смысл. И если Титу не изменяла память, колесница приземлилась очень близко.

Он очертил звуконепроницаемый круг и кратко обрисовал план действий Фэрфакс. Она выслушала его, сохраняя серьезное выражение лица.

– Ты сможешь управлять бронированной колесницей?

– Я так понимаю, она управляется по тому же принципу, что и колесница, запряженная животными. Но это как раз самое легкое.

«По крайней мере, куда легче, чем сохранение твоей жизни».

Фэрфакс медленно выдохнула:

– Что ж, тогда давай. Да пребудет с тобой Фортуна.

– Нет нужды быть такой доблестной и мужественной. – Тит сжал ее ладонь. – Прибереги это до поры, когда начнешь умирать по-настоящему.

А такой момент мог наступить через несколько коротких минут, если их усилий окажется недостаточно, чтобы ее спасти.

– Я буду такой доблестной и мужественной, как мне захочется, – возразила Фэрфакс, – чтобы многие годы спустя при воспоминании о невероятно отважной девушке из Сахары твои глаза все так же затуманивались от слез, перед тем как ты упадешь лицом в тарелку.

Она шутила, но ее ладонь дрожала в руке Тита. И внезапно ему показалась нестерпимой мысль о возможности потерять Фэрфакс.

– А ты, к тому времени ставшая беззубой старухой, будешь отвешивать мне подзатыльники и кричать, чтобы я не смел засыпать в десять часов утра. – Он притянул ее к себе и поцеловал в щеку. – Ты умрешь, но не сегодня. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не допустить этого.

Они подползли под стоявшую рядом бронированную колесницу. Сейчас она походила на пузатую тяжеловесную птицу, неловко припавшую к земле. Однако этому транспорту и не полагалось быть элегантными, в нем ценилась боевая мощь.

Тит почти касался плечами сапог двух солдат. Когда Фэрфакс заставила пески внутри круга крови вздыбиться с еще большей яростью, атланты, несмотря на защитные маски, прикрыли лица руками.

Тит постарался дышать медленно, контролируя каждый вдох – сделав первый шаг, он уже не сможет остановиться, пока не доведет дело до конца.

Или не потерпит полный крах.

Фэрфакс положила руку на его плечо, подавая знак, что заставила песчаную бурю бушевать предельно неистово. Тит еще раз вдохнул поглубже и одними губами прошептал:

– Tempus congelet. Tempus congelet.

Хаос, царивший вокруг, подарил редкую возможность применить останавливающее время заклинание к каждому атланту по отдельности. Это давало Титу около трех минут.

Они с Фэрфакс выползли из-под бронированной колесницы, забрали у солдат палочки в форме восьмиугольных призм и поспешили к расположенному справа люку. Его очертания были почти не видны, но стоило откинуть два небольших квадратных колпачка и всунуть атлантийские палочки в открывшиеся защищенные отверстия, люк тихо распахнулся.

Аскетичная обстановка внутри колесницы полностью соответствовала потребностям военного транспортного средства: сплошные стальные стены и титановые ребра.