Третья часть приёма была неофициальной: шведский стол. По обеим сторонам зала установили два ряда столов. Алкогольные напитки стояли на двух специальных столах в конце зала, безалкогольные напитки официанты подносили каждому на подносе. Пища на столах была изысканной и разных кухонь: французской, немецкой, русской, украинской, китайской, японской и прочих.

Уин и я были всегда рядом друг с другом. К Уину подходили знакомые, которые спрашивали его об их совместных друзьях или общих знакомых. К нам также подходили русские и украинские морские офицеры, которых нам представляли их американские коллеги. Некоторые американские офицеры были преподавателями в мореходных училищах США, а один из них, американский морской офицер-преподаватель привёл с собой троих курсантов-украинцев из Новороссийска, которые были посланы на учёбу из Новороссийска в Нью-Йорк и учились там на третьем курсе. Курсанты были стеснительные, они практически не говорили, но когда им задавали вопросы по-английски, они показывали великолепное знание английского языка с превосходным американским произношением. Американский морской офицер был их наставником и отвечал за их подготовку и поведение. Он хохотал, когда рассказывал нам, как эти три курсанта готовились к отпускам, набивая свои чемоданы футболками и джинсами. Для меня, кто знал о скудости красивой одежды в России в те времена, было абсолютно понятна запасливость этих курсантов.

Офицеры из России, которые подходили к нам поговорить, выразили свою озабоченность ситуацией в России, а также предчувствие, что в России может произойти государственный переворот или начаться гражданская война.

Я ушёл из Морского церковного института в восемь часов вечера, пробыв на церемонии три часа.

______________________

26 декабря 1992 года. Вечером в Нью-Йорк прилетела Вера. Я встретил её с огромным букетом роз, её любимых цветов. Сейчас мы дома. Она выглядит стройной, немного измождённой. Вера очень похудела.

26 декабря 1992 года - 30 января 1993 года. Большую часть времени мы проводим в Джон Хьюс Хаусе, где Вера старается помочь мне в уборке помещения, хотя мне это и не нужно, тем более что она постоянно выражает своё огорчение: "Я смотрю на тебя, и моё сердце обливается кровью, что ты выполняешь такую грязную работу". Вера упрекала меня в том, что я так надолго оставил её, уехав в США; плача, она спросила: "Что я плохого сделала тебе, что ты бросил меня и не хочешь возвращаться? Ты более года здесь, нам уже пора быть вместе".

В один из вечеров мы пригласили Линду, которая высылала приглашения и документ финансовой поддержки для Веры, Лизы и Наташи (affidavit of support). Она пришла вместе с двадцатичетырёхлетней сестрой Таку, которая ждала в течение десяти лет разрешение на постоянное проживание в США.

30 января 1993 года. Я проводил Веру в Россию. Она медленно двигалась к выходу на посадку, глядя на меня глазами, полными слёз, махнув мне на прощание. Она исчезла. Я снова оказался на свободе, но в одиночестве. Одиночество и свобода или тесные семейные узы - что же лучше для меня?

6 февраля 1993 года. К моему большому счастью, ко мне в гости прилетела моя старшая дочь Лиза, которая пробудет у меня месяц. В отличие от Веры, которая равнодушно отнеслась к перелёту из России в США и никак не реагировала на резкое отличие американского образа жизни от российского, Лиза была полна впечатлений и эмоций, как от полёта, так и от Нью-Йорка и его жителей. Возможно, это объясняется их разницей в возрасте - Вере стукнуло пятьдесят три года, а Лизе исполнилось тридцать лет, - а возможно, разным восприятием этого мира.

Перелёт показался Лизе очень длинным с двумя пересадками - в Ирландии и Канаде.

Когда самолёт приземлялся в Нью-Йорке, он весь трясся, и обшивка самолёта, казалось Лизе, трещала по швам. При выходе пассажиров из самолёта через коридор, соединяющий самолёт со зданием аэропорта, Лизу поразили на выходе полицейские с автоматами, которые разделяли прилетевших по категориям: беженцы - налево, иммигранты - направо, остальные - прямо.

Внутреннее убранство здания аэропорта ошеломило Лизу своим величием и красотой. Всё было выполнено в сочетании синего велюра и никеля.

Персонал состоял в основном из чернокожих служащих.

Лизе понравилась моя квартира-студия на семнадцатом этаже на 341 Ист70-стрит, из окна которой вечерами она любовалась каскадами разноэтажных небоскрёбов в виде огромного массива с разными красочными иллюминациями, устремлёнными в ночное небо. Красоту иллюминации дополняли огни вертолётов, бесконечно курсировавших в звёздном небе над Нью-Йорком. Всё время пребывания Лизы у меня ночное небо было звёздным.

Лиза обратила внимание, что на окнах домов напротив нашего здания ни у кого не было штор, и всё было видно, что происходит в квартирах напротив.

Ей также бросилось в глаза постоянное присутствие котов или кошек в витринах магазинов, которые отличались от российских кошек тем, что казались искусственными. Присмотревшись, видишь, что это живые создания.

Лиза удивлялась тому, что американцы, не общаясь с ней, сразу же видели в ней русского человека и, произнеся: "Oh, Russian", вежливо улыбались.

За месяц пребывания в Нью-Йорке Лиза нигде не видела ни одного пьяного человека.

13 февраля 1993 года. Неожиданно Лиза заболела. Сегодня рано утром она проснулась с сильным головокружением, сердцебиением и нехваткой воздуха. Она шла по стенке и спросила меня: "Папа, как ты? Мы не могли отравиться газом?" Почему-то это первое, что ей пришло в голову. Я был в порядке. Она села к открытому окну, тяжело дыша, лицо её было бледное. Я вызвал скорую помощь и эскортировал дочь в больницу Нью-Йорка (New-York Hospital Cornell Medical Center), расположенную рядом с 341 Ист 70-стрит и Первой авеню, где я живу. Меня удивило, как повели себя медики скорой помощи. В их обязанности, оказывается, входит только транспортировка больного. Они не оказали никакой помощи, не измерили давления, не сделали кардиограмму. В России пациенту окажут немедленную помощь ещё на дому, после элементарного обследования, сделают укол, даже до госпитализации. В США негодная практика - держать пациента в плохом физическом состоянии долгое время в приёмном отделении до оказания первой помощи, люди ждут часами, если вы не истекаете кровью. Но если у вас небольшое кровотечение, например, из пальца, то медсестра не отправит вас сразу к врачу, пока она не закончит вводить в компьютер сведения о предыдущих заболеваниях, о ваших родителях, и прародителях. Порядок поступления существенно отличается от российского. В наших больницах пациенту сразу возьмут кровь, сделают рентген, УЗИ, кардиограмму, измерят давление, если надо, возьмут кровь на сахар, параллельно пациент оформляется. В США же будешь ждать медицинской помощи часами. Мы, по всей вероятности, ждали оказание помощи в течение двух часов, и Лизе даже не поставили никакого диагноза, разве что исключили беременность. Было много ненужной суеты. Медсёстры приходили и уходили, возможно, это были и не медсёстры, а студенты-практиканты. Приходили также волонтёры, которых я ошибочно принимал за медсестёр, а они мне отвечали, что они никакого отношения к медицине не имеют. Тогда какого лешего они крутятся возле пациентов? Врач, который, наконец, осмотрел Лизу, даже не измерив давления, ничего путного мне не сказал, что с Лизой. После пустого трёхчасового пребывания в комнате неотложной помощи Лиза попросилась домой. Нас отпустили и при необходимости пригласили снова прийти в больницу. После отъезда Лизы на Родину мне пришёл счёт из больницы на сумму одна тысяча пятьсот долларов "за оказание медицинских услуг".