– А дальше?

– А потом… – Она резко выпрямилась и оглянулась. – Все, ухожу.

– Вот слух, а? – восхитилась Ева, видя, как Квилла исчезает буквально за секунду до того, как из коридора второго этажа раздался шумный возглас Филадельфии, сопровождаемой семенящей за ней Шивиц – ни дать ни взять, комнатная собачонка.

– Неслыханное дело!

– Да, а может стать еще более неслыханным, – огрызнулась Ева.

– Вы не имеете права вторгаться в наши частные помещения. Это травля, и я намерена связаться с нашим адвокатом.

– Да сколько угодно. А я свяжусь с руководством, получу ордер, а в ожидании ордера… Пибоди, ты, кажется, хотела звонить Надин Ферст? Вперед! Она с удовольствием покажет репортаж об этом деле в вечернем выпуске.

– Минуту!

– Только если минуту, – отрубила Ева. – Ваш брат является фигурантом дела о массовом убийстве, а никто не знает о его местонахождении. Вообще-то, Пибоди, давай-ка объявим Нэшвилла Джонса в розыск. Шли ориентировку.

– Что еще за ориентировку? – вскинулась Филадельфия. – Он что, преступник? Прекратите немедленно!

– Вы нам говорите, где он, – предложила Ева, – а мы не станем рассылать его физиономию всем постовым и патрульным Нью-Йорка.

– Я не знаю! Ради всего святого, он не докладывает мне о каждом своем шаге! Ему надо было уйти – он ушел.

– Он ушел после вашего возвращения с допроса, когда вы рассказали ему, о чем мы с вами говорили, и когда ему передали, что я хочу пригласить на допрос и его тоже. Чуешь душок, Пибоди?

– Еще какой!

– Он расстроился. Мы все расстроены. Пожалуйста, уйдите. – Филадельфия сделала жест, каким гоняют кур. – Вы мешаете нашим занятиям, мешаете проводить сеансы, мешаете, наконец, нашим воспитанникам. Уезжайте, а я позабочусь, чтобы он связался с вами, как только войдет в дверь.

– Не годится. Мне надо взглянуть на его жилье.

– Зачем? Что вы себе удумали? Что он тела там прячет?

– Показывайте. Пусть я окажусь не права.

– Это унизительно! – Однако она развернулась на каблуках, решительно шагнула к следующему пролету лестницы и начала подъем.

Несколько дверей были чуть приоткрыты. Ева так и видела прильнувшие к ним глаза и уши. Вот это скандал, как сказала бы Квилла.

Филадельфия достала из кармана магнитную карточку, провела по небольшому считывающему устройству, после чего ввела код.

– От воспитанников закрываетесь?

– Если их не искушать, они и не оступятся. – Она вошла в комнату. – Вот. Гостиная и кухня у нас общие.

Ева расценила квартиру как скромную, уютную, но уж никак не навороченную. По виду этого жилья никто бы не сказал, что они тратят деньги фонда на роскошества.

– У меня ванная, постель и жилая комната с этой стороны, а у Нэша – с той. Для уединения можно закрывать двери. Сейчас, как видите, они открыты – как и всегда.

– Вижу. – Ева шагнула на половину Нэша.

Филадельфия бросилась за ней.

– Только вещи его не трогайте!

– Тогда будьте рядом, следите за мной.

Раскрасневшаяся, с пылающими глазами, Филадельфия подбоченилась.

– Я потребую от вас письменных извинений. От вас обеих и от вашего начальства.

– Сейчас напишем.

В жилой комнате Нэша Джонса стояли два кресла, небольшой письменный стол с мини-компьютером, на стенах – пара недорогих картин, на полу – изношенный ковер.

Спальня была выдержана в спартанском духе. Простая кровать, еще одно небольшое кресло, комод с фотографией младшей сестры в обнимку с двумя братьями на фоне здания БВСМРЦ.

– Это его телефон? – спросила Ева, показав на комод.

– Что? Я… Ой, он телефон забыл! Так вот в чем дело! Когда Матушка мне сообщила о вашем приезде, я пыталась с ним связаться, но включилась голосовая почта. Оказывается, он телефон дома оставил.

– Хм-м. – Если телефон не при тебе, тебя по нему и не вычислят, подумала она. Оставь его лежать в спальне на комоде – и твое местонахождение никому не известно: пеленг-то невозможен.

– Посмотрите у него в шкафу.

– Ни в коем случае!

– Посмотрите у него в шкафу, – повторила Ева таким терпеливым тоном, какого, по ее мнению, эта особа не заслуживала, – все ли вещи на месте.

– Конечно, все вещи на месте! Это просто смешно. – Филадельфия с негодованием открыла узкий гардероб. – Вы ведете себя так, словно он сбежал или…

– Что он взял с собой?

– Я… я не говорила, что он что-то забрал.

– Это написано у вас на лице.

– Я никогда… Матушка, вы не могли бы спуститься, убедиться, что дети на занятиях? Пожалуйста, спуститесь вниз.

– Если я вам понадоблюсь – я у себя. – Шивиц одарила Еву неприязненным взглядом. – Вдруг что потребуется.

Филадельфия кивнула, затем подошла к креслу и опустилась в него.

– Должно быть, возникла какая-то срочность.

– Это все говорят. Что он забрал с собой?

– Я не уверена. Нет, не знаю. Просто… он держал в шкафу небольшой чемодан – как и я в своем. Для коротких поездок. Должно быть, его куда-то вызвали. Внезапно.

– И он подхватился и уехал, не сказав ничего ни вам, ни своей секретарше и даже не взяв телефона? – Как сказал бы Рорк, хорош лапшу вешать, подумалось Еве. – Вы же не глупая женщина. Он подался в бега. Пибоди, отсылай ориентировку.

– Да нет же, клянусь вам! Жизнью своей клянусь, он ничего плохого не делал! Он не мог!

– Где он держит наличность?

– Что?

– У каждого человека есть небольшая заначка, наличные деньги на черный день. Сейчас этот день настал, уж поверьте мне. Так где у него деньги лежат?

Поджав губы, Филадельфия встала, прошла к комоду и открыла левый верхний ящик. Она осторожно подняла несколько пар аккуратно сложенных носков, после чего безмолвно уставилась в глубь ящика.

– Их нет, – констатировала Ева.

– Он мог переложить. Обычно он держит здесь какую-то сумму наличными. Не понимаю. Он хороший человек! – Она повернулась, руки ее были сложены в молитвенном жесте. – Я это говорю не потому, что он мой брат. Я работаю с ним бок о бок изо дня в день. Я его прекрасно знаю. Он хороший человек!

– Куда он мог поехать?

– Не знаю. Просто ума не приложу.

– Куда вы уезжаете отдохнуть, когда хотите на несколько дней расслабиться?

– Господи, лейтенант, да мы уже пять лет как отпуска не брали. Если не шесть. Точно не помню. Мы оба уезжали ненадолго, но только по работе. У нас бывает что-то вроде конференций с похожими учреждениями, обмен опытом с коллегами.

– Нам нужен список мест, куда вы ездили на такие конференции. И еще я вас попрошу внимательно осмотреть квартиру. Мне надо знать, что он взял с собой.

– Этому должно быть какое-то объяснение. Наверняка это что-то невинное.

– Давайте не будем гадать, а составим список адресов. И еще мне нужно осмотреть бывшую комнату Делонны.

– Делонны? Делонны Джексон?

– Так точно. Я хочу увидеть комнату, где она жила, когда от вас ушла Шелби.

– Я… Боже, что у меня с головой… Не могу вспомнить. Матушка наверняка знает. Она точно вспомнит. Простите, у меня жутко разболелась голова. Позвольте, я выпью таблетку. У Нэша должны быть.

Она медленно вошла в небольшую ванную – одна душевая кабина – и открыла навесной шкафчик.

И разразилась рыданиями.

– Он забрал косметичку. Боже святый, Нэш, где же ты?

– Займись ею, Пибоди. А я схожу к Шивиц.

– Ясно. Мисс Джонс, давайте на минуту присядем. У меня есть таблетки. Мы с вами сядем, я принесу водички…

– Это какой-то абсурд. Все это лишено всякого смысла.

А вот и нет, подумала Ева, выходя за дверь. Смысл-то как раз тут очень большой.

Она отправила в Управление ориентировку, а затем огорошила Шивиц советом найти для начальницы успокоительного. Заняв ее такой гуманитарной миссией, Ева направилась к комнате, которую, по словам Шивиц, занимала когда-то Делонна Джексон.

Это была крохотная спаленка с двумя узкими койками и столь же узкими комодиками. Но она заметила, что жильцам позволялось внести в обстановку какие-то штрихи индивидуальности. Постеры известных музыкантов и групп, пара цветных подушек, мягкие игрушки. У каждой девочки на стене у кровати была небольшая консоль для мини-компьютера или планшетника, лампа и какие-то девчачьи побрякушки. Одна из обитательниц этой кельи заменила невыразительный белый абажур на своей лампе на другой, в фиолетовый горох.