– Судя по тому, что вы рассказываете, Трейси просто образцовой мамашей была, – сухо заметила Ева.

– Да она из кожи вон лезла! Только девке этой все не впрок. Как-то приходит Трейси на работу, а губа распухла и под глазом фингал. И кто бы, вы думали, это сделал? Доченька! И что дальше? Являетесь вы и заявляете, что Трейси третирует ребенка, и все из-за того, что на этой девке несколько синяков нашли. Женщине же надо как-то защищаться! Она что, не может собственного ребенка повоспитывать?

– После того как Шелби забрали в приют, она когда-нибудь возвращалась?

– Кто? Ах да, ее же Шелби звали. Нет, мне это неизвестно, а Трейси уж наверняка бы сказала. Эта девка была у нее как заноза в заднице. Потом ее у нее забрали, поместили в какой-то приют, тут все и закончилось. А спустя несколько лет Трейси со своим парнем и сама свалила. Он у нее на скачках играл. Или на тотализаторе? Как там это называется? У него лихо получалось. Они свалили, сказали, будут жить в Майами или еще где. И больше я о ней не слышала. Зато я после этого могла квартиру сдать.

– Повезло. А никого из друзей или подружек Шелби не знали?

– Да зачем они мне? Я даже не знаю, были ли они у нее. Та еще девка, уж поверьте. Если вдруг заявится – ну, вот как вы сейчас – и начнет мать искать, я ей все скажу, что я о ней думаю.

Ева задала еще несколько вопросов, но, убедившись, что источник иссяк, сунула женщине двадцатку в приоткрытую дверь.

Она попробовала позвонить еще в несколько дверей, но сильно не продвинулась.

– Какая-то пародия на человеческое существо! – Пибоди села в машину и пристегнула ремень. – Послушаешь – так пробы ставить негде, а для нас выходит – мать одной из жертв. У меня просто в голове не укладывается, как женщина может так обращаться с собственным ребенком. Колотить почем зря, забросить, а потом взять да и укатить, когда… – Пибоди прикусила язык. Как же она забыла! – Прости, Даллас. Прости меня.

Ева пожала плечами.

– Я-то хоть была лишена удовольствия жить со своей мамочкой – в отличие от этой девочки, у которой было порядка двенадцати лет такого «счастья».

– Все равно прости.

– Вопрос в другом. Если Шелби не вернулась к матери, почему тогда Джонсы не заявили об исчезновении? Кстати, наша так называемая свидетельница может на сей счет и ошибаться, так что ты поройся, вдруг где-то зафиксировано, что ее вернули домой.

– Об этом я как-то не думала.

– Вот потому ты и не лейтенант. Попробуй покопаться, а пока мы двинемся к Девинтер и крепко возьмем ее за задницу – пусть выкладывает все, что они там уже нарыли.

– А задница у нее что надо.

– Господи, Пибоди! – Изумленная, Ева встроилась в поток машин. – Ты что, рассматривала ее задницу?

– Я у всех задницы рассматриваю. У меня хобби такое.

– Заведи себе другое. К примеру… наблюдение за птицами или что-нибудь в этом духе.

– Наблюдение за птицами? В Нью-Йорке?

– Ну, можешь голубей пересчитывать. До конца жизни дела хватит.

– Предпочитаю наблюдение за задницами. – Пибоди устроилась поудобнее. – Когда я вижу, что у кого-то зад больше моего, мне становится легче на душе. Когда меньше – это помогает мне побороть искушение съесть кучу печенюшек. Это очень продуктивное хобби – мое наблюдение за задницами. Да, в деле нет сведений об отмене решения суда отобрать Шелби-Энн Стубэкер у матери. И ни намека на заявление мамашки о восстановлении ее в родительских правах.

– Что означает, что несмотря на информацию о том, что ее поместили в приемную семью, она пропала либо из Обители, либо из какого-то своего укрытия. Любопытно.

– Насколько я понимаю, Джонсы у нас опять в списке подозреваемых?

– Они его никогда и не покидали.

Ева маневрировала в потоке и одновременно обдумывала новые линии расследования.

– Свяжись с БВСМРЦ, скажи, нам нужны документы касательно судебного решения по Шелби Стубэкер. Нам нужны бумаги из органов опеки, главное – рекомендация отправить ее домой.

– Сделаю.

Пока Пибоди занималась полученным заданием, Ева успела запарковаться.

– Мисс Джонс говорит, что достанет досье из архива, – доложила Пибоди. Тем временем они вошли в здание и направились к уже знакомому лабиринту, ведущему к сектору Девинтер. – Она спрашивает, сумели ли мы опознать кого-то еще.

– Скажи, информация вот-вот будет.

Она разыскала Девинтер – сегодня та была в изумрудно-зеленом лабораторном халате поверх очередного облегающего платья, на сей раз ярко-розового в белую клетку.

Она стояла рядом с Моррисом, одетом не менее экстравагантно – в костюм темно-сливового цвета. Оба пристально вглядывались в экран, на котором красовались не подлежащие расшифровке – во всяком случае, для Евы – причудливые узоры не менее ярких расцветок, чем их одеяния.

– Вот и причина смерти, – произнесла Девинтер. – Согласен?

– Да.

– И что это за причина? – спросила Ева.

Эксперты разом обернулись и оказались лицом к лицу с Евой, разделяемые тремя секционными столами с тремя скелетами.

– Утопление, – ответила Девинтер.

– Утопление, – эхом отозвалась Ева. Она взглянула на кости, потом подняла глаза на экран. – И это вы можете достоверно утверждать на основании анализа костей.

– Совершенно верно. На экране вы видите образец диатомовых водорослей, которые я выделила из костного мозга третьей опознанной жертвы. Это у нас…

– Лупа Дайсон.

– Да. У меня есть аналогичные образцы из костей двух первых жертв, а также четвертой. Эту процедуру я намерена проделать и со всеми другими останками. Но про четверых, с которыми я уже этот тест провела, могу с уверенностью сказать: они утонули. Водоросли, которые мы выделили, попали в легкие, проникли в альвеолярную стенку и в костный мозг. Сравнение данных образцов с пробами воды, взятыми на месте преступления, показывает…

Ева остановила ее жестом.

– Вы возвращались на место преступления? Не поставив в известность руководство следственной группы?

– Я думала, это необязательно, пока я не пришла к какому-то заключению. Теперь мы вместе с доктором Моррисом можем его сделать. Так вот, эти одноклеточные организмы покрыты кремниевой оболочкой и, как вы можете видеть, имеют очень красивое строение. Диатомовые водоросли…

– Погодите. – Ева снова выставила вперед руку, затем вторую – и краем глаза перехватила усмешку Морриса. – Мне не нужна ученая лекция. Меня интересует, установили ли вы причину смерти.

Девинтер слегка нахмурилась.

– Как я уже сказала – утопление в водопроводной воде. За последние пятнадцать лет в системе городского водоснабжения поменялись или вовсе перестали использоваться некоторые добавки, но биологический состав в основе своей остался неизменным. Например…

– Минуточку. Вы говорите, в водопроводной воде? Это не может быть, скажем, вода из бассейна, речная вода, морская?

– Нет. Еще раз. Диатомовые водоросли…

– Достаточно одного «нет». Значит, в ванне. Девочку, конечно, без особого труда можно утопить и в раковине, или залив воду ей в глотку, сунув голову в унитаз… Но отсутствие повреждений на момент смерти делает утопление в ванне наиболее вероятным. К тому же если хочешь утопить не одну, а несколько девочек, ванна – вот она.

Рассуждая вслух, Ева обошла секционные столы.

– Если бы они могли, то сопротивлялись бы. Утопление – тяжелая смерть. Человек начинает биться, брыкаться, бить локтями, пытается схватить того, кто его удерживает. Если опираться на состояние останков, которые вы исследовали, можно сделать вывод, что никакой борьбы не было.

– Действительно, в тех костях, которые мы уже исследовали, никаких переломов или иных повреждений, причиненных непосредственно перед смертью, мы не обнаружили. Однако…

– Значит, он сначала их чем-то накачал. До такой степени, чтобы они не оказывали сопротивления. И может быть, чтобы легче было связать их по рукам и ногам, а потом совершенно беспрепятственно сделать свое дело. Так. Накачать транквилизаторами, вероятно, связать, потом положить в ванну и подержать голову под водой. По одной.