– Пойдемте. Начинается дождь.

Пирсон глянул на него широко раскрытыми глазами, потом посмотрел на банк. Блондинка в красной юбке, с книгой под мышкой, как раз входила во вращающуюся дверь. За ней следовал (и разглядывал ее во все глаза) старичок с роскошной седой шевелюрой.

Пирсон вновь перевел взгляд на Ринеманна:

– Идти в банк? Вы серьезно? Эта тварь вошла туда!

– Я знаю.

– Хотите услышать полный бред? – Пирсон отбросил сигарету. Он не мог сказать, куда он сейчас пойдет, домой или куда-то еще, но точно знал одно место, куда не ступит его нога: он ни при каких обстоятельствах не собирался входить в здание Первого торгового банка Бостона.

– Конечно, – кивнул Ринеманн. – Почему нет?

– Эта тварь очень напоминала нашего уважаемого управляющего, Дугласа Кифера… если, конечно, не смотреть на голову. Те же предпочтения в костюмах и брифкейсах.

– Как вы меня удивили, – усмехнулся Дьюк Ринеманн.

Пирсон всмотрелся в молодого негра.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я думал, вы уже поняли, но, видать, шок был слишком силен, поэтому придется вам все разжевать. Это и был Кифер.

Пирсон неуверенно улыбнулся. Лицо Ринеманна осталось серьезным. Он встал, схватил Пирсона под локти, потянул на себя, пока их лица не разделяли несколько дюймов.

– Только я спас вашу жизнь. Вы в это верите, мистер Пирсон?

Пирсон обдумал вопрос и понял, что да, верит. Перед его мысленным взором мелькнуло это жуткое лицо, действительно похожее на увеличенную мордочку летучей мыши, с черными глазками и огромной зубастой пастью.

– Да, полагаю, что да.

– Хорошо. Тогда выслушайте внимательно то, что я вам сейчас скажу. Готовы?

– Да… конечно.

– Первое: это был Дуглас Кифер, управляющий Первым торговым банком Бостона, близкий друг мэра и, так уж вышло, почетный председатель фонда, собирающего средства для Бостонской городской больницы. Второе: в банке работают по меньшей мере еще три бэтмена, один – на вашем этаже. И третье: вы должны вернуться на работу. Разумеется, если хотите жить.

Пирсон молча таращился на него. Ответить не мог, если бы попытался, с губ сорвалось бы что-то нечленораздельное.

Ринеманн взял его под руку и увлек к вращающейся двери.

– Пошли, дружище. – Голос звучал предельно доброжелательно. – Дождь-то сильный. Если останемся здесь, то привлечем к себе внимание. А мы такого себе позволить не можем.

Пирсон поначалу шел в ногу с Ринеманном, затем ему вдруг вспомнилось переплетение черных линий, которые пульсировали на голове существа, и остановился как вкопанный перед самой дверью. Гладкая поверхность площади уже достаточно намокла, чтобы превратиться в зеркало, в котором у него под ногами появился еще один Пирсон, правда, другого цвета, повисший на его каблуках, как летучая мышь.

– Я… я не смогу, – заикаясь, выдавил он из себя.

– Сможете. – Ринеманн взглянул на левую руку Пирсона. – Я вижу, вы женаты… есть дети?

– Один ребенок. Дочь. – Пирсон всматривался в холл. Тонированные стекла двери погружали его в темноту. Как пещера, подумал он. Пещера, кишащая летучими мышами.

– Вы хотите, чтобы ваши жена и дочь прочли в завтрашней газете сообщение о том, что копы выловили из Бостонской бухты их папочку с перерезанным горлом?

Пирсон опять вытаращился на Ринеманна. Капли дождя падали на его лоб, щеки.

– Они все обставляют так, будто это дело рук наркоманов. И у них получается. Всегда получается. Потому что они умны и у них много друзей во властных структурах. Черт, да они так и лезут во власть.

– Я вас не понимаю. Я вас совершенно не понимаю.

– Знаю, что не понимаете, – ответил Ринеманн. – Ваша жизнь сейчас висит на волоске, поэтому делайте то, что я вам говорю. А говорю я следующее: возвращайтесь за свой стол до того, как вас начнут разыскивать, и остаток дня проведите с улыбкой на лице. В улыбку вцепитесь намертво, не позволяйте ей сползти с лица, что бы вы ни увидели, – помявшись, он добавил: – Если выдадите себя, вас скорее всего убьют.

Дождь уже струйками скатывался с гладкого чернокожего лица молодого человека, и тут Пирсон наконец-то узрел то, что мог заметить с самого начала, если б не шок: этот негр в ужасе, он сильно рискует, оберегая Пирсона от западни, в которую тот мог так легко угодить.

– Я не могу оставаться под дождем, – продолжил Ринеманн. – Это опасно.

– Хорошо. – Пирсон удивился, услышав свой ровный голос. – Пойдемте работать.

На лице Ринеманна отразилось облегчение.

– Молодец. И что бы вы сегодня ни увидели, не выказывайте удивления. Вы меня поняли?

– Да, – ответил Пирсон, хотя он ничего не понимал.

– Вы сможете уйти пораньше, часа в три?

Пирсон задумался, потом кивнул.

– Да. Думаю, что смогу.

– Хорошо. Встретимся на углу Молочной улицы.

– Договорились.

– Вы отлично держитесь, – похвалил его Ринеманн. – Все у вас будет в порядке. Увидимся в три.

Он толкнул вращающуюся дверь, последовал за ней. Пирсон вошел в следующий сегмент, с таким ощущением, что рассудок его остался на площади… за исключением одной его части, которая жаждала еще одной сигареты.

День тянулся, как резина, но все в принципе шло нормально. Пока он не вернулся после ленча (и двух выкуренных сигарет) с Тимом Фландерсом. Они вышли из лифта на третьем этаже, и первым делом Пирсон увидел еще одного бэтмена, вернее, бэтменшу, в туфельках из черной кожи, черных колготках и сшитом по фигуре твидовом костюме, как предположил Пирсон, от Сэмюэля Блу. Идеальный наряд деловой женщины… да только голова над костюмом не имела ничего общего с человеческой.

– Привет, господа, – мелодичный голос донесся из глубин дыры, которая заменяла существу рот.

Это же Сюзанн Холдинг, подумал Пирсон. Такого просто быть не может, но это она.

– Привет, Сюзи, дорогая, – услышал он свой голос и подумал: Если она подойдет ближе… если коснется меня… Я закричу. Я ничего не смогу с собой поделать, что бы ни говорил мне Ринеманн.

– С тобой все в порядке, Бренд? Что-то ты бледный.

– Наверное, простуда, которая достает сейчас всех. – Он дивился естественности своего голоса. – Я думаю, что беру над ней верх.

– Это хорошо, – контральто Сюзанн Холдинг никак не вязалось с ее мышеподобной мордой. – Значит, пока ты не поправишься, никаких французских поцелуев. Даже не вздумай дыхнуть на меня. Я сейчас болеть не могу. В среду приезжают японцы.

Никаких проблем, дорогая, абсолютно никаких проблем, можешь мне поверить. Не дышать – так не дышать. Проживем и без поцелуев.

– Я постараюсь сдержаться.

– Спасибо. Тим, тебя не затруднит зайти ко мне в кабинет и взглянуть на финансовые сводки?

Тимми Фландерс обнял рукой талию сексуально-строгого костюма от Сэмюэля Блу и прямо на глазах Пирсона наклонился и чмокнул волосатую, бугристую морду. Тимми-то видит гладкую щечку, подумал Пирсон и почувствовал, что у него едет крыша. Гладкую, надушенную щечку – вот что он видит, именно так, и пребывает в полной уверенности, что ее-то он и целует. Боже мой. Боже!

– Вот так, – воскликнул Тимми, галантно поклонился бэтменше. – Один поцелуй, и я – ваш покорный слуга, милостивая леди!

Он подмигнул Пирсону и увлек чудище к ее кабинету. А когда они проходили мимо фонтанчика питьевой воды, убрал руку с талии. Короткий и ничего не значащий ритуал, возникший за последние десять лет в тех местах, где боссом была женщина, а ее замом – мужчина, завершился, теперь они вновь стали коллегами, лишенными пола, и разговаривали только о сухих цифрах.

Блестящий анализ, Бренд, похвалил себя Пирсон, отворачиваясь от них. Тебе следовало податься в социологи.

А ведь мог податься. В колледже его вторым предметом, после банковского дела, была социология.

Входя в кабинет, он вдруг осознал, что все его тело покрывает тонкая пленка пота. Пирсон сразу забыл о социологии, сосредоточившись на том, как бы дотянуть до трех часов.