Теллу нравилось играть в группе. Ты на сцене, смотришь на всех сверху вниз, не просто участвуешь в вечеринке, но практически ее организуешь. Время от времени тебе приходится подпевать, но никто не ждет, что ты будешь произносить речь.

Так он и жил, учился и играл, десять лет. Свое дело знал, но честолюбием не отличался, не было у него стремления пробиться на самую вершину. И в конце концов попал в Нью-Йорк, начал участвовать в сессиях, возиться с пультами и понял, что микширование нравится ему даже больше, чем выступления перед зрителями. И за все это время он обрел только одного настоящего друга – Пола Дженнингса. Произошло это очень быстро, Телл полагал, что одна из причин – работа плечом к плечу, но не только она. Главное, по его разумению, заключалось в собственном одиночестве и личности Дженнингса, его неотразимой харизме. А обдумывая случившееся в пятницу, Телл решил, что и с Джорджи произошло то же самое.

Он и Пол пили пиво за одним из дальних столиков в пабе «Макманус», разговаривали о микшировании, бопе, бейсболе, всякой ерунде, когда правая рука Дженнигса нырнула под столик и мягко ухватила Телла за промежность.

Телл так дернулся, что свеча в центре столика упала на скатерть, а из стакана Дженнингса выплеснулось пиво. Подбежавший официант поставил свечу до того, как она прожгла скатерть, и отошел. Телл, изумленный, шокированный, вытаращился на Дженнингса.

– Извини. – По лицу Дженнингса чувствовалось, что он извиняется, но, с другой стороны, он не находил в своих действиях ничего особенного.

– Господи Иисусе, Пол! – только и смог вымолвить Телл.

– Я думал, ты к этому готов, ничего больше, – пожал плечами Дженнингс. – Наверное, мне следовало действовать тоньше.

– Готов? – повторил Телл. – Что ты хочешь этим сказать? Готов к чему?

– Раскрыться. Позволить себе раскрыться.

– Я не такой. – Сердце Телла стучало, как паровой молот. И от ярости, и от страха – очень его испугало то, что он прочитал в глазах Дженнингса, – а больше всего от отвращения. Испугался же он решения Дженнингса поставить жирную точку в их отношениях.

– Давай об этом забудем, а? – предложил Дженнингс. – Закажем ужин и сделаем вид, что ничего не случилось. – Если только ты не согласишься пойти мне навстречу, добавили его глаза.

Но ведь случилось, и от этого не уйти, хотелось сказать Теллу, но он промолчал. Здравый смысл и практичность удержали рот на замке, не позволили спровоцировать Пола Дженнингса. Все-таки он не мог пожаловаться на работу, да и следовало подумать о будущем. Пленка с записью альбома Роджера Долтри могла принести даже больше пользы, чем двухнедельное жалованье. Вот он и решил показать себя дипломатом и не давать волю благородной ярости. Да и потом, с чего ему закатывать скандал? Дженнингс же не изнасиловал его.

Но это была лишь верхушка айсберга. Он не раскрыл рта, потому что и сердцем, и душой понял: с Дженнингсом у него больше нет и не будет ничего общего.– Хорошо, – кивнул Телл, – ничего не случилось.

В ту ночь он спал плохо, его мучили кошмары. То Дженнингс вновь хватал его за яйца в «Макманусе», то он оказывался в туалете, где из-под дверцы кабинки виднелись кроссовки, только во сне он открывал дверцу и видел, что на унитазе сидит Пол Дженнингс. Он умер голым, но состояние сексуального возбуждения сохранилось и после смерти. Рот Пола приоткрылся. «Давно бы так. Я знал, что ты уже готов», – произнес труп, выдохнув клуб зеленоватого гнилого воздуха, и Телл проснулся на полу, завернутый в одеяло. Взглянул на часы. Самое начало пятого. На востоке только занималась заря. Телл оделся и курил сигарету за сигаретой, пока не пришло время идти на работу.

На той же неделе, в субботу (над альбомом Долтри они работали по шестидневке, чтобы успеть к установленному сроку), часов в одиннадцать утра Телл пошел в мужской туалет третьего этажа по малой нужде. Переступил порог, постоял, потирая виски, потом повернулся к кабинкам.

И ничего не увидел, потому что они не попадали в поле зрения.

И ладно! Нечего там смотреть! Отлей и выметайся отсюда!

Он медленно подошел к одному из писсуаров, расстегнул молнию. Долго стоял, дожидаясь, когда же процесс пойдет.Не доходя до двери, остановился, склонив голову набок, словно пес Ниппер на старых пластинках звукозаписывающей компании «Ар-си-ар Виктор», потом резко повернулся. Медленно обошел угол и вновь остановился, едва увидев пол под дверью первой кабинки. Грязно-белые кроссовки стояли на прежнем месте. Здание, которое раньше называли Мюзик-Сити, по субботам практически пустовало, но кроссовки торчали из-под дверцы туалетной кабинки.

Взгляд Телла задержался на мухе, летавшей перед кабинкой. Он наблюдал, как муха поднырнула под дверцу, села на грязный мысок одной из кроссовок. А мгновением позже умерла и свалилась на пол, в компанию к другим дохлым насекомым. Среди мух Телл обнаружил, особо не удивившись, двух маленьких пауков и одного крупного таракана, который лежал на спине, как перевернутая черепаха.

Большими шагами Телл вышел из мужского туалета, а когда возвращался в студию, ему казалось, что он стоит на месте, а коридор проплывает мимо.

Как только войду, сразу скажу Полу, что мне нехорошо и отпрошусь на остаток дня, думал он, но не произнес ни слова. Пол в тот день пребывал в дурном настроении, и Телл прекрасно знал, что тому причина. Мог ли Пол уволить его по злобе? Неделю назад он бы только рассмеялся. Но неделю назад он все еще верил, что друзья бывают настоящими, а призраки – сущая выдумка. Теперь он все более склонялся к мысли, что эти два утверждения верны с точностью до наоборот.

– Возвращение блудного сына, – пробурчал Дженнингс, не оглядываясь, услышав звук открывающейся двери. – Я думал, ты там умер.

– Нет, – ответил Телл. – Не я.

За день до окончания микширования альбома Долтри (и сотрудничества с Полом Дженнингсом) Телл выяснил, что в кабинке – призрак, но до этого случилось много разного и всякого. Однако все эти события, словно километровые столбы на шоссе, указывали на уверенное движение Джона Телла к нервному срыву. Он понимал, что происходит, но ничего не мог изменить. Словно он не сам ехал по этой дороге, а его везли по ней.

Поначалу он выбрал вроде бы оптимальный вариант: избегать мужского туалета на третьем этаже, избегать всех мыслей и вопросов о кроссовках. Вычеркнуть сей предмет из своей жизни. Наплевать и забыть.

Да только не получилось. Кроссовки совершенно неожиданно врывались в его бытие и отравляли сознание, как давнее горе. Он мог сидеть дома, смотреть Си-эн-эн или какое-нибудь глупое ток-шоу, и вдруг выяснялось, что думает он о дохлых мухах, которых, очевидно, не видел уборщик, меняя в кабинке рулон туалетной бумаги. Потом он смотрел на часы и обнаруживал, что прошел час. А то и больше.

На какое-то время он даже пришел к выводу, что стал жертвой розыгрыша. Пол определенно в этом участвовал, а также толстяк из «Янус мюзик». Телл не раз видел, как они о чем-то разговаривали. И вроде бы даже смотрели в его сторону и смеялись. Скорее всего не обошлось и без регистратора, с его «Кэмелом» и тусклым, скептическим взглядом. Джорджи? Это вряд ли. Джорджи не умел хранить секретов, так что Пол не стал бы втягивать его в эту авантюру, желающих подшутить над ближним хватало и без него. День или два Телл размышлял, входил ли Роджер Долтри в число тех, кто по очереди устраивался в туалетной кабинке в грязных белых кроссовках с пропущенной дырочкой для шнуровки.

И хотя он осознавал, что такие мысли – паранойя, понимание не помогало от нее избавиться. Он приказывал им уйти, настаивал, что Дженнингс не устраивает никакого заговора против него, и его рассудок вроде бы соглашался: «Да, да, это разумно», – но через пять часов, а может, и через двадцать минут, Телл живо представлял себе, как они сидят за столом в «Десмондс стейк хаус», в двух кварталах от Мюзик-Сити: Пол, регистратор, не вынимающий сигарету изо рта и обожающий хэви-метал, может, даже худосочный парень изо «Снэппи кардс» – едят, пьют и, естественно, смеются. Смеются над ним, а грязные белые кроссовки, которые они надевали по очереди, стоят под столом в мятом бумажном пакете.