– Я не собираюсь…

– Я же не говорил, что ты заснешь, – прервал его Боб, а по взгляду, брошенному на Мэтта Арсенолта, чувствовалось, что думал он как раз об этом.

Мэтт Арсенолт уже открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но посмотрел на сидящих вокруг мужчин, в том числе и на Френка… и сообразил, что лучше промолчать.

– У кого есть оружие, пусть берет его с собой на дежурство, – продолжил Боб. После того как Арсенолта более или менее поставили на место, настроение у него улучшилось. – Если, конечно, это не мелкашка. У кого нет ружья крупного калибра, пусть приходит за ним сюда.

– Я и не знал, что в нашей школе оружейный склад, – сказал Кэл Патридж, и ему ответил дружный смех.

– Пока нет, но будет, – заверил его Боб, – потому что каждый мужчина, у кого есть несколько ружей калибром больше двадцать второго, принесет сюда все, кроме одного. – Он посмотрел на Джона Уирли, директора школы. – Не возражаешь, если мы будем держать их в твоем кабинете, Джон?

Уирли кивнул. Рядом с ним преподобный Джонсон нервно потер руки.

– Как бы не так! – воскликнул Оррин Кэмпбелл. – У меня жена и двое детей. Неужели я оставлю их безоружными? А вдруг, когда я буду нести вахту, компания мертвяков заявится к ним на обед?

– Если на кладбище мы все сделаем как надо, к ним никто не заявится, – железным тоном отрезал Боб. – У некоторых из вас есть пистолеты, револьверы. Здесь они нам не нужны. Сообразите, кто из женщин может стрелять, и раздайте им эти самые пистолеты. Мы сведем их в группы.

– Они смогут пропустить стаканчик-другой, – хохотнул старый Френк, и Боб тоже позволил себе улыбнуться. Похоже, все шло как надо.

– Ночью мы поставим вокруг грузовики, чтобы нам хватало света. – Он посмотрел на Сонни Дотсона, работавшего на «Островной Амоко», единственной заправке на Дженни. Обслуживал Сонни не легковушки или грузовики, на Дженни не разъездишься, да и на материке галлон бензина стоил на десять центов дешевле, а рыболовецкие шхуны и моторные лодки. – У тебя достаточно горючего, Сонни?

– А расписки я получу?

– Если ты что и получишь, так это хорошего пинка. Когда все придет в норму, если придет, думаю, тебе за все заплатят.

Сонни огляделся, уперся в суровые взгляды и пожал плечами. На следующий день Дэйви сказал Мэдди, что он, конечно, надулся, но возражать не стал.

– У меня не больше четырехсот галлонов, в основном солярка.

– На острове пять генераторов, – подал голос Барт Дорфман (когда Барт говорил, все слушали; единственному еврею на острове обычно внимали, как пророку). – Они работают на солярке. Если необходимо, я подключу к ним фонари.

В зале зашептались. Если Барт сказал, что подключит, так оно и будет. На островах знали, что евреи – лучшие в мире электрики.

– Мы осветим кладбище, как гребаную сцену, – заключил Боб.

Поднялся Энди Кингсбюри.

– Я слышал в выпуске новостей, что эти твари остаются лежать, если прострелить им голову. Иногда, правда, и не остаются.

– У нас есть бензопилы, – ответил ему Боб. – И если они не останутся лежать… что ж, мы постараемся, чтобы далеко они не ушли.На том собрание практически и закончилось, разве что составили список дежурств.

Прошло шесть дней и ночей, и постовые, несущие вахту у маленького кладбища на острове Дженни начали задумываться, а тем ли они занимаются («Может, зря стоим», – выразил общую мысль Оррин Кэмпбелл.). С десяток мужчин сидели у ворот кладбища и играли в карты. Тут все и произошло, и произошло быстро.

Судя по тому, что услышала Мэдди от Дэйва, на кладбище что-то завыло, совсем как ветер в трубе в ненастную ночь, а потом могильный камень, под которым покоился Майкл, сын мистера и миссис Форнье, он в семнадцать лет умер от лейкемии (тяжелое дело, единственный ребенок, а люди они такие хорошие), повалился набок. Над жесткой травой поднялась высохшая рука с позеленевшим перстнем Академии Ярмута. Пробиваясь наружу, она лишилась среднего пальца.

Земля вздыбилась (как живот беременной женщины, собравшейся разродиться, уже хотел сказать Дэйв, но вовремя прикусил язык), разлетелась в разные стороны, и из могилы поднялся этот юноша. Конечно, его бы никто не узнал, все-таки он два года пролежал в земле. Щепки торчали из того места, где было лицо, среди остатков волос синели клочки ткани. «От обивки гроба, – уточнил Дэйв, глядя на свои руки. – Я это точно знаю. – Он помолчал. – Слава Богу, отец Майка этого не видел».

Мэдди согласно кивнула.

Охранники, перепуганные насмерть, с перекошенными от отвращения лицами, открыли огонь по ожившему трупу бывшего чемпиона по шахматам местной средней школы и второго бейсмена школьной сборной, разнеся его на мелкие ошметки. Несколько пуль, выпущенных впопыхах, попали в мраморный надгробный камень. Им просто повезло, что они стояли все вместе, а не двумя группами на противоположных концах кладбища, как поначалу предлагал Боб Даггетт. Тогда они точно перестреляли бы друг друга. А так обошлось без ран, хотя на следующий день в рукаве Бада Мичама обнаружилась подозрительная дыра.

– Наверное, зацепился за шип ежевики, – предположил Бад. – В том конце острова ее много.

Никто с этим спорить не стал, но темные разводы вокруг дыры навели его перепуганную жену на мысль, что шип этот был довольно большого калибра.

Сын Форнье упал и застыл, если не считать отдельных частей, которые продолжали дергаться… Но тут вздыбилось все кладбище, словно случилось землетрясение, не на всем острове, а лишь на клочке земли, выделенном под могилы.

До сумерек оставался час.

Барт Дорфман заранее подсоединил сирену к тракторному аккумулятору, и Боб Даггетт щелкнул выключателем. Не прошло и двадцати минут, как большинство мужчин сбежались к кладбищу.И слава Богу, прокомментировал Дэйв Эймонс, потому что некоторые мертвяки едва не сбежали. Старый Френк Даггетт, которому жить оставалось только два часа, указывал вновь прибывшим, куда надо встать, чтобы не попасть под пули, и последние десять минут на кладбище Дженни выстрелы гремели, как в сражении на реке Бул-Ран [21] . От густых клубов порохового дыма многие мужчины закашлялись. Но запах блевотины перебивал запах сгоревшего пороха, был более резкий, и висел в воздухе дольше.

И все-таки некоторые из них дергались и извивались, как змеи с перебитыми позвоночниками, особенно те, кто лег в землю недавно.

– Барт, бензопилы здесь? – спросил Френк Даггетт.

– Да, – ответил Барт, и тут же какой-то странный звук вырвался из его груди, словно он пытался блевануть, но в желудке уже ничего не осталось. Он не отрывал глаз от копошащихся мертвяков, от перевернутых надгробий, от зевов могил, из которых появились мертвяки. – В кузове.

– Бензин залит? – синие вены вздулись на лысом черепе Френка.

– Да. – Барт поднес руку ко рту. – Извини.

– Блюй, сколько тебе хочется, – резко ответил Френк, – но только на ходу, когда будешь нести сюда пилы. И ты… ты… ты… и ты.Последнее «ты» относилось к его внучатому племяннику Бобу.

– Я не могу, дядя Френк, – просипел Боб. Огляделся и увидел, что пять или шесть его друзей и соседей лежат в высокой траве. Они не умерли – лишились чувств. Большинство из них увидели своих родственников, поднявшихся из земли. Бак Харкнесс стрелял в свою жену. И потерял сознание, увидев, как из затылка, словно болотная грязь, во все стороны полетели ее мозги. – Я не могу. Я…

И тут рука Френка, скрученная артритом, но твердая как камень, отвесила ему звонкую оплеуху.

– Сможешь, и принесешь, племяш, – процедил он.

Боб повернулся и поплелся к грузовику.

Френк Даггетт мрачно смотрел ему вслед и потирал грудь, которая уже начала подавать опасные сигналы, посылая импульсы боли в левую руку. В старости Френк не стал глупее, так что прекрасно понял, что сие означает.

– Он сказал мне, что скоро у него разорвется сердце, и при этом постучал себя вот сюда, – продолжил рассказ Дэйв, коснувшись рукой левой стороны груди.

Мэдди кивнула, показывая, что все поняла.