Джон помахал рукой, скользнул за руль и скоренько выехал со стоянки.

Какое-то время на крыльце царила тишина. Старик в кресле-качалке и женщина с бледным, осунувшимся лицом смотрели, как «форд» выруливает на Главную улицу. Подъезжая к магазину, он едва полз по Главной улице, зато умчался, как очумелый.

– Что ж, мы свое дело сделали. – В голосе старика слышалось глубокое удовлетворение.

– Да, – согласилась Лаура. – Но на душе у меня тошно. И всегда становится тошно, когда я вижу, как они смотрят на нас. На меня.

– Но это случается лишь раз в семь лет. И иначе мы поступить не можем. Потому что…

– Потому что это часть ритуала, – мрачно закончила она фразу Эдена.

– Да. Это ритуал.

И опять, словно полностью соглашаясь с хозяином, собака подняла хвост и пернула.

Женщина пнула ее и повернулась к старику:

– Это самый вонючий пес во всех четырех городах, Генри Эден!

Собака с урчанием поднялась, спустилась вниз по ступеням, бросив на Лауру Стэнтон укоряющий взгляд.

– Он же ничего не может с этим поделать, – вступился за пса Эден.

Лаура вздохнула, посмотрела вслед «форду».

– Чертовски жаль. Такая милая пара.– А с этим уже мы ничего не можем поделать, – и Генри Эден принялся за очередную самокрутку.

В итоге Грехэмы поужинали в одной из придорожных закусочных. Неподалеку от города Вулвич (Джон не преминул напомнить Элис, что этот город дал название улице, на которой находился мотель «Чудесный вид», в надежде, что жена улыбнется). Закусочная разительно отличалась от сонной Главной улицы Уиллоу. Сидя за столиком у раскидистой ели, они видели, как со стоянки то и дело отъезжали автомобили, в основном с номерными знаками других штатов, а их место тут же занимали другие. Им предложили довольно обширное меню. Джон отметил, что они могут заказать все что угодно, умещающееся в шваркающую горячим маслом жаровню.

– Не знаю, смогу ли я провести здесь два дня, не говоря уже о двух месяцах, – вздохнула Элис. – Лучшие годы этих мест остались в прошлом, Джонни.

– Это же шутка, ничего больше. Местные оттягиваются за счет туристов. Правда, на этот раз они зашли слишком далеко. Наверное, сейчас покатываются от смеха и рассказывают соседям, какие у нас были лица.

– Но они выглядели такими серьезными. Как теперь мне смотреть в глаза этому старику?

– Насчет этого я бы не волновался. Судя по тому, как он сворачивает сигареты, старик уже достиг того возраста, когда каждая новая встреча – первая. Даже с самыми давнишними друзьями.

Элис попыталась сделать серьезное лицо, но из этого ничего не вышло, и она рассмеялась.

– Какой ты злой!

– Объективный, возможно, но не злой. Я не говорю, что у него болезнь Альцгеймера, но выглядит он так, словно ему нужна карта, чтобы добраться до ванной.

– А где все остальные? Городок будто вымер.

– Возможно, у них праздничный обед в «Грэндже» или карточный турнир в «Восточной звезде». – Джон потянулся. Посмотрел на тарелку Элис. – Что-то ты плохо ешь, милая.

– У милой нет аппетита.

– Говорю тебе, это шутка. – Джон взял жену за руки. – Взбодрись.

– Ты действительно… действительно в этом уверен?

– Действительно. Сама подумай: каждые семь лет в Уиллоу, штат Мэн, выпадает жабий дождь? Бред собачий.

Она попыталась улыбнуться.

– Не дождь. Ливень.

– Знаешь, по-моему, они стремятся не отставать от рыбаков: если уж врать, то по-большому. В молодости я участвовал в предвыборной кампании. Мы охотились за пиратскими плакатами. Так вот, по рассказам выходило, что каждый сдирал их тысячами. Главное – не принимать эти россказни близко к сердцу.

– Но по поведению женщины не чувствовалось, что она шутит. Признаюсь тебе, Джонни, она меня напугала.

Обычно добродушное лицо Джона Грехэма закаменело.

– Я знаю. – Он собрал на поднос грязную посуду и салфетки. – И им придется за это извиниться. Я, конечно, не против шуток, но когда кто-то пугает мою жену… черт, да они и меня напугали, а уже это никуда не годится. Возвращаемся?

– А дорогу ты найдешь?

Он заулыбался.

– Я бросал хлебные крошки.

– До чего же ты умен, дорогой. – Она встала, тоже улыбнулась, отчего настроение у Джона сразу улучшилось, глубоко вдохнула (при этом футболка так соблазнительно обтянула грудь), шумно выдохнула. – И влажность, похоже, уменьшилась.– Да. – Джон сбросил грязную одноразовую посуду и салфетки в контейнер для мусора, подмигнул жене. – Видать, сезон дождя закончился раньше обещанного.

Но к тому времени, когда они повернули на Хемпстид-роуд, влажность вновь взяла свое. Джону казалось, что его футболку вымочили в ведре. Небо, окрасившееся в закатные цвета, оставалось чистым, но Джон чувствовал, что мог бы сосать воду из воздуха, если б обзавелся соломинкой.

Кроме Хемпстид Плейс на дороге стоял только один дом, у подножия холма, на который им предстояло подняться. Когда они проезжали мимо, Джон увидел в окне женщину. Застыв, как изваяние, она наблюдала за ними.– А вот и двоюродная бабушка твоей подруги Милли, – прокомментировал Джон. – Стоит на стреме, чтобы засечь наше прибытие и незамедлительно доложить об этом своим друзьям, которые дожидаются ее звонка в магазине. Интересно, если мы задержимся подольше, они побалуют нас мешочками хохота, пукающими сиденьями, клацающими зубами и другими страшилками?

– Этот пес – живое пукающее сиденье.

Джон рассмеялся и кивнул.

Пять минут спустя они сворачивали на подъездную дорожку. Она заросла травой и сорняками, и Джон решил, что первым делом ее надо расчистить. Хемпстид Плейс строили не одно поколение. За большим деревенским домом располагался большущий амбар, между ними – три сарая. Два из них заросли плющом.

С холма открывался великолепный вид на город, особенно в такой ясный вечер. Джон еще задался вопросом, как может воздух оставаться таким прозрачным при столь высокой влажности. Элис подошла к нему, они постояли, обнявшись, глядя как холмы, уходящие к Огасте, растворяются в сумерках.

– Как красиво, – прошептала Элис.

– Прислушайся.

В пятидесяти ярдах от амбара начиналось небольшое болотце, все в высокой траве и камышах, и оттуда доносилось довольное кваканье.

– Ну вот, лягушки уже на месте, – прокомментировала Элис.

– Но не жабы. – Он посмотрел на чистое небо, на котором яркой точкой уже проклюнулась Венера. – Вон они, Элис! Над головой! Тучи жаб!

Она рассмеялась.

– Сегодня ночью над маленьким городком Уиллоу, – начал вещать Джон голосом радиодиктора, – холодный фронт жаб столкнулся с теплым фронтом тритонов. В результате…

Элис двинула его в бок.

– Угомонись. Пошли в дом.

Они пошли. Не включили свет. Не включили телевизор. Сразу улеглись в постель.

Час спустя удар по крыше вырвал Элис из сладкого сна. Она приподнялась, прислушиваясь.

– Что это, Джон?

– Спи, – пробурчал тот, переворачиваясь на другой бок.

Жабы, подумала Элис, с губ сорвался смешок… нервный смешок. Она встала, подошла к окну, но посмотрела не на землю, куда могло что-то упасть, а на небо.

По-прежнему безоблачное, усеянное миллиардами звезд. Ее буквально гипнотизировала их молчаливая красота.

Бум.

Элис отпрянула от окна, вскинула глаза к потолку. На крышу опять что-то упало.

– Джон! Джонни! Просыпайся!

– А? Что? – Он сел, приглаживая всклоченные волосы.

– Началось. – Элис хихикнула. – Лягушачий дождь.

– Жабий, – поправил он ее. – Элис, что ты такое го…

Бум-бум.

Он обвел глазами спальню, перебросил ноги через край кровати.

– Это же нелепо. – В голосе слышалась злость.

– Ты о чем?

Бум-дзинъ! Внизу разбилось стекло.

– Черт побери. – Он встал, сдернул со спинки стула джинсы. – Это уже перебор… гребаный перебор.

Еще несколько мягких ударов по крыше, по стенам дома. Элис прижалась к мужу.

– Что это?

– Я думаю, эта безумная женщина и, возможно, старик и несколько их друзей что-то бросают в дом. И собираюсь это прекратить. Немедленно. Может, у них принято так встречать приезжих, но…