Чурила снова ахнул:

– И варяги – разбойники?!

– А то?

– Так чего ж мы их позвали?

Смеется Сирко:

– От разбойников и защищать…

– Вроде волка овец охранять определили?

– Вроде. В корень зришь. Был бы толк.

Долго еще рядили мужики, все к одному сходилось, что коли для славян не худо, так пусть и Ольг правит. Был бы толк.

Только про оружие Сирко пока ничего не сказал, рано еще.

На следующий день Сирка с товарищами снова к князю кликнули, стал Ольг спрашивать про то, как укрепили городец свой, какие вокруг пушные звери, сколько брать можно, какие борти, да что еще есть, растет ли лён, как с хлебом… Сначала осторожничали те, мало ли, похвалишь что, а тебе дань и увеличат, но Ольг глаза прищурил, нахмурился:

– Правду сказывайте, не для дани спрашиваю, а чтоб знать, чем земля богата!

И не посмели после того неправду говорить, точно действительно у князя глаза волхва. Отпустил он мужиков далеко к ночи, сказал, чтоб быстрее уходили к себе, пока Рюрик не вернулся, да никому о его расспросах не сказывали.

Сирку уж к тому времени и знак выправили, что посадник он княжий. Коней новых дали, сани хорошие, негоже княжьему человеку пешим плестись. Качал головой Хорень от таких щедрот, глядя на него, и остальные сомневаться начали, а ну как за первой же болотиной догонят да пришибут. Кто этих князей знает… С тревогой уезжали Сирко с товарищами, все назад оглядывались, догонки ждали. Только обошлось, никто не догнал, не остановил, не вернул. Знать, и правда Ольгу свои люди нужны, а Рюрику того сказывать не хочет. Карислав вспомнил про Хореня, мол, тот знает про их поход к князю, не скажет ли лишнего, но Сирко покачал головой:

– Они с тем свеем Раголдом сами у Ольга в ближних ходят.

Уходил Сирко с селища вольным огнищанином, а вернулся княжьим посадником. И не знаешь, радоваться али жалиться. Радога руками всплеснула, как такое услышала:

– Да как же ты к нему пошел?! А ну как про меня вспомнит?!

Кивнул Сирко:

– И про тебя вспомнил, и про меня. Только сказал, чтоб зла не держали, а к себе в помощь позвал. Люди ему нужны, чтоб земли славянские поднимать.

Касьян головой покачал:

– Ой и поднимет! Под себя подомнет да дань платить заставит.

– Заставит, только и дани не жаль, коли по уму все делать станет. Ново Град поднимет, чтоб торжище хорошее встало, чтоб купчишки со всего света мимо не проплывали…

Олекса загорячился:

– Да не то главное! Ежели сможет славян меж собой помирить, чтоб не били друг дружку!

– И то верно. – Рука Касьяна привычно полезла в то место, на котором шапка держится. – Только мыслю, что не мирить славян надобно, не помирятся, все одно рода меж собой грызться станут – какой какого сильнее, а твердой рукой успокоить, чтоб боялись. Гостомысл, пока жив был, худо-бедно держал роды, чтоб не били друг дружку. Как мыслите, сможет то князь?

– Не знаю, – вздохнул Сирко, – пока не он, а Рюрик княжит-то, Ольг только при нем.

– То-то и оно…

Все рады, что поход к князю удачным оказался, только Сирко чем-то сильно озабочен, все чаще к своему Роду ходит, подолгу о чем-то с ним говорит, точно просит что. Радоге и узнать хочется, и понимает, что не скажет муж, пока сам не захочет, потому молчит женщина, только смотрит на Сирка синими глазищами с болью. Не вынес он того взгляда, позвал с собой подале, сказал про просьбу Ольгову об оружии. Не знала Радога, что и ответить. Вроде княжье веление исполнять надобно, да и самому то хороший доход сулит, но помнит Радога про зарок, что мужем даден. Сказал Сирко, что сказал князь зарок снять, мол, оружие доброе нужно, много нужно.

– Что делать станешь?

– Сниму зарок. Оружие и вправду надобно.

– А булат, что из Персиды возят, что ж?

Усмехнулся Сирко:

– Он не для наших морозов, боятся холодов мечи дамасские, хрупкие становятся.

– А ты секрет знаешь, чтоб мороза не боялись?

– Знаю, – гордо ответил Сирко.

Как вернулись из Ново Града, Сирко спросил у Карислава, знает ли тот, как фризские мечи ковать.

– Сам не ковал, но видывал. Только как закаляют, не ведаю.

– Узорчатую ковку знаешь?

– Сам не ковал…

Вздохнул Сирко, что ж, придется зарок и вправду снимать, самому к наковальне вставать. А Карислав не поймет:

– К чему тебе мечи-то? Никак воевать собрался? Только с кем?

– Я нет, а вот князь заказал оружие.

– Кня-а-азь?.. Об том с тобой весь день говорил?

– Не весь, но долго. Мечи булатные ему надобны. Много.

– А ты булат лить умеешь?

– Булат лить не сложно, только он морозов боится, его ковать надобно.

После того разговора подолгу оба в ковне с железом возились, без конца полосы железа и стали скручивали да перековывали, резали и снова ковали, на полосы разбивали и раз за разом под молот. Зато как первый клинок потравили, показалось, что ползут по нему змеи, так перемешались меж собой полосы железа и стали, охладили и ахнули – клинок вдвое гнулся, а отпустишь, и со звоном выпрямлялся! Чего уж лучше?

Но Сирко недоволен – долго, так много не наработаешь. Решили делать, как другие – на железные клинки наваривать стальные лезвия, такой меч тоже прочен и остр.

– А можно основу делать из разных полос, стальной и железных, а лезвие из стали. Или основу из разных пластин, чтоб отдельно ковать, а потом соединить… – Карислав не мог остановиться, хотелось поскорее кузнечным делом заняться.

Сирко даже посмеялся:

– Тебе бы дома при Суворе остаться, а не по свету бегать, знатным кузнецом был бы.

Не обиделся Карислав, весело огрызнулся:

– А ты бы тогда с Радогой не слюбился!

И снова ни слова, зачем мечи нужны.

– Геррауд, ты же не так давно был в Скирингссале? Почти каждый год туда плаваешь. Ты князь, а не купец. Нельзя то и дело покидать подвластные тебе земли. – Хельги совсем не хотелось, чтобы Рюрик воспринял его слова как поучение, но нужно и о делах думать. Конунг ведет себя как капризная женщина, ему моря не хватает, словно остальным не снится шум волн! Тогда не стоило связываться со славянами, сидел бы себе в Хедебю.

– Ты меня не понял, я не к Карлу Лысому на поклон и не на тинг в Сигтуну собираюсь. Я СОВСЕМ ухожу!

Рольф не верил своим ушам:

– Ты хочешь уйти?!

Круглые черные глаза конунга смеялись, рот под небольшими усиками исказила гримаса издевки:

– Мой срок давно истек. На сколько меня звали славяне? Крепости я им построил, а ты хочешь остаться – оставайся. Будешь у них настоящим Хельги или как они тебя там зовут, Ольг? Ольг Великий!

Рольф едва сдержался, чтоб не крикнуть в ответ: «И буду!» Нельзя, пока нельзя, пока рано. Он все вытерпит, Ингорь, которого славяне прозвали просто Игорем, должен подрасти, чтобы Рюрик ему мог оставить свое княжество. Сам Ольг для них чужой, хотя и Мудрый. Он еще раз попробовал вразумить Рюрика, но тот только фыркал в ответ. И вдруг сказал то, от чего свело все внутри у Хельги, словно каленым железом прошлись:

– Ты останешься здесь с Ингорем, пока тот не подрастет. Здесь, понял? В Хольмгарде. Аскольд хочет Киев? Пусть берет, его не трогай, хватит Трувора. – Глаза князя стали жесткими, горели, как черные уголья в глубине печи. – Для своего сына ты постараешься, правда? Не гляди на меня так, других обманывай, меня не смей! Думаешь, не знаю, что ты своего сына за моего выдаешь?

Рольф растерянно протянул почему-то по-славянски: «Кня-же…» Геррауд дернулся как от удара:

– Не смей меня князем звать! Я конунг!

Устало опустился на лавку, вытянул ноги. Стало тихо, только слышно, как бьется попавшая в паутину муха. Рольф почему-то подумал, что и он вот так. Но Рюрик не собирался его уничтожать, он снова насмешливо поглядел на всезнающего зятя:

– Кого обмануть хотел?