Выступили. Осмотр места показал, что тут совсем недавно прошел скоротечный бой между русскими солдатами и английскими, судя по форме. Убитых оказалось прилично — около двух сотен. Красных мундиров лежало значительно больше. Трупы валялись не только на набережной, но и рядом, а также плавали в воде и притворялись тюками в трепыхающихся на волнах лодках. Англичане были вооружены капсюльными револьверами, русские — новыми московскими.

Первое желание Константина было простым — сесть на лодку и уплыть, так как находиться в таком месте казалось ему очень опасным. Однако легкий хрип привлек внимание великого князя. Он подошел поближе к источнику шума. Да, так и есть. Этот «труп» еще дышал, но, судя по ранениям, которые отчетливо проступали на спине его мундира, подобное не могло длиться долго. Константин присел на корточки и перевернул хрипящее тело на спину, чтобы увидеть его лицо. Взглянул и сразу отпрянул. В свете масляного фонаря, который уже поднесли слуги, на него смотрел оскал сэра Генри. Пуля повредила ему лицо, но он все еще был хорошо узнаваем. Тот, видимо, тоже узнал Константина Николаевича и попробовал поднять на него свой револьвер. Впрочем, безуспешно, так как рука великого князя надежно зафиксировала оружие, заметив эту шалость умирающего.

— Что тут случилось?

— Шу… Шувалов… — Генри зашелся низким хрипящим кашлем. — Скотина.

— Куда он ушел?

— Идите к черту! — Англичанин смотрел на Великого князя и медленно, тяжело дышал, по его нижней губе то и дело проскакивали тоненькие ручейки крови. — Вы все сдохнете… варвары… дикари…

Великий князь понимающе кивнул, встал и выстрелил сэру Генри прямо между глаз из револьвера. Повернулся к удивленным родным, развел руками и оправдывающимся тоном произнес:

— Я же варвар! Разве они поступают иначе? — В этот момент где-то вдали, в темноте, клубящейся легким туманом, послышалась новая перестрелка. Но уже на воде. Происходящего не было видно. Однако затихло все очень быстро.

— Ваше Императорское Высочество, — робко спросил престарелый слуга, — это что же, канцлер Шувалов убегает на корабле?

— А что ему остается? Сюда идет племянник. Я убежден в том, что многие дворяне, из числа наиболее титулованных особ, сейчас думают лишь о бегстве. Впрочем, завершим начатое дело. Агафон, подготовь вон те лодки. И сбрось оттуда в воду трупы. Не думаю, что этот груз будет полезен. А вы, — Константин обратился к четырем испуганно озирающимся слугам, — начинайте собирать у убитых оружие и патроны да складывать вот в эту лодку. Думаю, в Кронштадте револьверы пригодятся. Мало ли что может произойти. Ефрем, подготовь фонари. Оно, конечно, светает, но в связи со стрельбой наверняка в крепости насторожены. Поплывем максимально открыто. А то еще картечью приложат. — А сам тем временем нагнулся над телом почившего сэра Генри и прошелся по его карманам в поисках каких-либо полезных бумаг, которые смогли бы пролить свет на происшедшее.

Примерно в десять утра по позициям финского ополчения ударила русская артиллерия. Били размеренно, не спеша, экономя снаряды, а потому после каждого батарейного залпа по скоплению противника или иной цели ожидали корректировку с аэростата. Орудия Армстронга вновь оказались бессильны перед легкими полковыми пушками, которыми цесаревич вооружил свой корпус, просто за счет того, что имели ощутимо меньшую дальность стрельбы. А оперативная корректировка позволяла уничтожать батареи противника еще на стадии их развертывания, что предотвращало эксцессы вроде выхода на дистанцию огня. Впрочем, финской пехоте тоже досталось. Копать траншеи оказалось весьма затруднительно, так как «дальновидное» руководство не укомплектовало части лопатами. Точнее, они были выданы, но исходя из английской практики, а не датской или московской. Иными словами — шанцевого инструмента на руках личного состава практически не было. Из-за чего пехота была практически не укрытой, подвергаясь губительному огню артиллерии.

Шли минуты. Русские не атаковали. Они вообще не появлялись в прямой видимости. Только откуда-то оттуда, из-за перелеска, работали неустанно пушки, а в небе пугающими кляксами висели аэростаты.

К исходу второго часа вялой и очень аккуратной артиллерийской подготовки финская пехота дрогнула и побежала. Поначалу отдельными персонажами, которых отстреливали офицеры, призывая к порядку и дисциплине. А потом залп русских пушек накрыл штаб корпуса, и солдаты рванули сплошной волной. Причем многие, бросая оружие, дабы облегчить себе спасение. Вчерашние крестьяне, они не были готовы к войне, будучи не способны сохранять спокойствие в полуметре от еще теплого тела товарища, который умер на их глазах. Выдержать подобное оказалось выше сил этих людей. Все, что им говорили, собирая в этот поход, оказалось ложью, осознание которой доводило некоторых, особенно впечатлительных, до исступления и неуправляемой истерики.

В четверть первого из-за перелеска на оставленные финнами позиции вышли редкие, рваные цепи русской пехоты. В полном безмолвии, не встречая сопротивления, они прошли через брошенные позиции, добивая раненых штыками.

Варшавский вокзал Санкт-Петербурга кипел. Четыре тысячи британских солдат и моряков занимали позиции как в самом здании вокзала, так и на подступах к нему. Артиллерии у них не было, ибо все, что имелось, отправили к финнам, но британцы не особенно переживали. Вооруженные казнозарядными винтовками и карабинами Шарпса, а также капсюльными револьверами разных моделей, они чувствовали себя прекрасно, так как по настоянию графа Шувалова уже месяц занимались укреплением этой стратегически важной точки города. Командир сводной бригады сэр Лесли Дрэбин был убежден, что без осадной артиллерии вокзал можно будет взять только огромной кровью.

В двадцать семь минут третьего по железной дороге к вокзалу выкатилось какое-то страшное чудовище — тот самый импровизированный бронепоезд, который цесаревич мастерил в Варшаве. Котельное железо, положенное на шпалы, оказалось прекрасным сочетанием, оно не только жутко выглядело, но и отменно защищало от огня стрелкового оружия.

Экипаж этой удивительной боевой машины поначалу очень нервировала густая дробь пуль, барабанивших по обшивке и, казалось, готовых прорваться через малейшую щель. Впрочем, шли минуты, но никаких неприятностей не происходило. Ураганный огонь британских солдат не причинял ни малейшего ущерба личному составу первого в мире бронепоезда.

Сэр Лесли рассматривал в подзорную трубу это чудовище, что подкатывалось к вокзалу самым малым ходом, и недоумевал, пытаясь понять, что же это такое и для чего оно нужно. Внимательные наблюдения ничего не давали. Страшные, кривые вагоны, обвешанные мешками с песком, ехали своим чередом и, казалось бы, совершенно не замечали невероятно губительного обстрела, которому их подвергали английские стрелки. Если бы не стремительно худеющие мешки, истекающие песком, как кровью, он бы мог поручиться, что его солдаты по какому-то недоразумению ведут огонь холостыми патронами. Но вот первый вагон прошел первую линию обороны, солдаты которой, теперь совершенно не укрываясь, продолжали стрелять, пытаясь остановить это железное чудовище. Вот эту отметку пересек локомотив с тендером, также укрытый мешками с песком и листами железа. Вот пересек последний вагон. Секунда, вторая, третья и… по всему поезду прошел какой-то шум и крики. А потом из небольшого зазора между листами обшивки показались стволы непонятного оружия. Что произошло дальше, передать было сложно. Ощетинившись механическими пулеметами, бронепоезд открыл ураганный огонь, выкашивая высовывающихся из-за своих укрытий англичан. Первая линия обороны была смята столь стремительно, что солдаты даже не успели отступить, оставаясь в большинстве своем на том самом месте, откуда вели огонь по железному монстру.