Тем временем цесаревич начал перебрасывать части корпуса под Льгов. Без какой-либо спешки и суеты. Со стороны даже толком было не ясно, что происходит, разве что к 1 мая весь личный состав Московского корпуса, во главе с цесаревичем, уже находился недалеко от Киева и участвовал в заранее запланированных учениях. Оказывается, еще осенью император подписал приказ о проведении масштабных учений, но особенно этот факт не афишировался. Переброска войск по железной дороге, форсированные марши, развертывание оборонительных рубежей, учебные стрельбы и многое другое. Иными словами, большая и насыщенная программа, которая шла в развитие малых учений 1866 года, проведенных под Можайском. Впрочем, кроме Московского корпуса, к границам Австрийской империи никаких иных сил не перебрасывалось, поэтому Франц-Иосиф I принял подобное действо за обычную перестраховку. Возможность решительного наступления на Австрию всего лишь одним корпусом казалась ему сумасшествием, а для полноценной концентрации сил русским нужно было время, за которое можно будет что-то выделить для прикрытия опасного направления.

3 мая 1867 года юго-восточнее Герлица прусский пограничный разъезд был обстрелян австрийскими войсками. Один человек погиб, трое оказались ранены. Причем повода для обстрела не было никакого — солдаты ехали по своей территории, совершая штатное патрулирование. Пруссия потребовала выдать виновных. Однако таковых не нашлось — ближайшая пограничная часть клялась, что не стреляла и вообще не имеет никакого отношения к случившемуся инциденту. Собственно, так оно и было — провокацию устроила небольшая группа агентов Бисмарка по его прямому распоряжению и совету Александра. И именно по этой причине слова австрийской стороны о том, что она разберется и виновных накажет, Вильгельма не устроили. Он потребовал незамедлительной выдачи преступников, понимая, что, в принципе, любое затягивание играет против Пруссии.

7 мая, в силу нежелания императора Австрийской империи выдать виновников «подлого убийства», король приказывает Бисмарку силами прусской армии их задержать и предать суду. В тот же день австрийская застава оказалась взята, а ее личный состав или погиб в ходе штурма, или был повешен по решению военно-полевого трибунала. И понеслось. Уже к 1 июня Пруссия, Австрия, Бавария, Италия и Дания были плотно втянуты в войну. Саксония и Ганновер продолжали проводить мобилизацию, но в боевые действия не вступали, выдерживая нейтралитет. Англия и Франция «кудахтали как наседки», но не совершали никаких агрессивных шагов. Санкт-Петербург также осуждал агрессию «цивилизованных держав», которые «как малые дети дерутся, не желая договариваться», но в дело не вступал. Лишь цесаревич получил от императора приказ выдвинуться к австрийской границе, дабы «помочь пограничным частям в случае австрийского нападения».

Боевые действия изначально приняли очень сложный позиционный характер для всех участников конфликта. Никто не мог предпринять решительного наступления ни по одному из направлений.

Австрия, сосредоточив в районе Падуи десять тысяч регулярных войск и сорок тысяч ополченцев, смогла замедлить решительное наступление Гарибальди, который уже 3 июня был вынужден перейти к обороне. Армия Италии смогла продвинуться на несколько десятков километров в глубь австрийских владений, связав боями или позиционными маневрами всю западную австрийскую группировку. Причем 10 июня на помощь к австрийским войскам, оборонявшим итальянское направление, подошел семнадцатитысячный баварский корпус. То есть план первоначального наступления по линии Падуя-Линц совершенно сорвался, так как итальянские части не могли сломить оборону противника — не хватило сил.

В связи с чем согласно плану, предложенному еще в прошлом году в Санкт-Петербурге, началась подготовка десанта в совершенно неприкрытую войсками Хорватию. Гарибальди был уверен, что это совершенно излишне, считая, что итальянская армия легко сломит оборону австрийцев, поэтому не придавал этому запасному варианту никакого особенного значения. В связи с этим к 3 июня десант готов не был. А каждый день промедления оборачивался для Италии тем, что Австрия мобилизовывала все больше войск, что снижало шансы на успех «макаронников» в этой кампании. К слову сказать, именно для хорватского десанта и начали формировать добровольческие полки — там могли легко справиться и необученные ополченцы.

Но нужно было тянуть время, стягивая все подкрепления на себя. Поэтому Гарибальди пришлось проявлять высокую активность, выражавшуюся в постоянных, но аккуратных «телодвижениях». Ведь сплошной линии фронта не было — для нее не хватало войск, так что у частей имелся определенный простор для маневра.

Саксония в войну не вступала. Тянула. Из-за чего Богемская армия австрийцев при попытке занять Силезию увязла в боях с тридцатитысячным корпусом регулярной прусской армии, который окопался южнее Бреслау под личным руководством Мольтке. Как раз тем самым корпусом, который был полностью вооружен русскими винтовками. Для сравнения: численность Богемской армии, наступавшей на него в тот момент, насчитывала более двухсот тысяч человек. Огромный перевес в силах! Однако использование датской оборонительной тактики, с которой Мольтке познакомился два года назад, позволило методично перемалывать все австрийские атаки, останавливая их на подступах к прусским позициям. Причем без особенных потерь в собственном личном составе.

Второй прусский регулярный корпус численностью в пятнадцать тысяч человек окопался в Шлезвиге, сдерживая напор сорокатысячной датской армии. В сущности, напора как такового и не было. Произведя несколько безуспешных и самоубийственных атак на прусские траншеи, датчане также окопались и стали ждать, в надежде на какие-либо успехи собственного флота или австрийцев.

Остальные силы Пруссии оказались сосредоточены западнее Берлина и состояли только из резервистов. Подобная дислокация была вызвана странным поведением Саксонии, Ганновера и Баварии. Последняя, правда, в войну вступила, но никаких активных действий против Пруссии пока не предпринимала. А вот Ганновер с Саксонией чего-то ждали. Из-за чего Мольтке на полном серьезе опасался «удара в спину».

К 15 июня 1867 года ситуация на фронтах замерла. Австрия оказалась слишком хорошо подготовленной к войне, а Пруссия — слишком осторожной, имея за плечами весьма негативный опыт датской войны.

Следующий шаг был за Александром, и это понимали все. Но цесаревич медлил, хотя ситуация была самая что ни на есть благоприятная. В Венгрии шло формирование ополчения для армии независимого Венгерского королевства. Восточные славянские владения Австрийской империи не могли никак провести мобилизацию из-за очень плохого административного аппарата — во всей Галиции насчитывалось едва десять тысяч безоружных резервистов. Итальянская и прусская армии связали фактически все наличные силы Габсбургов, которые держали под Веной всего пять тысяч человек гвардейского корпуса. Да около пятидесяти тысяч ландвера, занимавшегося охраной правопорядка на территории германских земель империи. При этом к указанной дате Александр уже успел сосредоточить в Вене все группы, задействованные в операции «Шапокляк» и ждавшие только сигнала к началу феерии.

Все было готово к вступлению в войну России, однако цесаревич опасался процессов, которые проходили последнее время в Санкт-Петербурге, Польше и Финляндии. Первый отдел КГБ [108] докладывал, что идет подготовка к восстанию, причем не как в 1862-м, а гораздо серьезнее. Для будущих отрядов финской национальной гвардии завозят даже полевые нарезные девяти и двенадцатифунтовые пушки Армстронга.

Саша колебался. Ему было не ясно, на что рассчитывали повстанцы, так как шансов победить у них, на его взгляд, не было. Очевидно, что действовала Великобритания. Только вот каковы были ее цели? Все это для Александра оставалось загадкой. А потому он сильно переживал из-за того, что придется играть вслепую. Очень уж Саша не любил так делать.