– В некотором смысле, Софи, мы идеально подходим друг другу, – весело отозвался молодой человек. – Мы мыслим абсолютно одинаково. Я уверен, что не женился бы на тебе в той же ситуации, о которой ты сейчас сказала – только в обратном отношении.

– Ты не джентльмен. И никогда им не был.

– Нет смысла сердиться только из-за того, что я не хочу жениться на тебе. Я поступил по-джентльменски, предоставив тебе возможность первой отказаться от брака. Но будет ссориться. Что делать дальше? Может, внезапно обнаружим, что наша любовь остыла, и, значит, мои родители вместе со мной смогут завтра же убраться отсюда, и я спокойно вернусь к привычному образу жизни гуляки?

– А ведь тебе именно этого и хочется, да? Тебе хотелось бы бросить меня, как горячую картофелину, от которой во что бы то ни стало нужно поскорее избавиться, так?

– Откровенно говоря, да. Но по твоему тону я заключаю, что ты и дальше хочешь меня использовать в своих целях.

– Конечно, хочу, – с негодованием кивнула девушка. – Фрэнсис, если ты покинешь поместье завтра или через день, маме незачем будет здесь оставаться. Она уедет домой и больше никогда не увидит папу. Именно так и будет. А если это случится, я никогда ни за кого не выйду замуж, потому что не допущу, чтобы мне устроили такую же несчастную жизнь. Что они делают? И не оглядывайся!

– Идут и разговаривают, – оглянувшись, сообщил Фрэнсис.

– Разговаривают? – София с надеждой взглянула на него. – Звучит многообещающе. Как ты считаешь, Фрэнсис?

– Только что мы тоже разговаривали – ссорились.

– Думаешь, и они ссорятся? – вздохнула София.

– Понятия не имею. Но можешь быть уверена, они воспитанные люди и не перейдут к рукопашной. Значит, я должен остаться, чтобы удержать их вместе, так, Софи? Ты полагаешь, они позволят нам довести дело до помолвки?

– Если папа не согласится, то нет. Он считает, что я слишком молода, хотя мне уже исполнилось восемнадцать и я старше, чем была мама, когда вышла за него замуж. Но это будет его мнение, понимаешь, а мы должны придумать что-то из ряда вон выходящее, Фрэнсис. Например, пригрозить побегом или самоубийством.

– Ей-богу, великолепный выбор. Ставишь нас между двух огней?

– Нет. Я хочу предоставить выбор тебе. Хотя сама без малейшего колебания выбрала бы самоубийство. Но лучше всего, чтобы они согласились. – София в задумчивости свела брови. – Конечно, потом мы захотим, не откладывая, обвенчаться – устроить летнюю свадьбу. И мама будет вынуждена остаться, чтобы все подготовить. Им с папой придется многое обсуждать, и быть может, наша свадьба напомнит им об их собственной.

– А-а. Мне неприятно прерывать столь сладостный поток мыслей, Софи, но ты, кажется, сказала «наша свадьба»? А что будем делать потом? Махнем на все рукой и отправимся просить о ее аннулировании?

– Ох, ты прав. На самом деле свадьбы не должно быть, правильно? Но ведь одна только подготовка к ней навеет на них воспоминания! Разве не так? И как ты мог сказать то, что сказал сейчас? Аннулирование нашего брака было бы оскорблением для меня, все вокруг стали бы говорить, что я совсем не смогла увлечь тебя и ты не соблазнился даже первой брачной ночью.

– Софи, я очень рад, что сегодня не полнолуние. Я услышал от тебя совершенно безумные слова.

– Фрэнсис, ты не мог придумать ничего более оскорбительного. Я умерла бы от унижения.

– Боже правый! Только подумать, ради чего я отказался от одной, двух или пяти недель веселой светской жизни в Брайтоне!

– От жизни игрока, пьяницы и волокиты, хочешь ты сказать, – ядовито уточнила София.

– Разве я это говорил? Пора снова проявить нежность, ты не находишь? Пожалуй, подойдет поцелуй ручки? – Он поднес к губам ее руку и держал так, пока девушка не изобразила сияющую улыбку.

Даже после четырнадцати лет разлуки граф удивительно быстро вспомнил все, что касалось Оливии: знакомый рост – ее щека находилась чуть выше его плеча;. знакомую характерную манеру держать его под руку – ее рука свободно лежала у него на локте, а он крепко прижимал ее руку к себе, так что жена тыльной стороной касалась его бока. Прежде Оливия не противилась и обычно шла рядом с ним, а когда они гуляли наедине, он часто клал руку жене на плечи, а та обнимала его за талию.

– Твои кудри, Лив, служат мне мягкой подушкой, – часто говорил Марк и иногда, положив щеку ей на макушку, громко храпел, а она смеялась и поддразнивала его.

Сейчас Оливия тоже не стала противиться. Она надеялась избежать воспоминаний и сравнений, избежать всего, кроме чисто деловых разговоров, но это, безусловно, была несбыточная надежда при том, что дом был полон гостей, с любопытством наблюдавших за ними, а длительность ее пребывания здесь была совершенно неопределенной. И при том, что сейчас было лето. Лето в Клифтоне. Поток воспоминаний все-таки захлестнул Оливию, и ею овладела ностальгия. Марк, О, Марк.

– Так что ты думаешь? – спросил граф, нарушив молчание.

– О Софии и Фрэнсисе? Она слишком молода, Маркус, почти ребенок, ей всего восемнадцать лет.

– Да, – согласился он, и они оба вспомнили еще более юные создания, которые девятнадцать лет назад настояли на свадьбе.

– София ничего не знает ни о людях, ни о жизни, – продолжала Оливия. – Она лишь год назад окончила школу, все время жила со мной в провинции и уехала только после Рождества. Разве она может быть готова к семейной жизни?

– Вряд ли.

– Я догадываюсь, как это произошло. Она попала в водоворот светских приемов, ослепленная их блеском, встретила лорда Фрэнсиса впервые с тех пор, как они оба вышли из детского возраста, и влюбилась в него. Это было неминуемо – он очень красивый и обаятельный юноша. Но она не знает, каков тот мир, в котором ей предстоит жить. Она не понимает, что их любовь, возможно, будет недолгой.

– Да, – снова согласился граф.

– Мне известно, как это бывает, я знаю, что чувствует дочь.

«Потому что все происходит точно так же, как происходило со мной», – Оливия не произнесла этих слов, да в этом и не было необходимости – они почти осязаемо висели в воздухе.

– Да. Значит, ты согласна, что мы не должны одобрить помолвку?

– О да. Да.

– Это будет совсем непросто. Молодые люди опьянены друг другом, а ты знаешь, какой упрямой может быть София. Я всегда по возможности старался не перечить ей, но, к сожалению, временами девочка становилась неуправляемой. Тебе лучше удавалось находить с ней общий язык, Оливия.

– Да, ты всегда ее прощал, Маркус. Возможно, боялся лишиться ее любви. А я обычно отстаивала свой взгляд на вещи и отказывалась слепо идти у нее на поводу.

– Я мало видел ее и не оставлял у себя надолго, чувствуя, что она нужна своей матери гораздо больше, чем отцу. И всегда думал о том, что ты скучаешь по ней.

– Да, я всегда скучала. О, Маркус, посмотри на них. Они поглощены друг другом…

В этот момент София и Фрэнсис шли, обратив взгляды друг на друга, и в лунном свете на лице молодого человека можно было прочесть выражение нежности и влюбленности. На какое-то мгновение Оливии показалось, что он собирается поцеловать ее дочь, но Фрэнсис отвернулся, и молодые люди зашагали дальше, глядя перед собой.

– Клянусь, – почти злобно пробормотал граф, – он пожалеет, если придвинется еще хоть на дюйм.

– Маркус, неужели Фрэнсис действительно такой беспутный, как ты описал его? Он производит приятное впечатление.

– Насколько мне известно, ничего особо порочного за ним не числится. Говорят, он слишком увлекается азартными играми и участвует во многих дерзких проделках. Например, заключает пари, кто победит в скачках на двуколках до Брайтона или кто за один вечер обойдет больше лондонских таверн и выпьет больше пинт пива, прежде чем напьется до бесчувствия. И еще он слишком много времени проводит за кулисами театров. Но здесь нет ничего такого, что, по всей вероятности, не: уйдет с возрастом. Ему ведь всего двадцать два.