Приехала комиссия, и словно в сказке, нашу стенгазету признали самой лучшей на конкурсе "За здоровый образ жизни". Позднее директор похвалил меня и, дыша на меня перегаром, спросил, как моя фамилия. Этим он поставил меня в неловкое положение - он-то хотел мне грамоту выписать, а я ведь обманным путем в лагерь то попала. Короче, решила я назвать фамилию и имя моей сестры. Директор сказал:
-Молодец, Таня. На закрытии смены вручим тебе грамот и лишнюю связку конфет!
Насчет конфет он не шутил - сладости нам вручали так: каждую конфетку нанизывали, как в ожерелье, на веревку, а потом надевали на шею, как олимпийские медали. Конфеты были убогие - назывались то ли "Театральными", то ли "Премьерой" - а я такие терпеть не могла.
Заветный барабан
Я же все стремилась к совей заветной цели - постучать по барабану. Поскольку в творческой башенке меня уже многие знали, то и многое доверяли. Я могла оставаться одна в "рисовальной" комнате, могла давать задание другим ребятам, приходившим сюда создавать поделки.
А тут будто бы дело случая - директор прямо на одном из столов оставил связку ключей. Он сам ремонтировал у стола ножку, а ключи ему в кармане брюк мешали, когда он приседал с молотком. Ну вот она, мечта сбывается! Но как быть? Ведь если просто взять ключи и пойти на второй этаж открыть дверь, где лежали музыкальные инструменты, включая барабан, то меня бы поймали за этим делом. Директор вот-вот может вернуться, спохватившись, что у него пропала целая связка ключей. Я проявила имеющиеся у меня комбинаторские способности. Я побежала наверх и быстро открыла ключом "музыкалку". Какой ключ подходил - я знала, потому что при мне директор давал вожатому связку, выделяя из него самый большой, похожий на продолговатый крест ключик. И я этот ключ запомнила!
В рисовалке было несколько пацанов и девочка, которые видели, что я взяла связку. Но я то взяла ее не украдкой, а демонстративно, сообщив громко: "Надо догнать директора и отдать ему ключи, а то беспокоиться будет". Но сама побежала на ватных ногах, будто совершая страшное преступление, наверх. Немного под ложечкой сосало и очень хотелось воды, но я терпела. Я быстро нужным ключом открыла музыкалку. Потом сильно прижала дверь и пулей побежала вниз - на крыльцо, к которому уже подходил озабоченный пропажей директор. Я ему торжественно вручила ключи, сказав, что он забыл его на столе в "рисовалке".
- Ой, спасибо, девочка Таня, какая ты растешь ответственная. Настоящая пионерка!
А я, сдерживая дыхание, когда директор вернулся, присела в коридорчике башенке и стала отдыхиваться. Отдышалась и побежала вверх, убедившись, что на пути никого нет - ни к крыльцу никто не подходил, ни по лестнице никто не поднимался. Затаив дыхание, я стрелой пустилась на второй этаж. Толкнула ранее открытую мной дверь и стала искать глазами барабан. Не могла его найти. Ну, где же он? Где? Я чуть не заплакала, и тут под скатертью я его нащупала.
Не открывала, а сначала радовалась, что могу к нему прикасаться. Потом обняла его, как будто это был человек. Наконец, скинула скатерть и вот он - беленький, с красно-золотым ободком. Палочки были рядом, причем небрежно брошенные.
Я начала стучать - тихонько. Один раз, второй и стала с каждым ударом осознавать, что мне этот звук уже не нравится.
Издали раньше этот волшебный звук мне казался протяжным, а когда стала сама стучать, то были совсем неприятные мне звуки, которые меня раздражали. Я решила, что я не так, как надо его держу. Тогда я вспомнила, как надевал ремень вожатый, как он брал палочки в руки - и скопировала его манеры. Начала играть как бы отстранено, нежно ударяя палочками по барабану. Нет, мне ничего из этого не нравилось. Я была разочарована. Я уже не могла себя понять - о чем же я мечтала, какие звуки хотела слышать? Цели я достигла, но эта цель была мне уже неинтересна.
И надо было столько дней мучиться, мечтать, а сама мечта - пустой звук, как, впрочем, и сам барабан! Все желание играть на нем сразу же исчезло.
Так бывает в жизни - думаешь о чем-то, а мечта на самом деле оказывается пшиком. Вышла я совсем раздосадованная - посидела на корточках возле двери и стала спускаться.
Бетонный дядя...Ленин
Навстречу мне попался вожатый. Я же ткнула ему пальцем в грудь и сказала: "Почему за инструментами не следите? Почему у вас дверью в музыкальную комнату открыта? Мне мальчишки сказали, я не поверила, что дверь открыта. Я поднялась - действительно открыта. Пойду директору скажу". И театрально сделала шаг вперед.
Тут вожатый, который сначала хотел меня отругать, наоборот, стал со мной удивительно вежлив, говоря: "Не надо звать директора, это я, наверное, забыл закрыть!" А потом сказал: "А хочешь, я тебе покажу, как на барабане играть и даже дам в него постучать?" Я же усмехнулась и сказала: "А зачем мне это надо? Ерунда какая-то!" И быстро сбежала по лестнице, а вожатый смотрел мне вслед и не понимал, почему я стала так равнодушна к барабану. Но не успела я выйти из башенки, как двое старших ребят поднялись наверх, и я услышала какие-то крики, падения. Эти двое, говоря друг другу "Больше стучать на нас не будет, что мы пьем" снова сбежали, а вслед за ними с порванным барабаном на шее, как в ожерелье, спускался поколоченный вожатый. Ему было лет семнадцать, но сейчас он походил в своей смятой пилотке и в порванной рубашке на грустного гномика.
- Да что же это такое, - подбежал вскоре директор, - опять барабан порвали. Снова заказывать, да это рок какой-то! А ты куда смотрел, убожество? Будешь теперь на закрытии смены на баяне играть, раз такое дело. Копец барабану!
И директор, разводя руками, все шел и разговаривал сам с собой.
Утром, после обеда я решила сбегать к бассейну - рассчитывала там увидеть дядю Колю. Но еще издалека приметила странную бетонную скульптуру. Неужели на конец смены решили памятник бассейну поставить? Из широких ворот выходил с представителем комиссии - с дамой, красиво одетой и в больших очках, директор - он впервые за все время был в белой выглаженной рубашке и побритый как куриное яйцо.
И тут директор распинаясь перед дамой, обратил внимание на скульптуру. Лицо его тут же перекосилось. И дама из комиссии, которая приехала на завершение смены тоже замерла. Она воскликнула "Какая красота! Это памятник Ленину!", глядя, что одна рука, как и у вождя мирового пролетариата была обращена вперед - в данном случае в сторону большой трещины, делящей бассейн напополам.
Директор шел следом за спешащей к памятнику дамой, и видно было, как у него краснело перекошенное лицо. Он признал в скульптуре грузчика - дядю Колю и бурчал себе под нос: "Вот диссидент, я тебя в психушку сдам, клоун из погорелого театра!"
Как дядя Коля облил себя бетонной массой, кто ему в этом помог - неизвестно, но бетон уже присох к одежде - открытым было только лицо, да и то в тесном бетонном ободке глаза были видны только наполовину. Эдакая тощая фигура в бетоне. Дама, видно подслеповатая, раз очки у нее были с толстыми стеклами, подошла ближе и стала разглядывать скульптуру. Дядя Коля молчал, но когда она дотронулась до его поднятой руки, он ею дернул и напугал женщину.
- Так он живой?
А скульптура произнесла:
- Ленин - он всегда живой!
Тут женщина упала в обморок. Директор толкнул дядю Колю, но тот стоял как оловянный солдатик на самой кромке пустого бассейна - согнать директору грузчика-Ленина не удалось, а вот измазать свою белоснежную и хорошо выглаженную рубашку удалось.
В сторону бассейна бежали две поварихи. Директор приказал им как можно быстрее унести забетонированную фигуру дяди Коли - поварихи не смогли обувь оторвать от кромки. Они вытащили ноги дяди Коли из стоптанных сандалий. И понесли его как мешок картошки, боясь испачкаться.
