Дедушка не любил, если бабуля даже раз в неделю выпивала, стараясь это делать незаметно, прямо над раковиной "хапнет" кружку своего домашнего пива-бражки и отправляется либо на рынок лучком-чесночком торговать, либо на дачу грядки полоть.
Завещание в день землетрясения
Дедушка никуда из квартиры не выходил - он был непоколебим, его не пугало никакое радио и угрозы, что пятиэтажки могут разрушиться и даже уйти под землю. Он садился на лоджии курить выращенный на своем огороде табак.
Листья табака сушились с ним рядом - на коричневых подносах, которые бабушка по дешевке купила у одной кухрабочей.
Дедушка сам с собой разговаривал:
- Надо же, землетрясение! И чего народ дрессируют?
А все это столпотворение во дворах было, действительно больше похоже на съемку фильма "Конец света". Люди даже хрусталь в коробках выносили.
В этот день повышалась нагрузка у нотариусов, которые строчили всякие завещания и дарственные, а еще у скорой помощи. Потому что у людей, особенно у пожилых, подскакивало давление, начинались сердечные приступы. Находились на улице под палящим солнцем часа четыре, потом людям это надоедало, и самые смелые начинали расходиться по домам, таща обратно за собой холодильники, телевизоры, так и не пригодившиеся на том свете.
В такие "чемоданные периоды" все друг о друге больше узнавали - у кого какие богатства в доме, у кого какие на самом деле взаимоотношения с родными. Вроде бы, землетрясение, все рухнет, все умрет, а вон два сына везут свою мать на инвалидной коляске к нотариусу, чтобы она им чего-то там переписала. В такие экстремальные часы так было страшно на всю эту "буффонаду" смотреть со стороны.
А я бегала по двору, напоминавшему большой железнодорожный вокзал, в футболке и брючках, равно как и другие нормальные дети (маменьких дочек и сыночков одевали как будто они собирались ехать даже не в мое национальное село Гижигу, а в Антарктиду - в шарфы, теплые шапки, валенки). Я тогда мысленно просила только об одном, чтобы землетрясение было как можно позже, ведь хотела успеть побольше поиграть в бадминтон - в игру, которая тогда была очень среди нас, подростков, модной.
Но все это происходило с нами - и распад СССР, и "репетиции" землетрясения, хотя и без последних земля у многих граждан уходила из под ног! А стихия будто бы "подсказывала", что не сладко в стране будет, что будет вас, люди, трясти и трясти, даже если шкала Рихтера здесь будет совсем не при чем. Но, что интересно, после таких "шоу" люди начинали больше радоваться жизни
Все судачили, собираясь во дворах и ожидая страшных толчков, рисовали словесные картины: как дома могут рухнуть, словно в Ашхабаде в 1948 году (об Армении, Ленинакане, Спитаке никто тогда еще не думал, потому что случилось там страшное землетрясение в декабре следующего - 1988 года), и тысячи людей могут погибнуть, а потом переводили тему на оптимизм: может, Бог пронесет?
Такие "дрессировки", как я сейчас думаю, может, это были своего рода "отвлекающие маневры" со стороны власти? Чтобы люди не циклились на то, что Советскому Союзу потихоньку приходит как при землетрясении "трах-тарарах". А тут человек попал в экстремальную ситуацию, и обрадовался: "Надо же, пронесло, не случилось конца света. Еще поживем, в холоде и недостатках, но ведь живы!".
И люди радовались, как после сеансов Кашпировского и Чумака, которые чуть позже начнут окучивать пластилиновые мозги многих граждан...
Наступил сентябрь 1987 года. И я пошла знакомиться с одноклассниками, поскольку была новичком. Это всегда было трудно, но я поняла, что попала в привычную мне хулиганскую стихию и спокойно вздохнула.
"Банда лысого Джека" - именно так, а не иначе называли наш дикий по поведению и выходкам класс.
Классный руководитель с нами не справлялся, особенно с мальчишками-хулиганами, а назвали его Джеком, потому что он преподавал английский язык. Удивительно, но учителя совсем еще были невозмутимы и ни о каких переменах в стране не говорили нам - та же историчка начинала урок с обещаний о "коммунизьме", а химичка испытывала нервы всех приходящих к ней на уроки учеников сеансами "Аве Марии". Они еще доживали в своем привычном мире и прикрывались красным флагом надежды.
После первого сентября мы немного поучились, а потом нас отправили собирать картошку еще на сохранившихся тогда совхозных полях. И совхозы еще пока жили по-старому, занимаясь овощеводством, хотя в 1988 году "паленым" запахло везде - не только в городах, но и в деревнях. Все сложнее становилось работать в привычном ритме, все сильнее у людей выбивалась земля из под ног.
Но нас, молодых ни о чем не спрашивали. Нас и в следующую осень ( уже последнюю, потому что совхозы начинали перестраивать свою жизнь) позвали в помощники. Но лучше бы нас не звали, потому что картошки мы больше закапывали, вредительствовали не хуже колорадских жуков.
Продолжение следует.
.
