ДЕВОЧКА ИЗ КОМУНИЗЬМА

Предисловие

Кто-то говорил, что если начнешь общаться особенно с незнакомым человеком, скажем, в поезде, то обязательно дело дойдет до детства и интересных случаев из него. А порой мне кажется, что вся жизнь - это отражение детства, только где-то в силу возраста проявлений энергии и разума становится больше и разнообразнее, а где-то в силу накопившейся мудрости с чем-то пытаешься расстаться или о чем-то забыть, кого-то забыть, извиниться. Нередко, даже очень взрослому дяде или тете приходится глядеться в зеркало под названием "детство", а для многих уже в старости эти мини-ритуалы становятся потребностью.

Я тоже люблю вспоминать детство, юность, студенчество. Раз, два... и увидишь в зеркале детства какую-то смешную рожицу из прошлого. И эта рожица смахивает на забавный рассказик или даже повесть. И если подворачивается собеседник, так и хочется ему поведать что-то из детства: "А вот знаешь...". И пошло-поехало.

Присаживайтесь, будто вы в поезде, и слушайте мои рассказы из прожитого в период с начала 80-х и до начала 90-х, когда уже было понятно, что СССР распадается навсегда.

Все написанное ниже - чистая правда, какой бы невероятной она вам не показалась.

Равно как и тот факт, что мои мозги не успели "пропитаться" идеологией коммунизма. И все же полностью отрицать то социалистическое время, в котором я пользовалась разными благами и понемножку взрослела, тоже не могу. Иногда я думаю, что я - на сегодняшний день журналист с двадцатилетним стажем - остаюсь все той же девочкой из СССР со своей забавной прической под "горшок", раскосыми глазами с по-прежнему детским взглядом. И искренне мечтающей о том, что когда-нибудь все люди будут жить счастливо, а деньги, как и понятие "государство" совсем отомрут.

Вы будете жить при коммунизЬме!

Да, получается, я, как и миллионы других детей, родом из СССР. До двенадцати лет жила в Магадане, на краю земли, а потом уехала в "жару", в Казахстан - к дедушке с бабушкой. Пять лет училась на Колыме, а потом резко сменила и школу, и круг друзей.

Хотя отличий в педагогике в годы СССР, разумеется, не было, в каком бы уголке этой необъятной страны не приходилось находиться - хоть на Севере, хоть, как у меня потом получилось - на Востоке, когда я приехала в Казахстан. Какая разница? Тем более, что училась я в русскоязычном райцентре (где казахов было гораздо меньше, чем славян и немцев, сосланных сюда в свое время, а в моем новом классе даже немцев было чуть ли ни полкласса и только всего два казаха), неподалеку от границы с Россией, в образцовой советской школе, в холле которой висел плакат с Лениным и строчками: "Учиться, учиться, учиться...".

Это уже в годы перестройки мне сказали, что речь шла об учебе коммунизму, но нам, тогдашним детям, эту агитфразу представляли, как указание на старательное постижение школьной программы. И учителя были сплошные морализаторы, которым нравилось не только учить, но и воспитывать нас, несовершеннолетних недоучек и хулиганов.

Родилась я в "застойном" (а для кого-то поди и "отстойном") 1975 году, в обычной пролетарской семье (папа - водитель торговой базы, мама - повар школьной столовой), со стандартным для колымчан-работяг жизненным уровнем, который был в силу суровых климатических условий, а соответственно северных коэффициентов и надбавок, немного выше материковского, и с привычными жизненными правилами, главными из которых было любить Родину, слушаться старших и верить в светлое будущее.

Помню, в 1987 году наша учительница истории каждый урок начинала чуть ли ни с молитвы, причем, величественно, поднимая как Ленин руку вдаль и едва удерживаясь под собственным грузным весом на высоченных каблуках, скривившихся, как две ливерные сосиски:

- Дети, вы счастливые! Вы будете жить при коммунизЬме!

Именно смягчала она букву "з", добавляя в нее, будто сахарной пудры просто огромного размера мягкий знак.

И на некоторое время она замолкала, а потом уже совершенно другим, диким голосом говорила:

- Так, к доске пойдет...

"Коммунизм" - как сладко, как нежно смакуя, она произносила это слово, будто шоколадку или пирожное. Так и хотелось это слово, как вкусность, проглотить. Тем более, что в мое детство (где-то с шестого класса) уже начинался дефицит разных продуктов, включая сладости.

Слава богу, на мои мозги никакой коммунизм не "прилип" - мозги сами по себе отторгали этот суррогат, который пытались произвести в советском обществе.

Однажды учительница, также начиная свой урок с заветной фразы и стоя в тех же самых черных и начищенных до блеска сапогах с высоченными каблуками, не успела ничего сказать. Одна из сосисок-каблуков так напряглась под ее весом, что лопнула, и вместе с хозяйкой упала на пол. Громче всех ржали, разумеется, мальчишки. Все опешили, никто даже не подбежал руку подать. Учительница, встав с колен, расстегнула молнию сапога, резко сняла его, причем вместе с растянутым коричневым чулком, и окинув взглядом наши смеющиеся рожицы, все равно произнесла свою великую фразу: "Дети, вы будете жить при комунизьме!" Только потом с еще большей гордостью добавила: "Хотя вы, как раз, этого недостойны!". И, хромая, вышла из класса с одной босой ногой, таща за собой требующий починки сапог, из которого волочился по полу чулок.

Ладно, учительница истории - непревзойденная актриса. Но, глядя на каждого учителя вообще, я испытывала ощущение, что учусь не просто в обычной общеобразовательной школе, хоть и состязающейся в нашем райцентре за передовые показатели, а в каком-то филиале "Щуки".

И розовые панталоны

У нас был такой идиотский предмет - этика семейной жизни. К счастью, просуществовал он недолго. Преподавательница этого урока, тоже грузная и лет пятидесяти (в таком же примерно возрасте была и "историчка"), начинала свои сорок пять минут с декламации стихов любимых советских поэтов. Причем, в жгучей экзальтации этой делала.

Она обязательно вставала на стул, словно девочка, читающая новогодние стишки, и расправляя как птица свой цветастый огромный платок, превращалась в летящую ворону - и кричала, кричала.

Например, она взахлеб цитировала Николая Заболоцкого, вставая на стул: "Душа обязана трудиться и день, и ночь\\ Гони ее от дома к дому\\ Тащи с этапа на этап\\ По пустырю, по бурелому\\ Через сугроб..."

Тут она переводила дыхание, набирала воздуха в легкие и снова истошно взревывала: "Не разрешай ей спать в постели\\ При свете утренней звезды..."

Когда она читала Александра Твардовского, то встать на стул ей было мало - она заскакивала еще и на стол. "Вася Теркин - мой герой\\ А всего иного пуще\\ Не прожить наверняка\\ Он, как он, Василий Теркин, Встал живой,- добрался вплавь\\ Гладкий, голый, как из бани\\ И родная сторона..."