Карел пошел по улице, разглядывая прохожих. Домой идти не хотелось. Там отец, безработный, пьяный и злой, как скорпион, которому ни разу в жизни не удалось никого укусить. И мать, угрюмая и жадная. И тоже всегда пьяная. А трезвая, она, чуть что, грозится бросить все и уйти в "Надежду". Только никуда она не пойдет. Того, что она зарабатывает, хватает только на то, чтобы сводить концы с концами. А для "Надежды" нужно в десять раз больше. Если бы у Карела были такие деньги, только бы его здесь и видели. Карел представил себе мир, который бы он выбрал, окажись у него нужная сумма.

Интересно, согласилась бы Тина уйти с ним? Он никогда ее не спрашивал. Но он мог часами рассказывать ей о "своем" мире. Она очень правильно слушала, не перебивая и не добавляя чего-то от себя. Ведь это был его мир. А Тина совсем-совсем другая. Вряд ли ей подойдет это. Жаль, если придется расстаться с ней. У нее такие чудесные светлые-светлые серые глаза. И кожа такая тонкая, прозрачная. И что она выдумала эту свою преграду? Она так чудно говорит об этом. А может... Да нет, чушь это. Не может такого быть, чтобы только у нее одной существовала такая оболочка. Неснимаемая, непроницаемая, сплошная оболочка, которую никто не видит. И которая то уплотняется, то, наоборот, становится тоньше. Как сегодня. Дурак он! Надо было подыграть ей, сказать, что эту ее чертову преграду можно утончить еще больше. И тогда... Да нет, Тина чокнутая. Пожалуй, ей лучше в этой ее оболочке.

Другое дело, надо наконец решиться и попросить у нее денег. У них в семье это не проблема, раз уже третий человек "уехал", как она говорит. Вот глупцы! Имеют деньги и не пользуются ими. На их бы месте он собрал бы всех и сказал: пусть каждый выберет себе мир по душе и айда все, кто куда захочет. Зачем Тине сидеть в этой своей оболочке? Ведь она так и просидит всю свою жизнь. Решено. Завтра же он спросит ее, может ли она достать денег.

- Эй, Карел!

Чичи. Жирный урод! И чего он вечно лезет к нему?

- Чего тебе?

- А где твоя чокнутая?

- Не твое собачье.

- Поцапались?

- Отвали.

- А я знаю, почему она такая.

- Какая?

- По ней психушка плачет. За ней в месяц раз из дурдома приезжают. У ее пахана денег куры не клюют. Он им платит, чтоб они ее не забирали. Думает, они ее вылечат. Только, я слышал, они уехать хотят. А здесь все бросить.

У Карела перехватило дыхание.

- Как это уехать? Куда?

- А я знаю?

- Тогда нечего и трепаться.

- Я не вру. Я все сам слышал.

- Когда? Где?

- Августо рассказывал Крученому Болту.

- Эти вирты? Что они могут знать?

- Вирты все знают. У них между собой такая особая связь.

- А какое это имеет отношение к Тине?

- Так ейный папаша был у них самым главным.

- Врешь! Разве они из виртов?

- Нет, он у них был за главаря, когда они, это... ну, права качали.

- Так это ж давно было.

- Ну да. Тина тогда была совсем пацанкой. И он ее взял с собой, ну, туда, где они собирались. У виртов в гетто. А наши пронюхали и устроили налет. Этому ее папахену чуть башку не оторвали.

- А Тина?

- А про Тину сначала все забыли. А когда нашли, смотрят, а она уже чокнутая.

- И что?

- Ничего. Доктор стал приезжать из дурдома, я уже говорил. А ты как с ней?

- Никак. Пошел к черту!

- Да я так, спросил просто. Она совсем ничего. Только худая очень. Ну ладно, я пойду.

- Постой.

- Ну?

- А ты сам видел у них деньги?

- Откуда? Я у них никогда не был. Я только слышал.

- От виртов?

- Да.

- Тогда пойдем туда.

- К виртам?

- Да.

- Ты же с ними никогда не водился.

- Ну и что?

- А то, что они с тобой говорить не станут. Они все знают, кто как к ним относится.

- Ты пойдешь или нет?

- А что я за это получу?

- Слушай, Чичи, я твою жирную вонючую задницу...

- Сам ты вонючий!

- Я тебя!

- Ну, давай, давай, попробуй!

- Жирная свинья!

В лицо Карелу полетел комок грязи. Взревев, он сжал кулаки и бросился на приятеля.

Ресторанчик пользовался странной славой. Говорили, что там собирается особая публика. Виртуальная элита. Из реальных допускались только короли богемы и денежные мешки из тех, кто ни разу не запятнал себя в антивиртуальных акциях. Там заключались большие сделки и вообще делались интересные дела. А однажды ресторанчик посетил сам Президент. Однако на следующий день виртофобы подняли такой шум, что во всех газетах появились опровержения, а по ТВ целую неделю показывали актера, отдаленно напоминающего Президента, внушая публике, что именно его и видели в кабаке у виртов. После этого несколько знаменитостей подписали открытое письмо, где говорилось, что им стыдно за своего Президента, но поле битвы осталось за виртофобами. Правда, популярность ресторана и его притягательность для туристов и папарацци от всего этого только увеличилась.

Находился ресторан на тихенькой улице, которая начиналась в Старом городе, но, попетляв, вливалась в квартал, некогда бывший виртуальным гетто. То есть, ровнешенько на границе двух миров. И назывался он подходяще - "Семь Виртуозов". Мэтт когда-то пытался дознаться, кто они такие, эти семь виртуозов, но Шелл О'Лири, его владелец, кося узкими, приподнятыми к вискам, всегда настороженными глазами виртуала, только повторял, что он очень любит музыку. Мэтт ему верил. Это укладывалось в теорию, с которой Мэтт носился уже второй год, тщетно пытаясь привлечь внимание широкой общественности. Теория была проста, изобиловала фактами и настолько очевидно обещала скорый конец света, что Мэтт поражался, почему этого никто не понимает. Никто, кроме него.

Суть ее сводилась к тому, что виртуалы во всех частях света предпочитают старую культуру реального мира. Они изучают искусство, скупают книги, картины, фильмы, причем не только раритеты, но и современные произведения, если те отвечают канонам настоящего искусства. Деньги для них не проблема, так как, в этом Мэтт был уверен, за всем этим стоит их тайный интервиртуальный синдикат, который действует по четкому продуманному плану. Цель этого плана - вытеснить реальных людей, захватив их место в мире. Вернее, постепенно занимая все места. Они уже сейчас получают образование по старинной системе, в то время как реальные люди обучаются по стандартным методикам, готовящим усредненных, лишенных индивидуальности полуавтоматов, которые любят не музыку, а ритм, не кино, а клипы, почти не умеют читать, а думать не умеют вовсе. Ясно, что реальные, у которых сейчас только одно преимущество - происхождение, - скоро потеряют все. Им останется только одно - бежать из собственного мира в искусственный, то есть проиграть великую битву за жизнь.

Мэтт не мог думать об этом спокойно, но когда он делился своими страхами с кем-то еще, то очередной интеллектуал только хмыкал и изрекал нечто вроде "Этот мир не может стать еще безумнее" или "А вы уверены, что это уже не произошло?", или еще похуже "А ты можешь доказать, что ты сам не виртухай?".

Мэтт почти отчаялся заинтересовать кого-либо из серьезных людей своей теорией, но пока еще держался, еженедельно печатая несколько статей под разными псевдонимами. Как ни странно, но виртуалы не считали его своим врагом. Напротив, он всегда получал персональные приглашения на все мероприятия в виртуальной среде. В первую очередь, это объяснялось, конечно, тем, что Мэтт никогда не связывался с виртофобами. Но дело было не только в этом. Виртуалы ценили его за то, что он видел в них реальную угрозу своему миру, то есть воспринимал их всерьез. И это, несмотря на то, что они знали о его инстинктивной физиологической неприязни к ним. Последнего Мэтт стыдился, но ничего не мог с собой поделать. Даже сейчас, стоя на пороге "Семи Виртуозов", он внутренне ежился, готовя себя к его специфической атмосфере.