– Эй, смотри куда идешь!

Юноша едва успел прыгнуть в сторону, увернувшись от встречной телеги.

– Вся молодежь такая, старина Рабье! – толстяк кряхтя слезал с повозки, – вот только драку разогнал, и хоть бы устыдился кто!

Эймар опустил голову и поспешил скрыться в соседней каруджи. Остановился, прислушался. Старина Рабье пробубнил что-то невнятное, но сочувственное, и толстяк снова взялся жаловаться. И жена хворает, и дочь непутевая, была одна надежда на старшенькую, и то… Толстяк замолчал на полуслове. Повисла неловкая пауза. Старина Рабье скомкано попрощался, заскрипели колеса удаляющейся телеги.

Юноша осторожно выглянул из укрытия – лицо толстяка осунулось, глуповатые глаза затопила боль. Эймар вдруг забыл, что час назад хотел проучить зануду, теперь того было по-настоящему жаль.

– Отец, отец, почему так долго? Что-то случилось?

Будь он мертвым, и тогда бы узнал этот голос.

Девушка со светлыми, как пшеница, волосами подбежала к толстяку, подхватила под руку.

– Все хорошо, Брайда, дукэ доволен.

Толстяк старался говорить весомо и строго, но получалось не очень убедительно, слишком дрожал голос.

– Ох, повозку распрячь… – толстяк было развернулся, но дочь его остановила.

– Я сделаю, отец, иди в дом.

Сгорбленная спина скрылась за дверью. Девушка ловко перехватила узду, повела лошадей на задний двор.

Эймар вжался в стену.

Теперь он знает ее имя: Брайда. Осталось сделать всего лишь шаг, но это оказалось неимоверно сложно… Юноша нащупал в кармане лепесток, глотнул воздуха и вышел навстречу.

Удивленно распахнулись зеленые глаза.

«Не узнала» – обреченно подумал Эймар. Что ж, тогда надо развернуться и с достоинством уйти.

Но девушка улыбнулась. Не отпрянула, как тогда в Баккарассе, напротив – потянулась к нему. Юноша растерялся – все оказалось так просто, а он, дурак, готовился к бою.

– Нашел! Нашел! Я уж думала, улицу забыл, или не расслышал, там такая толпа была!

Эймар спохватился, неловко выудил из кармана лепесток, протянул девушке.

– Вот, я хотел розу, но не получилось… целиком…

Кош, какую чушь он несет!

Брайда молчала, стояла неподвижно. «Обиделась, разозлилась?» – все гадал Эймар, не решаясь поднять голову. Но когда осмелился, забыл обо всем. Глаза девушки сверкали звездочками, а на ладони живым зверьком дрожал лепесток.

Только свободный пройдет рубежи, ибо не увидит их…

Анабелла облизала пересохшие губы, оторвала ногу от скользкого камня и нащупала впереди новую опору. Замерла, рывком перенесла вес.

Пройдет рубежи, ибо не увидит их…

Капля со свода угодила на макушку, и саламанкеро неловко качнулась. Представила, как соскальзывает в чернильную воду подземной реки, течение бьет ее о камни, крутит воронкой, тянет вниз…

Она медленно разогнулась.

Еще не так давно слова Лукена, наспех нацарапанные на подвальной плите, казались верхом нелепости. Анабеллу с детства учили не просто видеть препятствия, а подмечать любые мелочи, сопоставлять их, делать выводы – чтобы предусмотреть последствия, рассчитать единственно правильный момент, повернуть ход судеб в «нужную» сторону.

Если границы есть, какой толк их не признавать и разбивать голову о глухую стену? Это трудно понять, сидя в уютном кресле рядом с растопленным камином. И бегая по Соккело. И выполняя заказы дукэ. Зато подземелье сшибало сомнения напрочь.

Когда не разглядеть собственных рук, когда шум реки топит все звуки и нет точки опоры, порожденные воображением рубежи становятся ярче яви. Она только что пережила это, представляя, как воды смыкаются над головой. Анабелла будто и впрямь захлебнулась, почувствовала, как зашлись болью обожженные водой легкие.

На сегодня хватит!

Женщина развернулась, мысленно воссоздала пройденный путь, сосредоточенно пошла назад.

Подземная река отыскалась летом. Случайно. Если вообще в этом мире есть место случайности.

Окончилась торжественная часть приема, Анабелла с апломбом отыграла роль загадочной дивы для гостей дукэ, спустилась в сад и оттуда – в старый парк. Голова раскалывалась – светские беседы, как слоеные пироги с двойными, тройными коржами-смыслами, вызывали тошноту, скулы сводило от прилипшей к лицу вежливой улыбки.

Во время прогулки она споткнулась о торчащее в земле металлическое кольцо, потянула на себя – поросшая травой плита нехотя открыла черный проем. Пахнуло сыростью, холод лизнул руку. Анабелла помедлила, но возвращаться на торжественный прием не хотелось, и она нащупала ногой волглую ступеньку.

Однако наведаться во дворец пришлось, и не один раз – сперва за фонарем, потом за факелом, лучиной. Все без толку. Стоило поставить ногу на последнюю ступеньку, как любой источник света гас, и дальше приходилось идти в кромешней тьме.

Было то естественным явлением или проделками Лукена, никто теперь уже не скажет. Прядильщик не оставил никаких записей, кроме одной – увековеченной на подвальной плите.

Саламанкеро навещала подземелье каждый день, привыкая передвигаться в кромешней темноте. Добавляла новые шаги к изведанной территории. Через месяц таких вылазок Анабелла дошла до берега подземной реки. Через два – ступила на камни в воду. Ноги постоянно соскальзывали, но Анабелла твердо решила – она должна добраться до другого берега. Интересно, дошел ли туда Лукен? А может, погиб в дороге, или сгинул в Непознанном, как Отступник?..

Ступеньки – наконец-то! Женщина поспешно выбралась на поверхность, поглубже закуталась в плащ, прячась от надоевших за зиму снежных хлопьев.

Отступник хотел всего лишь спасти свой дом, но получилось, что дал прядильщикам бессмысленную свободу. А чего хотел Лукен? Чего хочет Чужак? Анабелла усмехнулась. Когда-нибудь она докопается до истины, если та вообще существует.

Не видеть рубежи – ладно. Но как отказаться от желания познать препятствие? Ведь это самый простой способ его преодолеть. Отступник первым взялся препарировать послания звезд, искать в них человеческий смысл. До него саламанкеро следовали пути нити, всецело подчиняясь Кош. У звезды не было других рук, кроме рук прядильщиков. Когда судьбе сопротивлялись или обманом предотвращали ее, мастера восстанавливали гармонию нитей жизни.

Если Кош хотела передать свою волю, на запястьях саламанкеро появлялись мерцающие знаки, подобно нити обвивая руку, они указывали единственно верный путь. Еще неизвестно, что было проще – подчиниться чужой воле или остаться верным своей прихоти. Лица древних на фресках старинного храма Альберы не выглядели ни праздными, ни пустыми.

Нынешние прядильщики почти лишены подсказок. Осталась только едва заметная нить, которую видит мастер, если сам находит верный путь. Кош перестала помогать им, и знаки исчезли с запястий с тех пор, как Отступник вышел из прадерева в Непознанное. Теперь татуировки на запястьях ставил Чужак, когда саламанкеро проходил посвящение. Но что значило его клеймо по сравнению с откровением звезды?..

Плита послушно легла на место. Женщина забросала ее снегом, прочитала охранные ритмы – дабы не искушать Дамиана. Необычное подземелье, скорее всего, вызовет у дукэ интерес. А вот этого Анабелле хотелось меньше всего. Прежде она должна разгадать шараду Лукена. Сейчас это казалось важным для всех – Аторе, Альберы, гильдии. Что-то саламанкеро не понимают. А старый прядильщик разобрался и оставил подсказку.

В сумерках припорошенный снегом парк походил на огромный вымерший тоннель.

Женщина ускорила шаг – ей просто необходим плотный ужин и жарко растопленный камин. Благо, гостеприимство дукэ безупречно. У него отлично получались золотые клетки, и Анабелла собиралась этим воспользоваться.

В холле встретился Дрэго, по обыкновению учтиво поклонился, а заодно обшарил взглядом с головы до ног. Следил? Вряд ли у старика хватит прыти. Анабелла подхватила намокший подол плаща, ступила на лестницу, не торопясь пошла наверх.